ART-ZINE REFLECT

REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 22 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ

Elisaveta SHEINZON. РЕЧЬ

aвтор визуальной работы - Dmitrii Zimin

Великое событие произошло в моей писательской жизни: мне решили устроить творческий вечер. Ну, допустим, решили те, кому я прежде помогал с этим же самым. А что? Где бы был Пушкин, если бы Дельвиг ему не способствовал, близоруко щурясь? А Бродский без Ахматовой, думаете, добрался бы до Нобелевской? Впрочем, в наши дни Нобелевскую таким дают, что чести в этом уже немного осталось. Хотя деньги хорошие.

Мой творческий вечер деньгами и не пах. Но почетно. И я решил радость с друзьями разделить, а заодно, возможно, и публику утроить. И тут-то и началось. Выяснилось, что тут-то я и заблуждался. Выяснилось, что и друзей-то у меня... А уж дельвигами и вовсе не пахнет.

Одна пара, уточнив дату вечера, радостно мне сообщила, что как раз утром того же дня они летят на Ямайку. Другой приятель улетал как раз накануне – на Гаити. У подруги моей сестры была запланирована генеральная стирка, а у самой сестры страшный насморк должен был в тот день планомерно перейти в страшный кашель. Моя невенчанная жена сказала, что именно в эти выходные ей придется работать. Мой брат поступил всех оригинальнее: он катался на лыжах в Колорадо, когда я послал ему электронную почту. Получив ее, он упал со скалы и много всего себе сломал.

Почувствовав общее оживление и даже восторженность ввиду моего близкого выступления, я решил, что некрасиво будет кого-то оставить в стороне. И я стал приглашать сослуживцев в той конторе, куда я хожу за деньгами. Сослуживцы реагировали менее деликатно, чем друзья и родственники. Ног и рук никто не ломал, хотя отпрыгивали они от меня с таким выражением лиц и с такими выражениями на сладких устах, что я, право, не знаю, как мы в дальнейшем будем здороваться. Наиболее вежливые спрашивали, что я буду читать.

Что же читать, раз никто и слушать не хочет? Всякие там декадентские молчания писать – не по мне. Поэтому пишу вот это вот самое – про них, родимых, ленивых и нелюбопытных, высоколобых и глядящих на меня свысока. Про себя каждый любит послушать. Но... тихо. Это-то удовольствия мы их и лишим. Подождем только, чтобы исчезли они в неизбывной дали, и тут я вам про них все и расскажу. Сейчас. Одну минуту.

Ну, вот и хорошо. Начинаю...

Нет, про семью все-таки не буду. Семья – это святое. Да и про контору не стоит – там как-никак деньги платят. Друзей тоже трогать не стоит – меня и так уже на День Благодарения никто на обед не приглашает, хоть самому эту индейку лови и жарь.

А расскажу-ка я вам про Дельвига. Он в молодости был страшно влюбчив. А также близорук. Но в Лицее им ни под каким видом нельзя было очки носить или там лорнеты. Считалось, что это будет верх неприличия, если каждый начнет своих профессоров лорнировать, как какой-нибудь Онегин. Помните ведь, как он двойной лорнет наводит на ложи незнакомых дам? Это он потому так делает, что в Лицее ему этого не позволяли. Так вот, Дельвиг страшно влюбчив был и считал всех женщин расписными красавицами. А потом закончил он Лицей, завел себе pince-nez и обнаружил, что дамы вовсе не так уж и красивы при ближайшем рассмотрении. И понял он, что никого у него нет, окромя Пушкина, и стал он Пушкина продвигать, пока тот не стал наше все. А Гоголь, поняв, что тот наше все, убежал из России, потому что что же ему оставалось, если Пушкин все? А убежав, заболел в Германии от тоски по родине и по Пушкину, и даже лечиться не хотел. А в Германии встретился с доктором, который мог бы его и вылечить, но не хотел лечить, потому что сам был в депрессии. И бегал Погодин от одного к другому, уговаривая их лечить и лечиться. Но Гоголь вместо этого поселился у Погодина в Москве и стал вязать на спицах шарфы и колпаки, потому что работать мог только в шарфах и колпаках. А Булгаков вязать не выучился и потому все от жен требовал, чтобы те ему колпаки делали. Первая жена на это дело свой старый чулок пожертвовала, и он от нее ушел. Вторая жена исключительно своими шляпками занималась, и он от нее тоже ушел. А третья жена ему сшила шапочку с буквой «М», и он тогда написал «Мастера и Маргариту», и Пушкин перестал быть нашим всем, потому что «все» пришлось делить с Гоголем и Булгаковым. А потом Пелевин прочитал «Мастера и Маргариту» и понял, как ему писать, чтобы и с ним поделились.

Но все это пустяки в сравнении с тем, что я имею вам сказать, но никак не могу сформулировать. Давайте вернемся к Гоголю. Гоголь обожал поесть, особенно в гостях. Я уже говорил, что меня никто не пригласил на обед в День Благодарения? Я обещаю никого не лорнировать. Клюквенный соус я предпочитаю домашнего изготовления, с целыми ягодами. Если вам не хватает мужеского полу в компании, я отправлю невенчанную жену дальше работать, а сам приду с братом. Он хоть и в гипсе, но кушает хорошо. А ежели вдруг у вас в дамах недостаток, то моя сестра с насморком тоже любит закусить, а та подруга, что на Ямайку укатила, вполне даже не против без мужа зайти, если, конечно, меню интересное...

следующая Asia ZVEREVA. ГЛАВНОЕ ЗДАНИЕ
оглавление
предыдущая Dmitrii ZIMIN. Диалог (№9)

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah

πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney