ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 38 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Элина Войцеховская. ЗАМЕТКИ БУСТРОФЕДОНОМ



I.
После «Порги и Бесс» неизменно
Мелькает трубка неона,
Отделенная от прочих домов
И от этого, главного дома.
Дрожит зеленым и розовым,
Сбившись с толку, не освещая.
Не нуждаясь в ориентирах,
Над ней летит стая, коей не видно.

От умножения сущностей, от
Укладывания узоров из камешков, трубок
Приходишь к минимализму.
Имя ему непростое: этап, промежуток.
Кто-то и здесь остановится,
Гнезда совьет с оргастическим стоном.
Ты же идешь сквозь концертную ночь,
Пахнешь ладаном, кофе.
Темень пронизана ветром, дождем,
Беспросветным неоном.


* * *
Потом он стал уверять, что не задохнется
В музыкальном своем бреду.
Ему надоело, он вытащил кольт
И выстрелил по направлению сердца.
Долго глядел, как отлетает дымок, кровь сплывает.
Я не падаю, рану не зажимаю.
Спасибо, маэстро, я попробую взять высоту.
Да поможет мне дырка, пробитая сквозь пустоту.


* * *
В двух минутах от рая пахнет жареным –
Вы это знаете, я и подавно.
Тайна щекочет ноздри,
Забирается под воротник холодная тайна.

If you are a real realtor, would you like me
To see your license in real time?
Апартаменты не хуже, не лучше всего,
Обо что приходилось споткнуться.
Багровеющий сумрак, кран проржавел и течет,
Справа сосед – нахал,
Слева соседка крови попьет, удивится – водица.
Здесь перекрасить, там заменить.
Будет сниться печаль, неуют,
А когда и сюда за тобою придут,
Это будешь не ты – неприметная птица.

II.
Кукла пишет по углам
Бледно-присного картона.
В голове ее – бедлам,
Но с усердьем непреклонным
Все выводит вензеля,
Лиловеющие грядки.
Мерно вертится Земля
В галилеевом порядке.
В теплом мире счастья нет.
Нет, поди, его и выше.
Отчего-то гаснет свет,
Слепо, глухо кукла пишет.
Исчезает белизна,
Но кончаются чернила.
Безразличия полна,
Кукла пишет все, как было.
Как сгущались небеса
Неигрушечного дома,
Как звучали голоса –
Те, что будто бы знакомы.
Кукла пишет в пустоту,
В пыль словесного тумана.
Знаки тают на лету
Слишком поздно, слишком рано.

III.
Не узнаю цитату, хоть и звучит затерто.
Раскрути свою ниточку, недотрога.
Медный пятак с силуэтом рогатого бога
Звякнул по камню и скрылся во влажной пыли.
Нарастанье тяжелого форте где-то вдали
Разбавляет печаль от утраты. Если б могли
Смыслы не гаснуть по темным углам- закоулкам,
Бессловесность если б не значила больше
Чужих фолиантов и пыльной шкатулки,
Было б понятней, воздастся иль нет.
Незнакомка неловко, поспешно
Швырнет подаянье и пропадет навсегда.
У нее классическая кельтская внешность,
А мы не знаем, куда уходят года.

IV.
Przydażało mu się patrzyc’ na stynącą wodę.
Trzymał ją martwo.*
На второй странице учебника,
Мелким шрифтом, курсивом, справа
Нашлось объяснение: в смерти много согласия.
Добавилось: много любви.
Через край истекали проточной водой
Немудреные чаши-каноны.
Мне молчать пред законом,
Мне ответствовать пред
Эолийским дыханьем,
Захлестнувшим долину к закату.
-----------------
* Ему случалось смотреть на остывающую воду. Он держал ее мертво(й хваткой) (польск.)

* * *
Это правильно: на границе
Следует остановиться, понюхать воздух,
Моргнуть увлажнившимся оком,
Вздохнуть об утраченном, обретенном
И бесстрастно задать вопрос.
Сны о границе читаются бустрофедоном,
Пишутся клюквенным соком
Поверх астенических грез.

Преступающий тих и покорен,
Простоват, как рассудок велит.
Говорить полагается мне.
Он молчит и глядит на усмешку Лилит,
Повернувшись спиной к простыне.

* * *
О ваших бедах, достопочтенный,
Мы беседовали в прошлом сне:
О вине, о беспечности, о поворотах,
Совпадениях гласных, согласных вполне
С нерешимостью тайной вычеркивать что-то,
Сходившее не за автограф судьбы –
За пристойное факсимиле,
Сохранившее скорость, наклоны, пробелы,
Вензеля и кавычки.
Что ж, возможно, придется оставить привычки.
Завтра – новые сны,
Комментарии (вечный италик) будут, пожалуй, вредны.
Обрусевшая полька в браслетах и кольцах,
Подмигнув, устремляется мимо.

Нефтис встретит Асклепия только
В узких улочках Рима.

V.
Post Mortem

После смерти тебе все не важно,
О, лиловая птица-душа,
Воспаряешь легко и отважно,
И несусь за тобой, не дыша.

Птица – да, отлетевшее лето
Было первым, последним и вот
Не дождешься ответов, приветов,
Если это прошло – все пройдет.

Безразличны, бессмысленны, вязки
Происшествия, тайны, дела,
И я знаю: не будет развязки,
Потому что однажды была.

Выше, психе, низинные пятна
Не застят голубой окоем.
Слышишь, реквием петь не спешат нам,
Ну а гимны мы сами споем.

VI.
Безупречность капает по капле
На свинцовый тускло-звонкий лед.
Я ищу следы нездешней цапли,
Их сегодня снегом занесет.

Прочь с дороги, бешеная птица!
Нет, останься, ты мудрее всех.
Свежий снег как смытая страница,
Этот псевдо-изначальный снег.

Чистота не может быть первичной,
Птичьи лапы пишут нам пролог.
Я сметаю мантией фабричной
Птичий ловкий, тягостный урок.

Шаг за шагом портится походка,
Спотыкаюсь, медлю невзначай,
За спиной домысливая четко
Белый трепет белых птичьх стай.

VII.
Вот и крутится дней колесо –
Жернов, круг гончарный?
Быть может, и прялка.
Я закрываю лицо,
Мне страшно,
Мне холодно, жарко и жалко.
Я забегаю вперед
В тысячелетнем движеньи назад.
Я сажаю дубы в Жизоре.
Привыкнув не ждать наград,
Вдруг вижу: в награду досталось
Мне целое море.
Я стекаю к его берегам
Речкой – не слишком спокойной, но чистой.
Я не здесь и не там,
Срок отмотан по всем статьям,
Я умею не слушать соло-хористов.
Я спешу на равнины,
Иссохших лугов
Ощущенье свожу
К кануну потопа,
Закругляя, сметая.
Коль ты избрала меня,
Затащила на край земли,
Вручила перо,
Помоги мне, не очень святая!

VIII.
Песенка-молитва

Поддерживай меня во сне,
Во сне, во сне, во сне,
В моей нахлынувшей вине,
В моей чужой – не той стране,
Где я, конечно, вне.

Меня опять ослепит день,
И краски обесцветит день,
Объемы уничтожит. Тень
Упрячется за дальний пень,
Туда брести мне лень.

Я прежние шепчу слова,
Забыть бы надо те слова:
Мертва, жива, мертва.
Пойдет ли кругом голова,
Взойдет ли свежая трава
На дне сухого рва –

Считать итоги недосуг.
Веревка есть, но не дан сук,
А дерево – не хватит рук
Срубить, не хватит мук.
Луг зелен, тонок звук,

Не слишком спорятся дела,
Недалеко летит стрела,
Как знать, смогла иль не смогла
Достичь соседнего села,
А там колдунья зла.

Пусть не почует чуждый дух,
Уйду, да не испустит дух:
Сия земля не стерпит двух,
Нередко поражал старух
Мой странно острый нюх.

Пресветлая! Твоя печаль
Мне тянет жилы. А была ль
Земля, где цвел миндаль?
Ты говорила: очень жаль
И уходила вдаль.

Ты говорила: как же ты?!
Я ухожу, а как же ты?!
С деревьев сыпались цветы,
А я – нездешней красоты –
Стояла у черты.

Пресветлая, тебе помочь
Смогу, как сможешь мне помочь.
Чтоб воду в ступе не толочь,
Пророчу я, и ты пророчь,
Да слушай, улетая прочь,
Поет ли, вглядываясь в ночь,
Возлюбленная дочь.

IX.
Потом тебе будет позволено
Разве что постоять в дверях.
Ветки, суровые реки, зеркала
Останутся в прошлом и будущем.
Выбор – это комната, она неизбежно мала.
Отсутствие выбора – да, это так:
Бездомных не пускают дальше прихожей.
Когда пройдет и это, заменится копией, слепком, сном,
Когда забудутся боль, непогода, безденежье, светская хроника, ложь,
Когда, утратив цвет глаз, обретешь настоящее зренье,
Увидеть, что то, что за стенами, отчасти даже годится,
Будет немного досадно, пока же живи как живешь,
Хоть снаружи, хоть вне,
Пиши свои знаки на самой бетонной стене
И не завидуй яркой подбитой птице.

X.
Кетер, бина, прохладно.
Профаны рисуют знаки, маг стоит в стороне.
Сквозь дождливый день, безотрадный
Несется плач бездомной собаки о ясном дне.

Рабство – тихая суть какого ни есть начала.
Будем свободны на солнце, в ненастье уж как-нибудь.
Странная нянька мою колыбель качала,
Странные зелья мешала, потом провожала в путь.

Черной соседке она подавала знаки,
Та растворила ставни, всхлипнула и она.
Я ухожу, вот только сейчас приманю собаку.
Мир вам всем, очевидцы. Там и здесь шехина.

Я ухожу, и нужно ль так расточать угрозы?
Ветер надрывно дует. Лозы никнут к земле.
История размером с красную сочную розу,
Забытую в Судный день на обеденном темном столе.

XI.
И вам случается, Your Madness,
Завидным, вещим ураганом
Явиться сорок раз во сне.
Моя рифмованная весть
Идет путем слегка обманным,
Едва ли помня обо мне.

Рукой, не знающей перчатки,
Вершатся судьбы тех, кто в масках,
Я ж на границе наготы.
С меня, поверьте, взятки гладки,
Мудреные ночные сказки
Прозрачней, чем мои листы.

Не расставляйте ваши сети,
Не расшивайте их атласом –
Я знаю цену темных лент,
Легко предвижу те и эти
Смешные старые прикрасы,
My best, my dear poor friend.

XII.
Буду идти медленно – ползти – отмечая детали,
Крошечные, производя из них вехи, эпохи.
Эта жизнь – только место сыскать повернее – в чести
У тех, у кого... Но продолжим: плохи дела лишь тех,
Кто за мгновеньем не видит дня,
Кто едва примечает черты, но не жаждет исчеркать бумагу
И разметить судьбу, и глядеть с высоты
Незаметно и пышно, как и положено магу.

Сон дан лишь затем, чтоб воскликнуть: ох, и ночка была!

Проснувшись от холода, головной боли,
Разбившегося где-то стекла, ухватиться за ношу свою,
Разорив за мгновенье гнездо,
Где веками сидела мудреная хищная птица,
Поводила крылом и не знала забот.
Способ не провалиться похож на ходьбу
По ветхой и редкой сети, по канату, по лезвию...
Полет есть тоже способ не провалиться.
Что ни скажу, переоткроется глупым жрецом,
Перезапишется в новых тетрадках и вновь мне приснится.
Буду во сне, узнавая, лепестки рассыпать по листам –
Голубые, синие, в беспорядке.

XIII.
Служка нежный, в бестрепетном храме,
Затвердив песнопения Раме,
Перелистывает зеркала:
Та ли ты, что когда-то была?
Здесь не то выраженье лица,
Там не та амальгама.
О, пресветлая Рама,
Пощади мудреца!
Что попало в тебя, то вернется,
Разве что – не сейчас.
Досточтимая Рама, помилуй уродца,
Не открывшего глаз.
Рассыпаясь от скупости рук, безразличия слова,
Отражений бесцветных ресниц,
О, волшебная Рама, помилуй чужого,
Не упавшего ниц.
Мир плывет в достоверные дали,
Я пою и блюду ремесло.
Кришна-Рама возлюбит едва ли
Не познавшего зло.
Тень смиренья в полдневных пределах,
В завитках заплелись воедино позолота и грязь.
Рама, что же, помилуй за дело,
Раз ленца не пришлась.
Царствуй, злая граница Завета!
Ты гибка, многолика – спасибо за это.
День прошел, моя песня не спета,
Но еще далеко до рассвета.
Всем, кто слушает, выйдет урок.
Только мне невдомек.

XIV.
Я могу – вот и песня моя о закладках –
Расточать небеса под бесплодные ливни,
Расточать времена под нездешнюю суть.
Эвоэ, мой мучительный, радостный, сладкий,
Мой суровый нектар, претворенная манна,
Вечно бледная пыль возлияний старинных,
Освящавшая ночь и являвшая путь,
Ты уже не желанна.

Я уже о другом – бестелесны сомненья.
Не касаясь земли, прохожу молчаливо,
Возмущенье и вопли склоняют траву:
Эй, постой, благовонья, елеи, куренья
Мы тебе ли, жрецу, не сносили в божницу,
Не твердили ли стих за стихом терпеливо?
...Ставлю точку, слегка подправляю главу
И листаю страницу.




следующая «Home, sweet home»
оглавление
предыдущая Юка Лещенко. ЭССЕ






blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney