ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 25 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Леонид КОСТЮКОВ. НА БЕРЕГУ МИРОВОГО СИМУЛЯКРА



aвтор визуальной работы - Криштовао Антониу «То» Браганса.



Сид с ангольскими дипломатами на семинаре по российско-африканскому сотрудничеству в Государственной Думе

   Существование этого человека раздражает мой интеллект. Я не могу мысленно свести его в один флакон. Посудите сами.
   Он обладает совершенно диким (по сравнению, разумеется, с моим) художественным вкусом и при этом берётся организовывать литературное пространство, как будто оно не в состоянии организоваться само. Он является сквозящим окном из Украины в Россию и наоборот; проводником через культурные границы. Мало ему Крымского клуба (http://liter.net) – он учредил российский Клуб друзей Мадагаскара (http://madagascar.liter.net) и грозится переправить туда (на время) чуть не весь пантеон живой русской литературы. Мало ему Мадагаскара – он, совместно с супругой Аней Бражкиной, узурпировал всю Африку (кликните сервер http://africana.ru). Заметим, однако, что его власть... ну, скажем, влияние на мир отнюдь не виртуально. Он всегда предъявит вам: живых людей только что оттуда, вновь изданную антологию, съедобный кактус. Подобно некой метафизической швейной машине, он сшивает и сшивает мир – а тот опять расползается по шву. При этом человек, о котором идёт речь, отнюдь не гений-организатор. Когда я, ещё толком его не зная, пришёл провожать его на вокзал, он опоздал на поезд. Зато встретил нас в подземном переходе, а узнав, кто я такой, передал мне ценный привет, который иначе бы не передал.

Его зовут Сид.

Далее – подробности.


ГЛАВА 1. МАДАГАСКАР

Этот загадочный "мадагаскарский проект"! Да еще объединяющий каким-то непостижимым образом российских литераторов... Мне вспоминается плакат эпохи раннего застоя: крупное, любовно выписанное мужское лицо, сочетающее признаки порочности и примитивности, и подпись: "Крестьянин! Избегай случайных половых связей!" Почему крестьянин? Почему литератор? Как тут связаны род постоянных занятий и конкретная затея? Впрочем, есть вопросы и интереснее.
   Допустим, центральной акцией мадагаскарского проекта станет экспедиция писателей на собственно Мадагаскар. (Нежелательно с других точек зрения, но как привлекательно для авантюрной истории было бы, если бы они там погибли!.. То-то разгулялся бы будущий академик Фоменко.) В советское время это было практически невозможно и требовало вот такой мощнейшей многолетней идейно-организационной подоплеки. Но сейчас, когда почти все вопросы упираются в количество долларов, за такой срок и с такой энергетикой не проще было бы найти спонсора да и съездить на Мадагаскар? Скажи, Сид, не фокусничаешь ли ты с нами, не превращаешь ли возможное в невозможное, чтобы с триумфом снова сделать его возможным?

– Доля мистификации есть, но она не в этом. Все не так просто. В советское время не было ничего запредельного в том, чтобы поехать на Мадагаскар. Вообще в страны Третьего мира – если без захода в империалистические порты. Надо было только сильно хотеть и уметь что-то делать. Например, готовить – и устроиться на корабль коком. Я был экспедиционным художником. И к тропикам готовился все университетские годы.
(СПРАВКА: Что касается Африки, Сид побывал в Гвинее, ЮАР, Намибии, Египте, на архипелаге Сокотра, на Сейшелах и Канарах. На Мадагаскаре – дважды.)
...В антарктическую экспедицию я ушёл, чтобы не залететь в армию на два года офицером. Дождался визы (ждал полтора года вместо обычных полугода)...
– Виза в Антарктиду?
– Выездная! Представляешь, пятьдесят начальников поочерёдно подписывают бумажку, и каждый размышляет: а подставит меня этот гадёныш? Но, как правило, подписывали в конце концов.
До 97-го года был прямой рейс "Аэрофлота" на Антананариву. Долларов 400 туда-обратно. Маршрут закрыли "из-за нерентабельности" – теперь плати больше тысячи, "Эр Франс", с пересадкой. Так что другой знакомый вариант – морем – может оказаться экономичнее.
Реальный Мадагаскар – полоса сказочных дождевых лесов на востоке, но в основном саванна ("брусса"), пустыни, плоскогорья с почти что умеренным климатом, на верхах едва ли не тундра. Все ландшафты мира сразу. 80% флоры и фауны – эндемики (поясняю – виды, которые нигде больше не встречаются). Это надо видеть. Осьминоговые деревья, бутылочные деревья, царственное Дерево Путешественников. Эпиорнис был прототипом cиндбадовской птицы Рухх. Что касается Африки (Сид показывает мне австралийскую "перевёрнутую" карту мира, где они сверху, а мы, в качестве антиподов, – снизу), смотри – до сих пор вся история проходила наверху глобуса. Теперь расклады меняются. Будущее планеты афроцентрично и азиоцентрично. И если в последние столетия африканцы следовали европейским культурным образцам, то сейчас нащупывают собственные точки роста.
Африканец создан для тропического климата, это очевидно. Но и европеец как бы не для севера! Без одежды никак, даже летом. Отсюда мечта о юге, о лёгкости, о наготе Адама...
– Мадагаскар – это рай?
– Местами, конечно, немножко ад, но больше рай. Посуди сам, ни ядовитых змей, ни наземных хищников крупнее кошки. Народ душевный, высоко ставящий чувство юмора. Всеобъемлющий культ предков в стиле Николая Фёдорова. Вообще, Мадагаскар – тайное зеркало России. Конечно, своё отражение можно усмотреть везде... (так Сид мгновенно гасит моё вспыхнувшее изумление – но гасит не до конца, поэтому приходится пояснить.) Россия – очевидный мост между Европой и Азией. Мадагаскар же – "паром" между Азией и Африкой. Та же межконтинентальная миссия. В языковом и генетическом плане малагасийцы скорее индонезийцы, чем африканцы. Они выжигают лес (увы) и сеют рис. Изначально мореходы, не имеют понятий "правое" и "левое", а только "юг", "восток" и т.д. И главное направление, заметь – север.
...Россия, в отличие от других империй, не имела заморских территорий. Геополитика не вытекала в талассократию, в господство на морях. Затея Маклая со "свободной русской колонией в Новой Гвинее" просела, экспедиции Гумилёва-старшего были уже скорее геоПОЭтическими. Зияние просит заполнения, пускай игрового. Посему "мадагаскарский проект" для нашего человека – дело заранее понятное и родное. (Жириновский, к слову, щекочет известными лозунгами ту же самую "южную" эрогенную зону сознания.) Великому острову не быть больше колонией ни Франции, ни России. Но он давно и незаметно стал нашей утопией! Русская классика им просто пестрит. "Опять у окон зов Мадагаскара..." – обобщает Вагинов в 1922 году. А началось, как всегда, с Петра Великого. Пират Морган, объявивший себя королём Мадагаскара, просил его принять остров под покровительство. Тот готовил экспедицию с жаром, "как будто от этого зависела судьба России". Но не вовремя умер, и дело заглохло.
   Экспедиция же для проекта – то же, что голова для змеи. Она тычется головой; если нашла щёлку – так и тело пролезет.
   Так – отъезд на Мадагаскар становится синонимом смерти в одном из лучших рассказов Маканина "Ключарёв и Алимушкин". Так отбывает Свидригайлов в Америку. Так, умирая на пороге собственного дома, совершает мгновенную экспедицию герой рассказа Набокова, ненавидевшего Достоевского. Вообще, образ и тема Мадагаскара в русской литературе впечатляют – спасибо Сиду, собравшему разрозненные упоминания в единый доклад. Чего стоит, хотя бы, такая из него выдержка:

"Согласно гипотезе поэта Е. Бунимовича, именно "Мадагаскарские песни" Парни имела в виду А. Ахматова, упоминая "растрёпанный том Парни" на столике у Пушкина, то есть классическая русская литература целиком вышла из мадагаскарских песен."

Мы ещё вернемся на Мадагаскар. А пока –


ГЛАВА 2. ПОДЛИННЫЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ГЕНЕРАЛЫ

Шутки шутками, но традиционные посредники между писателем и читателем – редактор, издатель и критик – забуксовали. Если бы у них физически не получалась их деятельность – ну, нет денег, нет бумаги, рассыпался набор – можно было бы сослаться на объективные обстоятельства. Но леса перерабатываются в тиражи обычным путем, на образовавшихся пустотах высеивается рис – а вот катарсиса нет. И литературный процесс перестраивается коренным образом.

Читатели вербуются из числа пишущей братии – благо это число внушительно. Помимо бумажной версии происходящего, набирают силу устная и сетевая. О Сети мы ещё сегодня поговорим. А представьте себе – что такое организовать вечер? А два? А сто – да так, чтобы хотя бы могло получиться не скучно? Как-то само собой выходит, что надо координироваться с соседями. И офицеры сами собой дорастают до генералов, не свадебных, а полевых. Собственно, таких генералов, чья деятельность перерастает рамки одного салона, на Москву двое – Дима Кузьмин и Сид.

С Кузьминым лично мне всё понятно. Мы с ним друг друга уважаем и устраиваем. А вот Сид...

То он затеет разговор о грызунах в русской литературе, то случит писателей с милиционерами – словом, создаётся впечатление, что он старательно находит что-то самое важное, актуальное – и отбрасывает его, и так сто раз подряд, и занимается даже не третье-, а стостепенным. С другой точки зрения, эта степенность высшей пробы наводит на мысль, что вообще нет актуальности, что мы живём как бы вечно, а в вечности нет опоздавших. Следующие сто лет занимаемся палиндромами. И всё-таки, Сид, как насчёт доминанты?
(И тут случается такое знамение – жена Сида Аня горячо подтверждает: да, впечатление такое, что живёт вечно. Сиду остаётся развести руками.)

– Понимаешь, меня волнуют прежде всего побочные, маргинальные темы. Эколог по воспитанию, я знаю, что именно на окраинах, на стыках систем формируется самое важное, куда потом передвинется центр. Вот ты навязываешь сравнение с Кузьминым. Митя – зверский аналитический агрегат, который невозможно обогнать. Но и не нужно. Нужна, наоборот, работа синтетическая, сталкивать несоединимое. Он ведь, по сути, разбирает те вопросы, которые понимает, видит их как проблему. А я провоцирую диалог, когда сам не понимаю, что к чему. "Не хватает мозговых ресурсов" – мой слоган и повод собрать хорошую компанию для спора. Так что мы дополняем друг друга. Доминанта? Меня интересует рецессив.
   ...Любая удача – результат осознанного риска. Дважды у меня оставалось ощущение провала. Поэта N.N., годами работавшего в Париже, я позвал сделать проблемный вечер "Поэт и Франция". Вышел очередной вечер "Поэт N.N.". А, скажем, "Образ рыбы в литературе", или какие-нибудь "Литературные мафии Москвы" внезапно бьются, как пульс.
   Вообще, всегда были литературтрегеры – люди, которые строят, как Ваня Жданов выражается, "акустическое пространство". В Серебряном веке – Вячеслав Иванов и Максимилиан Волошин. Первый – тип довольно противный, второй ужасно симпатичный, но дело не в этом. Каждый воздвигает геопоэтическую "игровую площадку". "Дом Поэта", "Башня". Ещё салон Гиппиус, конечно, "Бродячая собака" и так далее. Это особый вид творчества. Игра не в шахматы, а в поиск новых фигур и даже правил для шахмат. Поэзия меняет взаиморасположение звуков и смыслов, а это попытка изменить законы расположения. Подбор способов взаимодействия между cамими пишущими.
– Хорошо. О вкусах не спорят. И всё-таки есть исключения. Например, Пригов. Я считаю его ничтожным поэтом сообразно ничтожности чувств, которые я испытываю при чтении его стихов. Но я – при всей своей широте представлений о человеческом роде – и не могу вообразить человека, одушевляющегося, страдающего, грустящего над стихами Пригова. Асадова – да, Пригова – нет. Поэтому спор об Асадове – спор о вкусах, а спор о Пригове – спор о самой категории вкуса.
   Другое дело, что Пригов, заменив стихи откровенными подделками, уличил культурные механизмы в неразличении подлинного и фальшивого. Но мы-то не рыбы, зачем нам хватать пустой крючок? Сид! Ты устроил Приговские чтения. Ты зачем дул в мыльный пузырь? Говори прямо – испытываешь ли ты сильные эмоции от стихов Пригова – да или нет???

– Сильные? Нет. Пригов дарит острые эмоции. Традиционная поэзия и сильная эмоция – это когда ты поднялся на вершину горы и озираешься, "счастлив и нем". А острая – это когда на вершине поехала нога и ты катишься вниз на заднице. "Крутизна низложения", написал я в 92-м (правда, про другое, – Пригова распробовал поздно, лет пять назад). Даже разложения, если хочешь. И это не менее ценно для истории искусства. Некрасовские, Рубинштейновские чтения я делал в память о сильных эмоциях, и Аксеновские, и Битовские. Но ведь и Битов экспериментирует теперь в сторону Пригова...
Пригов великий поэт, он как никто раздвинул границы русской поэзии. Не меньше, чем Жданов и Всеволод Некрасов (оба обидятся, но лукавить нельзя). Он как тот джинн в старой киносказке, который разбегается на четыре стороны сразу.
Гм. Я остаюсь при своем мнении, но ответ засчитан. Тут я кстати вспоминаю, что самый удачный литературный вечер изо всех, на которых я бывал, – вечер Дашевского и Гуголева – организовал Сид. Проехали.


ГЛАВА 3. ОКЕАН

У меня твёрдые взгляды на Интернет. Что это умеренно полезное справочное пособие, инструмент. Как и компьютер. Если же начинаешь видеть в Этом нечто БОЛЬШЕЕ, оно сразу наливается силой, поднимает голову, как кобра. Его олицетворяешь – он олицетворяется и становится опасен. Короче, Интернет – затея для взрослого позитивного человека, избавившегося от рецидивов детского сознания. Скучноватая, но удобная вещь. От 16 лет. Впрочем, послушаем другую точку зрения (Сид – создатель и редактор сервера Liter.net).

– В романе, который я пишу (сюжет его – тот самый писательский десант на Мадагаскар), у каждого члена экспедиции в каюте компьютер. И для того, чтобы выйти в Сеть, достаточно закоротить штекер на борт судна. Океан выводит в Интернет и является им. Роман фантастический, уже потому, что действие происходит два года назад. (Тут я на секунду задумался; задумайтесь и вы: действительно, поместить придуманные события в будущее – вариант реализма; кто знает – может быть, так и случится? – в прошлое же – фантастика...) Штекер, конечно, метафора, но близкая к жизни.
Знаешь, моя самая важная мысль про Интернет предельно проста: Интернет был всегда. Его открыли, как Америку или витамины. У меня есть эпизод: обнаруживаются "ничейные" сайты по домену "три точки" вместо кода страны. Это гиперпортал вымерших животных, пополняющийся миллиард лет по мере исчезновения видов. И они смотрят на нас с той стороны экрана...
...Платоновский океан идей... У Пригова есть оратория с потрясающим заглавием: ТОРЖЕСТВО ВСЕГО. Случайная, но точная метафора Интернета.
– Солярис?
– Лем – грандиозный писатель. Стругацкие теплее, он масштабнее. Ты прав, "Солярис" – это прозрение. Мировой симулякр. Мы были готовы к Интернету давно.
... Я не писал прозу с 81 года. Там осталась недоделанная повесть с футурологическим пафосом. "Братцы, до точечного коллапса Вселенной осталось 10 миллиардов лет. Надо что-то делать". (!) И вот персонаж, советский студент, застаёт у себя на балконе двухметровую амёбу и такое существо с рожками. И врубается, что невидимая летучая тарелка врезалась в его многоэтажку. Аппарат починили, он шуршит в пустоте и сейчас улетит, – и герой шагает к ним внутрь, в воздух, с седьмого этажа. Готовность к соприкосновению с иным. Однажды старшеклассником я видел простенькое НЛО, – вечером, в Крыму, на Арабатской Стрелке. И встал на колени перед закатом – не знал, как выразить благодарность перед жизнью...
Мы, не сговариваясь, смотрим в окно. За ним – в белёсом вечернем свете – удивительные, просто фантастические кварталы Марьина. Так в голливудских блокбастерах выглядит Лос-Анджелес ХХIII века.


ГЛАВА 4. И СНОВА МАДАГАСКАР

И всё же в моем мозгу не закоротился штекер. Допустим, будущее нашей планеты афроцентрично. Но причем тут я? Скажи, Сид, а был ли у тебя момент, что называется, инсайта – не просто что "так было бы лучше", а что именно ты должен это делать? То, что называется призвание.

– Что касается тропиков, то мне трудно увидеть это со стороны, я никогда не был вне этой проблематики. Отец, физик-металлист, работал консультантом в Алжире. И я жил там год, стал там "октябрёнком". Оттуда впервые – интенсивное ощущение цвета. Алые кораллы, оранжевые с красными прожилками апельсины, жёлтые нарциссы на склонах Атласа, синее Средиземное. И эти краски меня создавали. А родину перед этим помню – смешно и грустно – только в серых тонах! Единственное цветное – опавшие недозрелые каштаны... Волшебные нежно-зелёные ёжики на фоне серого, страшного днепропетровского детсада.
    Я пытаюсь что-то пробубнить про внутренний Мадагаскар, но мои слова не возбуждают Сида.
– До Внутренней Монголии "Чапаева и Пустоту" я, к сожалению, не дочитал. Мадагаскар – это реальность. И всё, что мы делаем, – взаправду. Впервые на бумаге проект заявлен в моём письме Василию Аксёнову осенью 94-го, печатно – в "Литературной жизни Москвы" весной 97-го.
   Мы восстановим авиарейс на Антананариву. Анина идея – объявить Мадагаскар всемирным национальным парком. Рано или поздно мы и этого добьёмся. Опыт проведения Боспорских форумов научил меня: надо исходить не из сметы, а из невозможного. В 2002 году исполнится 100 лет Малагасийской Академии Наук – единственной академии в Африке. Конференцию делаем здесь, в РАН, рассчитываем на новую волну интереса к острову. Сегодня (3 мая) нам сообщили из посольства, что на октябрьский Фестиваль поэтов в Москву всё-таки прилетит Лила Анитра Рацифандриаманана Ракутунаваи (Сид долго и увлекательно толкует мне про малагасийскую фонетику). Для нас это семейный праздник. Она будет единственным автором из афроазиатского мира.
   Ещё через год откроем на Мадагаскаре международную Поэтическую Академию. Точнее, возродим: в дравидской мифологии говорится о такой академии, основанной на материке Лемурия. А Лемурия, прародина приматов, реально существовала, и Мадагаскар – главный её осколок. Там сохранилась мощная поэтическая традиция. Состязания стихотворцев, импровизации на заданную тему ритуальных речей – "кабари"...
   Одно время я думал, что геопоэтика отменяет геополитику. Теперь я вижу, что они близки по глубинным пружинам. Геополитика – это амбиции власти, волевое усилие по воздействию на экономику, а геопоэтика – амбиции творческие, формирование общественного вкуса. Просто стремление к другому виду власти, духовному. Здесь есть люди, – Рустам Рахматуллин, Вася Голованов, – которые вслед за Кеннетом Уайтом понимают геопоэтику иначе. "Осмысление ландшафта движущимся в нём человеком", я сказал бы так.
– Конкретный вопрос: я – физически – попаду на Мадагаскар?
– Это зависит только от степени твоего желания. Но это было бы логично.

      ***
           Н. Г.

      Что-то дамоклово в воздухе слева,
      текел на стенах и смута в душе.
      Верьте, товарищи: чёрное дело
      будет вестись и ведётся уже.

      – Дальше не нужно про мёртвые души,
      дома об этом. А лучше смотри:
      хна распускается. То, что снаружи,
      великолепней всего, что внутри.

      Необозримы рога над трясиной,
      дом дяди Сэчмо и чёрный фагот –
      эта двусмыслица неотразима
      для живописца подземных высот.

      Люди, спасённые дедом Маклаем,
      стадо в грязи или прайд облаков:
      Север – каков он? они это знают,
      но никому не расскажут, каков.

      Что там летит исполинскою грушей?
      Чья это хижина с камнем в двери?
      Внутрь опускается всё, что снаружи.
      Это глубинней того, что внутри.

      Чья на стволах потаённая тяжесть?
      Кто путешествует к синей звезде?
      Вам обо всём молчаливо расскажут
      предки коров в конопляной воде.

Сид, 1991, о. Мадагаскар

P.S. В эти месяцы Сид оформляет мадагаскарское гражданство.
..................................................................

* Впервые опубликовано в газете "Иностранец" N17 от 22 мая 2001 года, рубрика "ПЕРСОНА", под заглавием «Остров непогибших кораблей».





















следующая Александр МУРАШОВ. ВИЛЬЕ ДЕ ЛИЛЛЬ-АДАН И ПОЛЬ ДЕ СЕН-ВИКТОР
оглавление
предыдущая Александр ГОРЕЛИК. НУЖНА НОВАЯ АНТРОПОЛОГИЯ






blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney