РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Николай Кузнецов

Мятлик на фоне Земли (предисловие Геннадия Каневского)

29-12-2020 : редактор - Владимир Коркунов







Петербургский поэт Николай Кузнецов удивляет. Кажется, мало в ком из молодых найдется столько беспримесной музыки и того первородного вещества поэзии, на котором, как на фундаменте, строится здание индивидуальной поэтики зрелого автора. Довольно часто здание строится без фундамента. У Кузнецова — он еще молод — кажется, противоположная ситуация: часто есть фундамент, но здание только начинает возводиться. Поэтому мы читаем фактически стихи конца девятнадцатого века — это конец 80-х и начало 90-х годов, когда еще был жив Аполлон Майков и уже публиковал первые стихи Валерий Брюсов. Именно тогда поэты готовы были отказаться почти от всего ради одного звука. Когда в первом же стихотворении подборки Кузнецов пишет о закате «Луною солнце вспорото — / И в глубине высот / С отливом красным золото / Заполонило свод», к этому легко придраться критику и скептику — как это, дескать, «луною — солнце», что за «глубина высот» — но вот проходит полдня, день, и ты с изумлением понимаешь, что эти строки не выходят у тебя из головы.
Удивительно при этом, что 24-летний поэт Николай Кузнецов в сознательном возрасте не видел заката, не слышал пения птиц. Острова Крит, о котором он пишет так проникновенно и, вместе с тем, вполне антологично — куда там Николаю Щербине и его вечному насмешнику Алексею Толстому — он тоже не видел. Николай Кузнецов потерял зрение и слух в 2,5 года после перенесенного менингита, не успев еще полностью овладеть речью. Собственный ум и способности, яркий песенно-поэтический дар, усилия родных и врачей, чтение книг, напечатанных брайлевским шрифтом, учеба на юрфаке СПбГУ — все это стоит за теми поэтическими строками, которые мы читаем. Но без дара поэзии ничего бы не было.

Геннадий Каневский

Закат

Луною солнце вспорото —
И в глубине высот
С отливом красным золото
Заполонило свод.

Скажи, какою драмой,
Огромнейший сосуд,
Ты сдержанно и рьяно
зеркальный красишь пруд?

За горными вершинами
В румянце из огня
Под покрывало синее
Вскользают копи дня.

И, будто по приказу,
Под серебристый звон
Пылинки из алмазов
Расцветят окоем.

И серебро, и золото
На водяном стекле.
Луною солнце вспорото,
А хорошо — Земле.


Мятлик на фоне Земли

Чуть поодаль — безмятежность дымки,
Где, робея, шелестит заря, —
Мир прозрачней простенькой картинки.
Чу! А вдруг под легкостью травинки,
В тяжести безмолвного суглинка
Притаилась капля янтаря?

Невозможно!.. Крылышки жука
Увядали в плачущей смоле,
И под щебет радостный в дупле
Капля зрела, притаив века.

Где иду я? Древний, словно сон,
Тихий, твердый город под землей,
Мертвенно-холодный — и живой…
Сдавлены слои со всех сторон.

Колокольный звон грунтовых вод —
Клокотанье плазменных огней —
Жар ядра под безднами морей…
Как тяжел безмолвный землесвод!

Солнца гребень расчесал травинки,
Рассмеялась в облачках заря.
Мир прозрачней простенькой картинки:
Легче пуха дымка над суглинком.
Ухожу протоптанной тропинкой,
Больше ничего не говоря.


Часы Сальвадора

Связаны тени, привязаны тени
К колдунье, чертящей круги.
И мерно, и плавно в туман сновиденья
Звенящие вводят шаги.

И вздрогнули дуги, раздвинулись морем,
Обрушив на стрелку фонтан.
Текуче шагают часы Сальвадора
В спеленатый времени храм.

Сдавлена стрелка, раздавлена стрелка
Под градом растекшихся гор:
Звенящие цифры и дробно, и мелко
Смешались в испуганный хор.

Где время, как реку, — с рожденья до смерти,
От прошлых до будущих снов, —
Прямая, как пика, в плену круговерти
Считала колдунья часов,

Там вскрылись потоки, раскрылись потоки:
Расплавленный солнцем металл
Смывает лениво отрезки и сроки
С усталых мозолистых скал.

Плавленье упрямо, как кровь великана,
И вихрится, капая вниз.
Круги разомкнулись, но вспять, как ни странно,
В потоках моря родились.

Моря то скрывались, то вновь открывались —
Вот истинный времени лик:
Времен миллионы скрестились, смешались
В волнистый таинственный миг.

По-прежнему строго колдунья простора
Ведет времена по часам.
Но рядом шагают часы Сальвадора,
Открывшие вечности храм.


Открытие вечности

Луна выходит осторожно
На неба пепельный ожог —
И в мир глубокий и тревожный
Лучей прохладных льётся сок.


Земля немеет так пустынно.
И, озарённый тишиной,
Вдруг понимаешь: вечность длинной
От скуки кажется одной.


Но время дальше (посмотри же!)
Влечёт, когда ты восхищён —
И вечность вдруг ясней и ближе
В душе твоей находит дом.


Миров вселенская громада
В безбрежной красоте видна.
Ведь озарение — награда:
В нём – мысли полная луна.



Каменный Крит

Древность с будущим скрестились
И легли. Из моря дней
Времена преобразились
В каменистость ступене́й.


Камень лёг в основу Крита
Тайной древних чувств и слов.
Время — море, но разбито
На слои известняков.


В лестнице всех наслоений
Можно сердцем проследить
Глубины живых мгновений
Нас связующую нить.


Дух минойский — бычье око —
Из-под каменных бровей,
Из своих веков глубоких
Смотрит в стаи наших дней.


В камне — все воспоминанья,
Молчаливость чья звенит:
Отзвук, след — его дыханье,
Тени пальцев, ног, копыт.


Камни — рёбра, камни — око,
Камни — мышц могучий строй;
И в их магии глубокой —
Их движенье и покой.


В складках гор полупустынных
Раскрывается сильней
Вечность Крита — дух старинный,
Бычий дух минойских дней.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney