| ПРЕМИЯ - 2004
| ПРЕМИЯ - 2006
| ПРЕМИЯ - 2007
| ПРЕМИЯ - 2008
| Главная страница

| АВТОРЫ

| Андрей Корольчук
| Екатерина Щеглова
| Анастасия Афанасьева
| Андрей Агеев
| Дмитрий Богатырев
| Наиля Ямакова
| Ирина Шостаковская
| Тарас Трофимов
| Анна Гершаник
| Станислав Курашев
| Алекс Гельман
| Андрей Щетников
| Юрий Лунин
| Александра Зайцева
| Григорий Дашевский
| Лена Элтанг
| Виктор Iванiв
| Сергей Тиханов
| Наталья Ключарева
| Ульяна Заворотинская
Номинация от журнала "РЕЦ" № 28, 2005
Выпускающий редактор Владислав Поляковский

Автор: Анна Гершаник

Биография:
Родилась в 1980-м в Керчи, где и живу по сей день. Окончила филологический факультет Таврического университета. Стихи пишу лет 5-7 - смотря что считать стихами, публиковаться начала в Интернете, на сайте Cтихи.ru - из любопытства. Участвовала в поэтическом конкурсе РНЛС - в общем, успешно, иногда даже слишком успешно. Потом стихи расползлись по Интернету - часто без моего участия.
В 2003-м мизерным тиражом вышла книга "Осколки речи" (изд-во Ракитской и Богатых. Москва), также стихи публиковались в журнале "Октябрь" (12, 2003) и антологии "Современная русская поэзия за пределами России" (НЛО. Москва).

http://www.stihi.ru/author.html?gersh
http://www.poezia.ru/user.php?uname=gersh
http://av-yakovlev.narod.ru/autors/gershanik.html
http://www.oblako.com/authlist.asp?id=31
http://vlc.pedclub.ru/modules/wfsection/print.php?articleid=252
http://crimeaveb.narod.ru/Poetry/Gershanik.html
http://www.classicgame.narod.ru/jan/gersh.htm



* * *

Живешь - и сам себя хоронишь,
Выталкиваешь вон, во вне.
Широкой мордою Воронеж
Качается в пустом окне.

Распаренное тело лета,
Гусыня света, кошка сна -
На всех обыденных предметах
Лежат иные имена.

Проверьте их на звук, примерьте -
Им несть числа, им нету слов,
И только смерть подобна смерти -
Любым метафорам назло.

Живешь, хотя никто не просит,
Рядишься в ветхое вранье…
Ты все равно исчезнешь, Осип,
Как имя первое твое.

И унавоженный Воронеж,
И ледяная купина -
Есть смерть. Ее не проворонишь -
Она одна.

Но в этот миг - как хруст - короткий,
Свой птичий округлив зрачок,
Пропой последние две нотки,
Щелкунчик, дудочка, сверчок.



* * *

Она начинает. Она говорит, говорит,
Как будто незрелая лампа в прихожей горит -
Всегда одинакова, буднична, вечно желта.
Так длится одна из двухсот восемнадцати глав
Дорожного чтива. Так хнычет на хлеб нищета.

Он стонет в ответ: my love!


Она продолжает - она рождена продолжать.
Ее монолог как всегда не дожат, недосжат;
Гримаса прилипла к лицу, обжила выраженье.
Она различает приветственный кукиш небес,
Но делает вид, что узрела Господне движенье.

Он тоже узрел: o' yes!


Она изучает науку течения слез.
Она заявляет всерьез, что рыдает всерьез,
И даже уходит всерьез, но серьез далеко -
Значительно ближе засиженный мухами рай.
Скисает вино. Простоквашей тошнит молоко.

Он гонит волну: don't cry!


Она замолкает, потом подается вперед,
И верхнюю ноту за тоненький хвостик берет,
И, черную точку вогнав ему в левое ухо,
В другое какую-то жуткую чушь верещит.
Продюсеры в ужасе. Тенор лишается слуха.

Он чешет башку: O shit!


Она молчит. Повисает глухая тьма.
Суфлер стреляется. Зритель сходит с ума.
The end застревает в глОтке - как мятный ком.
Она молчит. Наливается соком плоть.
Божок немоты устает наконец молоть
Раздвоенным языком.

Взвывает хор. Облетает сад камней.
Она спускается в зал и идет ко мне,
И шелест дыханья не поспевает за телом.
Все чаще бьется птица в моей груди.
Мотор стрекочет. И в воздухе загустелом
Я слышу свое "Уйди!!".



В АРКАДИЮ

От желтого света ночного
До черного бога земли -
Простым морепахарем - снова
Свои снаряжать корабли

Туда, в сердцевину планеты,
К зародышам новых планет,
Где дышит свинцовая Лета -
По вздоху на тысячу лет,

Растить корабельную стаю,
Чертить направленье пути
И, встречные камни листая,
В пустотах пространства найти

Нелепые лохмы рогожи,
Бессильно разжатый кулак
И въевшийся в смуглую кожу
Сухими крупинками мрак.



* * *

Все-таки в этом городе что-то есть,
В вывернутых наружу, как потрошеная рыба,
Двориках, в постоянных мыслях "успеть до жары бы",
В том, что успеть невозможно. Повсюду здесь
Солнце и ветер. Живу между двух морей,
Между двух государств, на две стороны халтуря,
В очаге десяти культур и блаженного бескультурья.
Видимо, не уеду - стану скорей
Высохшим деревом, дальним дымом в степи,
Запахом глины, ветром из Хохластана,
Пылью, водой, собакой на ржавой цепи,
Рыбой… Пожалуй, рыбой скорее стану.
Чтобы лежать на темной живой волне,
Брюхом до влажного блеска ее засалив.
Чтобы твои корабли, отплывая, мне
Что-то кричали длинными голосами.



* * *

Сперва беспокойство. В глубины ушли -
Морские, земные -
Все жители неба, воды и земли
И твари иные.

Прибита сухая травинка тепла к
Обочине мая.
Свои длиннопалые руки в кулак
Деревья сжимают.

Потом - полумесяц сверкнет золотой,
И, тяжелоноги,
На нас надвигаются черной ордой
Татарские боги.

Изломы зазубренных сабель блестят -
Сверкание стали.
Нас всех перетопят в дожде как котят,
Нас скоро не станет.

И позже, когда отревет, отрычит,
Отлязгает громом,
Не нам прогнусавят отбой трубачи -
Кому-то другому.

И кто-то другой прогрохочет вперед,
Насупясь по-бычьи.
И рак милицейским свистком отпоет
Все наше бесптичье.



* * *

От кофе кошки Мандельштама
До чай собаки Пастернака
Разверзлась яма-панорама,
Где все непрочно, все инако -

Живые неживые лица,
Эллады мраморный осадок…
Зачем на них толпа дивится
Из нынешнего зоосада?

Я тоже, лоб прижав к решетке,
Глазам затравленным не веря,
Гляжу с тоской амикошонки
На их недостижимый берег.

Там от обложки до обложки -
Эпоха чередой обложек.
Там чай собака кофе кошке
Свою вину простить не может.

Вас, усмехнувшись нагловато,
К ногтю затребует сановник,
Ведь вы ни в чем не виноваты,
Вы непростительно виновны -

Вы, время на слова растратив,
Пытались немоте перечить.
Вы нас, как будто меньших братьев,
Учили человечьей речи.



* * *

Цыганские тропы российских стихов -
Кибитки, составы, заставы.
Гремит в темноте, безголос, бестолков,
И мой колокольчик картавый.
Зачем из алькова далекого дня
Украла ворона-цыганка меня
Зачем повела за собою
Неверной звериной тропою?

Здесь нет никому ни кола ни двора -
Какого двора и кола им?
Тоску отворяют, как вену, с утра,
И сумерки пенятся лаем.
Густая трава, неживая вода,
И в небе ночном - золотая орда,
А утром - соленые росы
И верная смерть - безголосым.

На память от матери названой мне
Досталась вороняя память -
Я вижу корабль в узловатом бревне,
Зерно в поседевшей от зноя стерне,
Кружочек монеты на кружечном дне,
Бессонницу - в черном от полночи сне,
Смеющийся крюк вижу в каждой стене.
И взгляд мой никак не устанет.

А там, где тропа продолжается, там
Пьет кровь чернозема поэт Мандельштам
И в рамке пеньковой старинной
Заходится птица Марина.
Туда не пройти, и обратно - никак.
Мой ангел с мечом - мой смеющийся враг -
Смешал голоса. И гудит голова,
Когда из нее вынимают слова,

Как жемчуг из мертвой ракушки,
Как время из птицы-кукушки.



ЕЩЕ ОДИН ДИАЛОГ

- Ну, что? - говорит человек человеку,
Надев на зрачок непрозрачное веко.
Вокруг зеленеет рекламная плесень,
Журнальчик в руке отвратительно пресен,
И небо ночное висит над кустом
Тяжелым от выпитой тьмы животом.

- Ну, что? - две фигуры, во мгле бронзовея,
Неясно очерчены. Та, что правее,
Сжимает безвкусный журнальчик в руке -
Глаза под очками, душа на замке.
Вторая фигура тяжелоголова,
Роняет блестящее оловом слово -
И слово царапает слух глуховато,
И в нем не металл проступает, а вата.

- Ну, что? - в шелестенье древесных апсид
Секундная стрелка луны колесит.
Над сквериком ветер зашелся от воя.
И то, что хотели сказать эти двое,
Висит на фонарной иголке луча,
Невнятно и радостно лепеча.