СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Борис Херсонский

ВЫБРАТЬСЯ ИЗ ФИЛЬМА

16-01-2010







*
Положение поэзии в современном постсоветском мире, включая эмигрантские анклавы, боюсь, никому не нравится, а самим поэтам - прежде всего, хотя по разным причинам. Название известной пьесы Э. Радзинского"Она в отсутствие любви и смерти" можно перефразировать: "Поэзия в отсутствие читателя, редактора, критика и (что важно) корректора. Вакуум порождает безграничную свободу в эксперименте, игре. Из этой игры рождается иногда нечто вполне толковое. Я как-то писал (не я один), что общий уровень стихосложения сейчас скорее выше, чем в тех же шестидесятых, включая и диссидентскую лирику. Выше и "разброс по средней". Мне, человеку, как бы сказать, зрелому, нынешний литпроцесс очень интересен, хотя и радует далеко не всегда. В вакууме очень легко двигаться - никакого сопротивления среды. Но невозможно дышать

*
Бытие поэзии всегда двойственно. Поэзия всегда живет внутри себя и для себя. Но и для мира - тоже. Внешний мир имеет дело лишь с наружной оболочкой поэзии, не очень интересуясь тем, что происходит внутри. С другой стороны, и внутренний мир поэзии не предполагает интенсивного контакта с обществом. 2000-е годы характеризуются прогрессирующей интроверсивностью поэзии, ее обращенностью к самой себе. Пожалуй, в силу этого, в глазах внешнего мира она превратилась в безумие подобно тому, как человек, публично говорящий сам с собой, производит на окружающих неизгладимое впечатление.

Впрочем, современность внесла сюда свои коррективы. Сейчас огромное количество людей ходит по улицам, размахивая руками и говоря в пространство. Но они, как выяснилось, нормальны. Это у них мобильные телефоны такие. Это не вербальный галлюциноз, это - техническая цивилизация. Высокие технологии.Так что поэзия - лишь частный случай. Сегодня человек, слушающий музыку, делает все, чтобы эту музыку не слышали другие. В одной маршрутке могут одновременно звучать десять различных мелодий, не пересекаясь: уши заткнуты наушниками внешний мир отключен. Если человек начнет слушать музыку громко, на него начнут шикать. Он мешает другим людям быть наедине с собой.

То же самое и в поэзии. Обращенность к окружающим - заведомо дурной тон. Самый низовой уровень.Стихи к юбилеям и торжественным датам, тексты песенной попсы. Попытка обратиться прямо к читателю ставит поэта в положение маргинала: он и есть маргинал. Он находится на самой периферии поэтического развития и разговаривает с массой, которой, пожалуй, понятнее всего язык маргинала. Более того, поэт, который сегодня хочет обратиться к читателю непосредственно, маргинал вдвойне - он будет отторгнут поэтическим сообществом, интересы и эстетические ценности которого далеки от всякой социальности. С другой стороны,и окружающий мир не пересмотрит свой взгляд на поэта, даже если он будет говорить на языке толпы.


*
Дашевский писал о "дефиците непризнаности". Как по мне, так непризнанность - лежалый товар, который всегда в избытке - хватит на всех. Это перепроизводство непризнанности происходит частично из невостребованности поэзии как жанра (феномен относительно новый у нас, мы с ним еще не свыклись), а также с явным компенсаторным перепроизводством стихов - быть читателем поэзии тяжелый и не всегда благодарный труд. В одной дискуссии кто-то бросил реплику: нужно, чтобы писать стихи было так же дорого, как снимать кино, даже еще дороже. Нужно для чего? В голову приходят термины: малобюджетная баллада, затратная поэма.
*
Быть поэтом - всегда "дорого", особенно если подумать, каков доход был бы от того же креатива вложенного в элементарную коммерцию.Компенсаторное перепроизводство стихов напоминает мне симптомы "горной болезни" - недостаток кислорода порождает повышенное размножение эритроцитов, но от этого повышается вязкость крови и новые неприятности обрушиваются на жителя парнасских высот.

*
Надо, чтобы нас меньше было, шутил Жванецкий, надо чтобы нас меньше было.
Вспоминаю список ушедших за этот год. Нас таки да становится меньше, сказал бы тот же Жванецкий.

*
Культуролог выступала на одном из круглых столов одесского Гоголевского фестиваля. Смысл речи - она бы потребовала, чтобы государство по меньшей мере на десять лет ввело полный мораторий на поэтические тексты и издания, будь на то ее барская воля. Я ее неплохо знаю. Она вообще говорит, что после смерти Пастернака и Заболоцкого поэзии русской нет. Это ее глубокое убеждение.

Для нее ни Окуджавы, ни Бродского, ни Левитанского, ни… ну никого нет. Вот закончилось и закончилось.

*
Порождает перепроизводство поэзии проблемы и у без того вымирающего читателя. Перед ним, ослабевшим и поредевшим, стоит титаническая задача - осуществить выбор из сотен наименований печатной продукции самостоятельно. Никто не спешит ему на помощь. Ситуация напоминает мне старушку-пенсионерку со слабым зрением, которая стоит около избирательной урны с бумажной лентой в руках. Ей предстоит сделать выбор из программ 53 партий, участвующих в гонке буквально не отходя от кассы. Бедная, бедная...

*
Чтение поэзии, увы. превратилось в научное изучение. Читал об этом когда-то в «Нью-Йоркере»: "Поэзия переместилась из сферы развлечения в сферу серьезного университетского образования. Не приходится удивляться, что она умерла по дороге". А профессиональные встречи, о которых идет речь весьма близки к научным конференциям. Как нечто застывшее воспринимаются и стихи гениальных поэтов недавнего прошлого. Пастернака читают? Позвольте усомниться - держу руку на пульсе, я все же университетский преподаватель. Очень сходные наблюдения у моих коллег из других городов. Кенжеев как-то говорил, что он пишет для людей с высшим филологическим образованием... Хоть это и шутка, но сильно сказано!

*
Как говорят комментаторы в футболе – «сильно, но неточно». Знаю я наших одесских филфаковичек. Не станут они читать ни Бахыта, на Цветкова-старшего, ни меня грешного.

*
Почему у графомана больше шансов? А у него глаза горят. А у него - голос заливистый. Он за читателя, между прочим, воюет. Сам я ни на что не жалуюсь. Стихи ведь не для критиков пишутся. Они - оттого что, а не для того чтобы.

*

Попса рулит и дает такой эталон признания, который заведомо недоступен поэту, претендующему на что-то. Наши дискуссии с чисто социологической точки зрения это довольно мелкие разборки у ног Ее Величества Попсы. Попытки как-то с ней сблизиться, которые видны у некоторых коллег выглядят смешными. Дай Бог подняться им до уровня внутренней признанности и сплоченности авторов КСП.
Опыт прошлой и будущей непризнанности и неприкаянности прекрасная почва для писания, для этого важно быть отвергнутым страной, женой, в любом случае - стаей, и почти отчаявшимся, даже в ситуации относительного комфорта поэт готов на лишения, чтобы вернуться в это состояние отверженности.. Лично я благодарен своему городу за то, что он поддерживает меня в этом плодотворном состоянии.

*
Признание и непризнание сегодня есть внутреннее дело литературных сообществ, внутри которых , вокруг каждого пишущего образуется защитная оболочка восхищения ближайшего круга, как оболочка вокруг простейшего. В этой ситуации выигрывает тот, кого оболочка НЕ ЗАЩИЩАЕТ, кто понимает, что река времен в своем стремленье - и далее по тексту.

*
О критериях литературной нормы говорить опасно – заклюют, а то и затопчут. Я как-то получил от юной дамы (она весьма слабый, начинающий поэт, но не без искры) прямо в лоб обвинение в имперском тоталитарном иерархическом мышлении. Я-де сформировался в советскую эпоху и несу в себе все свойства совка. Мыслить нужно, на ее взгляд , плюралистично и субкультурально.
*
Для меня субкультура – это почти субпродукты.

*
Все мои попытки рассказать о том, что образование моего поколения как раз-то и было плюралистичным оказались тщетными. А ведь мы знали толк в античной и средневековой литературе, философии и богословии блаженного Августина и св. Фомы, о.Павла Флоренского и о.Сергия Булгакова, но при случае цитировали Дхаммападу и Дао Децзин. Некоторые неплохо знали латынь – я и теперь более или мене свободно читаю Вульгату.
*
Но это не тот плюрализм, о котором говорила моя собеседница: она имела в виду право самого маленького литературного сообщества иметь свои критерии и свою иерархию. При таком подходе она сама могла считать себя человеком важным и совершенным (только зачем ей это?)
*
Поэзия феодальной раздробленности. Феодальная раздробленность поэзии. Параллельные литературные миры.

*
Параллельные литературные миры опасны, как опасны призраки, даже если их и не существует. Опасны прежде всего на фоне исчезновения референтной группы, экспертного сообщества, читателей, наконец. Одна моя знакомая сказала гениальную фразу: а чем вообще отличаются плохие стихи от хороших? И там, и там - слова... Речь идет о совсем не глупой женщине (ну- не совсем неглупой. но - образование высшее). В этой ситуации шансы найти читателя у графомана не меньшие, чем у серьезного литератора.

Появление же общеупотребительного термина "гениальный графоман" в принципе сделало вопрос "различения" неактуальным.

Сравнение с музыкой, разумеется, возможно. Но сравнивать нужно не попсу и классику, а великолепный оркестр и просто - оркестр средней руки. Многие ли слушатели всерьез способны отличить среднее исполнение незнакомой вещи от гениального? Мой друг, музыкальный критик, ходит на концерты с партитурами, а перед концертом слушает записи произведения, которое собирается прослушать - старается прослушать две-три записи. Говорит, что иначе не поймет замысла дирижера. Я ему верю. потому что и сам очень люблю музыку и только после третьего -четвертого прослушивания записи начинаю "догонять".

*
Существуют стихи, которые нравятся мне, и стихи, которые нравятся другим – писал Гаспаров. В смысле - все хорошо и все относительно. Все относительно хорошо. Людей неинтересных в мире нет. Нет и плохих стихов.

*
Нет и хороших, получается.
*

В условии неразличения уровня - участие в фестивалях, грамоты и премии, писательские удостоверения играют едва ли не решающую роль в общественном восприятии пишущего. Чрезмерный же выпуск грамоток и удостоверений ведет к тому же, что и чрезмерный выпуск денежной массы - инфляция и девальвация.

Профессиональное сообщество прекрасно различает, скажем, фестиваль в Лондоне (никогда туда не поеду!) и фестиваль "Литература осенью" в Вене. Но для журналиста разницы нет никакой. А для туриста - Лондон даже лучше.

И еще - графоманические сообщества значительно сплоченнее профессиональных и весьма агрессивны. Так было во все времена...

*
В "рулении попсы" есть один очень важный аспект. Это концепция постоянной смены кадра с частотой, которая не позволяет глазу увидеть дискретность. Нужно открывать и гасить звезды. Неважно, что вновь открытые не удержатся на попсовом Олимпе слишком долго: массовость не предполагает долговременности. Рыночный принцип: самый новый-самый лучший", процесс раскрутки и закрутки - вот технологические приемы массовой культуры. При этом остаются постоянные "монстры", это вроде осей часового механизма, вокруг которых вращаются колесики.Еще приемы - подсветка, подтанцовка, подтасовка.

Поневоле литературный процесс усваивает эту технологию. Имена мигают, появляются и исчезают. Это создает иллюзию развития, которого нет на самом деле. Мне это иногда кажется праздничным салютом вместо запуска спутника: принцип движения один, фейерверк даже эффектнее, но...

*
Помните ли Вы фильм Полански "Что"? В финале этого кино главная героиня, совершенно обнаженная (по ходу действия она теряет какую-то часть одежды) уезжает в кузове грузовика, перевозящего поросят. Герой стоит посреди дороги и уныло говорит что-то вроде: Не понимаю, почему бу нам не встретиться в уединенном месте где-то после пяти часов вечера...
Героиня кричит ему из кузова: "Для начала выберитесь из фильма!" "Мы в фильме!"

Иногда мне кажется, что все мы в фильме, из которого для начала нужно выбраться.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney