| ПРЕМИЯ - 2004 | ПРЕМИЯ - 2006 | ПРЕМИЯ - 2007 | ПРЕМИЯ - 2008 | Главная страница | АВТОРЫ | Андрей Корольчук | Екатерина Щеглова | Анастасия Афанасьева | Андрей Агеев | Дмитрий Богатырев | Наиля Ямакова | Ирина Шостаковская | Тарас Трофимов | Анна Гершаник | Станислав Курашев | Алекс Гельман | Андрей Щетников | Юрий Лунин | Александра Зайцева | Григорий Дашевский | Лена Элтанг | Виктор Iванiв | Сергей Тиханов | Наталья Ключарева | Ульяна Заворотинская |
Номинация от журнала "РЕЦ" № 31, 2005
Выпускающие редакторы Владислав Поляковский, Ксения Щербино Автор: Лена Элтанг Биография: Журналистка, театровед, публикую прозу и статьи в прибалтийских изданиях. Живет в Вильнюсе, родилась в Петербурге.
Публикации в журналах "Знамя", "Октябрь", в "Литературной газете", в антологии "Русские инородные сказки" (составитель Макс Фрай, "Амфора", СПб). В интернете - на сайтах Пиитер, Вечерний Гондольер, Стихи.Ру, Литературный Арьергард. мнимо поговорим на португальском змеином влажном языке тебе знакомом мало-мальски по прежним жизням налегке хозяин дремлет на жаре ты примеряешь белый алый в портовой лавке в тавире товар атласный побежалый ни разу я не побеждала в твоей атлантике в игре где правил нет а есть ветрило тугой полуденный зюйд-вест и что бы я ни натворила меня не спишут из невест покуда все навеселе фата полощется на рее и выворачивает шею фадейро в лопнувшем стекле в который раз мы на земле альгарва лена лотерея представь мы проскочили ножны нас протащило прямиком в подземку выходов возможных лихим брахманским сквозняком и все по новой как всегда но дио мио мимо мимо мы в этой этой версии любимы во всех портовых городах а в петербурге не любимы decimo я любитель в любви аматёр с головой голубиной на сан марко живу аматёров других посреди позолочен мой клюв а глазок мой рубинов рябинов веницейская спесь приживается в круглой груди я неловкий ловец оттого ли что вор неумелый что украл то немило и жемчуг мне мелок и рай мне раешник и в нем с коломбиной живу онемелой обратили меня в сизаря мои боги - играй! даровой каравай да жилье у подножия дожей тут гули не гули голубиной не снять головы город насмерть залюблен и этим мы жутко похожи он ответить не может и этим похожи увы ниже темной воды, тише донной травы пребываю, в перепалках на пьяцце в укромном держусь уголке я в руке твоей марко и вся моя стая в руке и крошатся крошатся крошатся твои караваи пестро подсвешник перезаложив вас принимаю в воскресенье и понимаю опасенья хозяйки прячущей ножи и острый свой инструментарий перед воскресною гульбой о как я знаю эту боль когда булатный голубой вонзают в золотистый карий и говоришь сама с собой * * * освистанный ветреной клакой перон где виленский экспресс со вздохом назад подает сочлененья сверяя и поручни медны и лаком язык проводницы: дюшес ja mam tylko jeden! однако я жмурюсь и пью я в твое огорченье ныряю под жолтой купейной лампадой так жадно стучится в груди я рада я рада я рада полячка еще оранжаду и больше уже не входи дорожное чтиво не шутка с ним скрипы и страхи острей в бессонной теплушке где прежние жалобы живы железны дорожные сутки но плавится сладко и жутко в серебряной ложке хорей о йезус мария считайте меня пассажиром check me out будто крошки подсохшие острые заселяют атласные простыни после ночи с постылым а дни торопливыми белыми сестрами от постели отходят - одни подаются на лиговку фартуки и чепцы побросав на ходу а другие заводят мне бартока и катают в больничном саду то кофейничек медный сияющий подадут то пилюли а я еще не поняв что сижу под замком задираю их хомо играющий хомо плачущий здесь ни о ком check me out отель калифорния пансион на метро одеон я то съеду я девка упорная не с такого съезжали а он все грустит и хрустит круассанами теми самыми - да! теми самыми что на голые ланчи в кровать подавали во дни несказанные когда было о чем пировать * * * король кофетуа возьми меня с собой в любой из городов твоих в любой в любовь из соловков твоих в любовь я белая чужая ты рябой король кофетуа возьми меня на роль я буду стражник стриженный под ноль я буду бражник с мертвой головой ты будешь мастер я мастеровой король кофетуа возьми меня в кровать я обещаю слов не рифмовать пока ты по пустыне водишь рать твои подушки стану вышивать твои чекушки стану допивать давай играть * * * безумным нильсом погубившим стаю гусиную посулами и лаской ты кажешься - я рукопись листаю расклевываю черное с опаской серебряное за щекой катаю я приручаюсь соловею таю гусыней очарованной - напрасно зовут меня я больше не летаю друзья мои мы вышиты на шторах мы не парим над речью посполитой над княжеством московским над ордою чем дальше в лес тем меньше дней которых не пережить тем больше дней пролитых на скатерть дней разбавленных водою со льдом на дне с прохладной ерундою отложенными рейсами туманом одолженными песо по карманам безумным нильсом погубившим стаю ты кажешься но я тебя читаю tranquille в кармане старого пальто обрывком мантры обнаружив парижский список - что на ужин редис латук фромаж батон mon Djeu неужто было хуже? заплачешь сидя на полу в кладовке в запахе пачулей сен-жак не улочка а улей январский кофе на углу и то как в булочной заснули за ранним завтраком в тепле (Gainsbourg и влажные опилки) как два вора на пересылке и кофе стывший на столе хозяин грел потом с ухмылкой на новый не было монет их и теперь немногим больше пальто мне продал барахольщик пальто одно другого нет авось не сносится подольше angoisse душа сторожит мое тело а душу болван сторожит живущий в пинакле на гребне расстроенной крыши я тоже я тоже хотела в пинакле готическом жить но в этом спектакле он главный и должен быть выше я ночью по лестнице этой ведущей наверх на чердак крадусь неизменно болвана врасплох заставая а после курю сигарету над телом и счастлива так как будто из плена выводит тропинка кривая проснувшись жалею болвана несу ему плюшки и мед и черные мысли свои извиняясь что рано а он не слезает с дивана он щурится нежно и пьет как свежую прану холодную воду из крана * * * луна стареет быстро - на плече следы зубов и пятнышки на скулах пигментные ты спрашивал зачем мне на поляне два плетеных стула садись сюда не зажигай огня смотри как тьма обкусывает ловко дареный сыр в небесной мышеловке кто ставит их не спрашивай меня такая степень лунного родства такое жженье внутреннего тока что кажется я слышу как листва под лунным светом ежится - жестоко обходятся с луною - так и ты терпи как терпит грошик неразменный то убыванья ужас неизменный то неизменный ужас полноты faute de mieux обмануты сводкой погоды сойдете в лидо без пальто чудовище женского рода венеция с черного хода впускает своих кукловодов а вас не встречает никто пьеро на ходулях - на сваях домишки по горло в воде речных дожидаясь трамваев здесь мидии их обживают здесь медичи всем подливают а вам не подносят нигде гниет поднебесная свалка прикрыв треуголкой чуму в приливе как в старой качалке сантиссима дрыхнет вразвалку и всем ее бывшую жалко а вас вот не жаль никому в кофейне над чашкой остывшей где местные все в домино прислушайтесь - аква все выше вы знаете как она дышит вы тоже и старый и бывший и тоже идете на дно cavamadame поцелуи кон латте в оба виска восемь тридцать лувр риволи кто ты дурочка? я-то? дочь рыбака из виленской скудной земли так губами щурятся - бон суар вот же каин твоя печать отвечать не могу - во рту пожар но могу мигать и молчать каково тебе спустившись сюда подобрав чужой фигаро не меня дожидаться а дня суда безбилетный орфей в метро аз воздам сторицей а мне хула от распай до лувр риволи каково мне злиться во рту зола рассыпаюсь от конопли эвридикою ёжусь в чужих мехах дай мне руку - се данс макабр на дворе трава на траве аллах а в конце тоннеля декабрь le frelon pour joan твои заморские пожитки заполонили чердачок в тринадцатом аррондисмане в любимом месяце нисан где я с тринадцатой попытки попав сардинкой на крючок живу с орешками в кармане и с ветерком да ты и сам поиздержался пали кони но вот приехал и - виват садись на пыльный подоконник свои обиды забывать все как зимой и даже пуще мы пропадаем ни за грош и длинный хлеб уже надкушен пока из лавочки идешь и кофе выбежав из джезвы подсох сиенским ручейком и не найдется свежих лезвий и черновик лежит ничком о как я знаю твой сценарий бессмертный как папье-маше и шершень золотисто-карий зависнув в солнечной пыли уже глядит без удивленья на рай в нерусском шалаше проспав в багажном отделеньи три обращения земли simple comme bonjour как смена августом июля неукротимая - пся крев с утра поет поэтка зоя в саду где сиверко с грозою густые завязи смахнули с неоперившихся дерев завидна зоя - вшистко едно ее власа и власть и стать семь бед хозяину приносят ему соседи прочат зосю но он запястья зои бедной любить не в силах перестать и распускать ей русый узел - холера ясна ей молва чужого яся приписала чьи щеки впалы губы алы и вот глаза хозяин сузил поникла зои голова поля полны полынной лени бредет деревни посреди с узлом покинутая зоя сухую пыль кропит слезою мелькают круглые колени и матка боска на груди не до силлабики теперь ей и мы с тобой качая вслед как два болвана головами кропим ненастными словами сухую ненависть и перья макаем в красное - ответ давай полуденная полька куда ты держишь зоин путь презрев канон стихосложенья и признаешь ли пораженье? она зажмурится и только - и ты забудь забудь забудь la perche не продохнуть от восхищенья. мне передышки не дает лиловой жилки учащенье и смятый рот и наотлет золотошвейное запястье. но в тишь озерную но в гладь своей бессовестною властью меня ты волен отослать дай налюбуюсь напоследок испанской проволкой кудрей румянцем рыжим как у шведок и отступлюсь и лягу в дрейф так смуглый окунь на кукане - взлетевший было над водой сверкнув на солнце плавниками слоистой мокрою слюдой из самой верхней смертной точки узнавший руки рыбака рукав реки и пруд проточный и лодки красные бока - в тугой камыш вернется всплеском но не домой. наоборот. его же тоже держит леска за рваный рот за рваный рот |