СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Сергей Соловьев

НАГАРХОЛ. Фрагмент романа

25-12-2021







Оставалось пару дней до отъезда из Харнай. Я знаю куда. Я нашел. Именно то место на Земле, которое так долго искал и уже почти не чаял. Где, надеюсь, сойдутся все мои прошлые, настоящие и будущие мечты, обернувшись жизнью.

И надо же, в тот же день отношения с Таей подкосились и рухнули. В который раз, но теперь, похоже, насовсем. Еще утром был так переполнен радостью и предстоящим путешествием вдвоем с ней, а к вечеру — как топор в груди, с ним и ходил все те дни. И досада оттуда сочилась вперемеж с защемленным счастьем.

Покупал снаряжение — ехать-то в тигриные джунгли, надолго, на месяц, с палаткой. Шел в рыбацкую лавку за веревкой, продаваемой на вес, старался припомнить из своей спелеологической юности узлы, чтобы вязать в джунглях перекладины на лестнице из бамбуковых жердей. И в гавань к ремонтникам баркасов — укрепить рукоять ножа — сказали, что могут, но советуют съездить в Даполи, там на рынке сидит глухонемой леонардо, он справится лучше. И возвращался.

Не разговаривали. Кроме кратких фраз, неживых. Всё было пропитано этим змеиным запахом, даже счастье. Вот именно, каждый разрыв наш я переживал как яд в крови: не насмерть, но и противоядия нет. Надо же, именно сейчас. И как она находит эти моменты, будто поджидает их. Может, я слишком обостренно реагирую? Похоже, поеду один. Или с местным мусульманином Зубаиром, с которым недавно подружились. Все же месяц в джунглях, еще и самых отъявленных, где слонов и тигров как нигде. И смотрю дорогу по карте. А она лежит, отвернувшись к стене. Нет, не лежит. Не услышал, как ушла. В деревню, наверно, поужинать. Или у океана сидит в темноте? Что ж это за узор такой, рвется и шьется по живому и мертвому.

Нашел в сети блогера из тех мест, куда собирался. Индус, натуралист, живет в деревне у самой кромки заповедника Нагархол, за излучиной реки Кабини в Карнатаке. Позвонил ему, спросил о возможности нелегальных вылазок в заповедник. Вроде бы все складывалось. Ходил в гавань к Зубаиру, или он приходил ко мне на веранду, договаривались. Да, вдвоем едем. Не знаю, слышала ли Тая наши беседы, но, конечно, понимала, что происходит. Накануне отъезда полночи мы проговорили с ней и, обессилев, уснули, найдя под одеялом ладони друг друга. Едем втроем.

Дорога заняла два дня, вначале поезд в Карнатаку, потом из Мангалора на автобусе по живописным краям через лесные горы и ущелья. К вечеру доехали до развилки дорог, одна из которых вела к заповеднику, оставалось пару десятков километров, последний отель был здесь, на развилке, сняли два номера.

С Зубаиром происходило что-то странное, он и по природе своей был негромок, а тут совсем стих. Спросил его, не случилось ли чего? Вроде как да, но что — не сказал, да и случилось ли — неясно. Может, этот неловкий состав втроем и наши отношения с Таей? В поезде он жевал пан, но это безобидное. А в номере залег на два дня, не выходя. Открывал мне заспанный, просил дать ему немного времени, все хорошо, мол. Мы с Таей тем временем ежедневно отправлялись на перекладных в сторону заповедника на разведку и к вечеру возвращались.

Да, я вообразил невозможное. Еще в детстве. Жизнь как захватывающее робинзонское путешествие. С той же степенью свободы и открытий неведомых земель и миров, как в незапамятные времена. И не в книгах, а в реальности, казалось бы, уже не оставлявшей этому места. И вроде бы не просто вообразил, но и жил так. Волшебные дверцы в эти миры по-прежнему есть, хотя и стало их куда меньше. И было у меня их немало, но тут я чувствовал, что приблизился к той, за которой сбудутся все чаянья.

И вот колесим мы по округе, переправляясь через реки в плетеных плавучих корзинах-кораклах, высматривая крокодилов, по ночным проселочным на мотоциклах, на ранних местных автобусах, и — вот она, дверца, в шаге… и шаг этот никак не сделать. Небывалый лес, река, неисчислимые звери, а в рюкзаках — всё для жизни, впереди полтора месяца счастья, трудного, страшного, высшего, моего… И — колючая проволока, заставы, рвы, рай оцеплен, не войти. Нет, не как в притче Кафки о привратнике и путнике. Я не ждал, пока закроются ворота. Я ломился туда со всех сторон. И столкновения мои с охраной заповедника были уже на грани потери свободы, лез на рожон. Но были и другие встречи, когда нам неожиданно подарили возможность бесплатных сафари в течение двадцати дней. Другое дело, что совершенно не нужных нам.

Этот молодой и образованный егерь, недавно назначенный здесь начальником, приехал с семьей из Майсура, где получил высшее и немного успел поработать в тамошней округе. Звали его Махеш. Здесь, у лесного кордона, он жил в небольшом доме с современным интерьером. Жена его была на последнем месяце беременности, принесла нам чай со сладостями, пока он рассказывал о черной пантере, а я смотрел его снимки, опубликованные в глянцевом журнале. Они были сделаны недавно в этом лесу, он вышел из джипа и осторожно приблизился к озерцу, из которого она лакала отраженный закат, глядя на него поверх воды желтыми, как этот закат, глазами. Кажется, ему было не очень уютно на этом кордоне. Для местных егерей он был слишком продвинутым, молодым и чужим. На стене висели бадминтонные ракетки, он посетовал, что даже поиграть не с кем, и, допив чай, мы уже резались во дворе. Вернувшись в дом, я решился сказать ему о своих планах напрямую. Рискованно, конечно, и обычно, за исключением случая с Сурией, я так не делаю, но тут мне что-то подсказывало, что можно.

Через час мы уже ехали с ним на служебном джипе, он покажет места, где мы могли бы стать лагерем на месяц. Первые пару наводок в буферной зоне заповедника были не ахти, мы с Таей выходили из джипа, осматривались: озеро, куда по ночам вроде бы выходят звери, а днем — голая местность, даже дров для костра не собрать, и деревня видна вдали. Еще поездили, и наконец Махеш, кажется, понял, что мы на самом деле хотим, и мы оказались у рва и колючей проволоки в несколько рядов. Водитель заглушил мотор. Вон там, показал глазами Махеш. Мы с Таей вышли, пролезли под проволокой и пошли, все быстрее, не веря происходящему, ожидая, что вот-вот он окликнет нас, чтобы вернулись. Но нет, пройдя пару километров вдоль леса и оставляя справа широкий луг с озером вдали, мы скрылись за поворотом и вскоре нашли идеальное место для лагеря. Край могучего леса с непролазными зарослями и деревьями в несколько обхватов, с выходом на бескрайний луг с озером. Вернулись. Сказал Махешу, что место отличное и хорошо бы мы успели до сумерек обустроить там лагерь. Он кивнул. Невероятно. Это его территория, его ответственность. Запретная зона. Случись что с нами — спросят с него. И не просто спросят — потеря работы, а возможно, и свободы. Надо бы нам, говорю, проволоки метров сорок — защитить лагерь от слонов. Им это, конечно, до лампочки, но все же, в мирном настроении обойдут. Да, говорит Махеш, в лесничестве найдем, я помогу. Какой-то сон, необъяснимый.

Позвонил Зубаиру, чтобы срочно ехал сюда с вещами. Тем временем зашли в лавку, купили еды на несколько первых дней. Встретили знакомого краеведа-инструктора из того гестхауса на манер африканских сафари-лоджей, которые в здешней округе начали строить предприимчивые местные. Четыреста долларов в сутки, небывалая цена для Индии, еще и в стороне от леса, лишь декорации, зато по высшему разряду. И все места раскуплены на месяцы вперед в это гетто для толстосумов-натуралистов. В этом же гестхаусе работал и тот блогер, с которым я разговаривал по телефону перед приездом. Сейчас он оказался в отлучке, а с его заместителем мы познакомились накануне у их бассейна, накормил нас обедом с пятью официантами за спиной, и здесь, у лавки, случайно встретились с ним снова. Говорит, что сестра его в Запорожье учится в медицинском институте, а Тая ведь оттуда родом, да? И набирает по скайпу свою сестру. Милая индуска в запорожском общежитии на экране и запорожская Тая, смеющаяся с ней, сидя на скамейке у индийских джунглей. И мы с краеведом, наблюдающие эту сцену.

Дождались Зубаира, пролезли втроем под проволокой и пошли. Солнце садилось. На лугу у реки стоял одинокий слон и кивал, как бы не глядя в нашу сторону, а когда приблизил его зумом камеры — казалось, он улыбался. Тихое, слегка взвинченное счастье, прикрытое спокойной сосредоточенностью на том, чтобы успеть поставить лагерь до темноты. Спиной к слону, но чувствуя его улыбку. Спиной к Тае, но чувствуя ее нервное состояние — и от присутствия этого слона, и от предстоящей ночи, не говоря об этом узоре нас троих. Спиной к Зубаиру, который, кажется, совсем скис, неумело мастеря свой отдельный шалаш.

Лагерь мы ставили под чудесным деревом махуйя, из цветов которого делают вино, ими же любит лакомиться полутораметровая малабарская белка. Пока Тая с Зубаиром разводили костер и готовили ужин, я соорудил царский шатер из зеленой солнцезащитной сетки, подоткнул и сшил подолы, снаружи повесил две лампы на солнечных батареях. И стемнело. Включил лампу. И тут же налетела туча термитов, застя и свет, и всё кругом, и бились в лицо, не пойми откуда взявшиеся, большие, как тараканы, выключил — стихло, исчезли.
Тая отказалась от ужина, ушла в шатер, легла. То еще настроение. Когда приближаешься к ней, чувствуется этот тоненький высоковольтный гул. Однажды в грозу, застигнутый в поле, я спрятался в трансформаторной будке и ночевал там. Вот этот же гул. И оголенные провода. А я совсем не электрик. Тая в шатре, мы с Зубаиром сидим у костра, по округе разбросаны черепа и кости обглоданных зверей. Когда расчищали место для лагеря от валежника, отбрасывали эти кости в сторону, Тая поглядывала, поднося дрова к костру, знаю я этот взгляд.

Вот и сбылась твоя жизнь, Серджи, ты там, куда мечтал попасть, и всё так, как ты и хотел, невозможно, но вот же. И ни поделиться этой радостью, ни самому ее жить, такая растрава, всё расползается в разные стороны. Лебедь, рак и щука. Лебедь в шатре. А Шахерезада-Зубаир сидит рядом и едва слышно бубнит себе под нос что-то дивно несуразное — о том, как случилось ему быть камердинером африканского короля, отправившегося на многодневную охоту с километровым обозом и полутора тысячами слуг. Видно, заговаривает себя и округу и попутно пытается уверить меня в своем лесном опыте, особенно после его недавних попыток развести костер. А на кого ж охотился король, спрашиваю. Он долго молча глядит в огонь и говорит: на зайца.

К середине ночи мы разошлись — Зубаир на четвереньках влез в свой кривобокий домик, а я лег в шатре с Таей, не рядом, на расстоянии. Чувствовал, что не спит. Верней, просыпается и засыпает. Лежал, смотрел сквозь сетку шатра на звезды, а потом тихо подошел пятнистый олень — читал. Стоял и читал неслыханное для него, глядя перед собой — шатер, нас, лежавших там, по слогам читал, вскрикивая на весь лес. А чуть поодаль, когда этот олень накричался и ушел, в наступившей тишине что-то произошло, и с предсмертным хрипом слег кабанчик.

Встали затемно, чтобы успеть на сафари к лесничеству, откуда оно начиналось. Развел огонь, сварил кофе нам, Зубаир спал, договорились, что он останется в лагере. Шли в темноте, взявшись за руки. Уж не знаю, как и что так легко и светло соединило их. Я бы сказал — лес и эта предутренняя тропа. Она бы — другое, наверно.

Возвращались в лагерь счастливые, думая о праздничном обеде, неся покупки… И подоспели — прямо к нашему изгнанию из рая. Еще успели перед тем обойти дворы в той деревеньке у входа в лес и договорились с местными умельцами сделать веревочную лестницу из бамбука, чтобы повесить на дереве в нашем лагере — на случай совсем уж ахового положения. У лаза под колючей проволокой дежурила бригада егерей на мотоциклах. Форма одежды у них похожа на полицейскую, так что издали я и не сообразил, кто это, а потом уже не того было. Ждали, оказалось, нас. Разговор был взвинченный, сказали, чтобы мы немедленно убирались оттуда. Я, препираясь, отвечал жестко, с позиций имеющего право, требовал у них документы и сказал, что разговаривать буду только с их начальником. Намекнул, что разрешение на стоянку у нас есть, служебное. Но не был уверен, можно ли упоминать Махеша. Они все были в шлемах, так что лица, и особенно главного из них, который уже перешел на крик после того, что я его пару раз осадил, я не разглядел. Смех и грех в том, что это был заместитель Махеша, мы с ним были знакомы, но не узнали в шлеме. А потом, через несколько дней, в офисе лесничества, ожидая отправления на сафари, я рассказывал в лицах об этом эпизоде дежурному егерю, вроде бы расположенному к веселым историям, и еще удивился, что ни улыбки, ни сочувствия это не вызвало. Это и был он, помощник Махеша, второй раз неузнанный. А там, в лесу, он сам набрал номер начальника и передал мне телефон. Махеш тихим, сожалеющим тоном попросил все же сделать, как они говорят. Уже потом стал понятней расклад на этом кордоне: этот зам Махеша, будучи местным, уже давно подсиживал его, заручившись поддержкой егерей, и ждал момента. В этом свете особенно феерично выглядел мой рассказ о свихнутом горе-егере — ему же.

А мы вернулись в лагерь, чтобы собрать вещи. Зубаира не было. Лежала записка, что он уезжает домой. Благодарит за всё и просит прощения. Собрались, выпили чаю прощального, присели. А день какой чудесный, и лес, и лагерь — жить и жить… Встали, пошли. У Таи рюкзак — чуть меньше ее веса, у меня тоже неподъемный — Зубаир ушел налегке, а вещей на долгую стоянку. Шли, пели песни в голос, она молодец большой, держалась, еще и подбадривала. Не потому, что покидали лес, где, как по ней, вряд ли уцелели бы. Просто видя мое лицо. Долгий путь, в горку. Когда приваливались передохнуть, встать с этим рюкзаком она уже не могла, помогал ей. В деревне неожиданно встретили Зубаира, он был вдали еще и увильнул бы, но заметил, что мы его увидели. Вид у него был мятый и тихий. Повторил нам то, что в записке. Добавив, что на рассвете приходил леопард, рыскал в лагере, пока он отсиживался в своем шалаше. Так ты из-за этого уезжаешь, спросил я его, напугал? Нет, говорит. Мне надо к врачу. А что с тобой, может, я помогу, здесь найдем кого-то? Нет, шепчет, мне надо, и отводит глаза. Тая считала, что это наркотики, что он и в дороге, и в шалаше принимал что-то. Не думаю. Ладно, хорошего ему пути.

Уже к вечеру выйдя на трассу и, как оказалось, опоздав на все возможные колесные, заночевали на крыше придорожной продуктовой лавки. Хозяйка и чайханщик, с которыми мы познакомились днями прежде, приготовили ужин, а потом мы волшебно устроились на крыше их хибары, где в дальнем углу сушились стручки красного перца, над головой в листьях пальмы путалась луна. А на рассвете проснулись от веселых и страшных криков снизу, с дороги — это сбежавшиеся крестьяне швыряли горящими факелами и чем попало в слона, пришедшего лакомиться на деревенских огородах. Прямо под нами стоял слон в огненном салюте.

Роман "Улыбка Шакти" выходит в издательстве НЛО в 2022
 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney