| ПРЕМИЯ - 2004
| ПРЕМИЯ - 2005
| ПРЕМИЯ - 2006
| ПРЕМИЯ - 2007
| Главная страница

| АВТОРЫ

Леонид Костюков
Станислав Львовский
Ксения Щербино
Константин Кравцов
Алексей Кубрик
Мара Маланова
Андрей Хаданович
Сергей Жадан
Василий Бородин
Евгения Суслова
Юлия Тишковская
Андрей Моль
Евгения Риц
Федор Сваровский
Борис Херсонский
Андрей Поляков
Ника Скандиака
Юлия Тишковская | Премия журнала «Рец»-2008
Номинация от журнала «РЕЦ» № 52, 2008.
Выпускающий редактор Павел Настин.


Автор: Юлия Тишковская

Биография:
Родилась в Ленинграде. Окончила отделение сурдопедагогики Российского государственного педагогического университета имени Герцена. С 2000 года в Москве. Участник московско-калининградской литературной группы «РЦЫ». Публикуется с 2003 года, первая книга издана в 2005 году.



На обороте лица

*
с каждым новым именем
длинней твои святцы
короче молитва



*

а ведь нет,
мимо этого не прошел.
можешь долго себя успокаивать,
чтоб спокойно молиться на ночь,
не запомнив всех слов
небывалых наших молитв
за себя о других.
и тогда мы
такие маленькие,
что нам кажется –
просто спим.
при крещении
дали имя,
но невнятно произнесли
или тихо сказали.
вот идем и слушаем:
вдруг кто выкрикнет,
по дереву простучит.
это такая жизнь.
внутри тикает,
но не взрывается, а дрожит.
от этого не убежишь,
сколько б ни выпил.
и вызывают к стене,
и кошелька не просят,
не видят тела.
ты судорожно пытаешься простить перед смертью
то, что они собираются делать.
и уже получилось.
и в награду – не больно
и почти не боишься.
а они ничего не делают
и уходят.
а ты остаешься зачем-то жить,
такой смешной и простивший.
слишком просто было тебя убить.
ты сползаешь по этой стене вниз,
закрываясь рукой в побелке.
у тебя
нет
права
на смерть.
только
право
на жизнь
и на свет.

безымянны пути твои, Господи,
в бездорожье наших теплых молекул



*

на обложках школьных тетрадок:
таблица умножения
одновременно и
таблица деления

все, что нужно знать о жизни



*

дети
лечат деревья,
зовут кукол
и уезжают в колясках.
дети.
они твердо верят,
что есть Бабаи
и потому – бесстрашны.
смотрят в глаза тому,
про кого все знают.
потом они вырастают,
стремительно становятся нами
и даже старше.
все так же
кого-то лечат,
зовут
и уезжают в трамваях.
верят, что смерть придет
и всех уравняет.
а потому живут
и не кашляют.
дымят легкими
и посылают сигналы с башни:
снимите нас.
здесь до земли
слишком высоко,
а в небо – не каждому.
смените нас.
изнутри
кусают Бабаи.
нам стыдно смотреть в глаза
тем, кого мы близко узнали.
мы вылечили всех кукол
и пробуем звать деревья,
но то ли они не слышат нас,
то ли не верят.
снимите нас
на черно-белую пленку.
прекрасное групповое фото.
щелк –
и птичкой мы вылетаем с башни
прямо в глаза ребенка.
по ту сторону
смотрим на мир,
как из окон.
и пока точно не знаем,
где потолок, а где – пол,
сможем увидеть Бога,
отражаясь в трельяже,
пока мама готовит нам молоко.



*

у побед
и поражений
одно лицо
в огромных темных очках.
мы закрываем глаза,
когда их
готовятся снять

это –
такое счастье



*

твои жернова
мелят слова
о том, что будет
тогда,
когда.
а вместо дел
выходит
лишь скрип да крик.
и я
кричу,
кричу до тебя,
что уже охрип
пустомеля ты,
пустомеля.
где тела твоих слов?

как же так
для моего скромного
да для всех обеда
не допросишься
у тебя
зимой снега
да летом хлеба

как же так
дослужить до конца
мою обедню
не докличешься
до твоего
сухого неба

пустомеля ты,
пустомеля.
тела твоих слов
заблудились
в открытом небе.
дела твоих слов
заполняют
колодец неба,
из которого
никогда
никто
не напьется.
десять тысяч слов –
в агонии,
и ни одно из них
не зачтется

пустомеля ты,
пустомеля

славишь мир,
в котором будут слова без тел
справишь мир,
в котором будут слова без тел

как ты справишься с миром,
в котором будут
слова
без тел?


*
                (Е. Б.)

на расстоянии
в одно лицо
вдоль тела на спине
мешающие волосы
и лифт пришел пустой на твой этаж
не видела тебя

в больничном коридоре
вдоль стены
нельзя сидеть
его уже несут
ты хочешь посмотреть
туда
смотри
не видела тебя

дни щелкают
как шарики с куста
такие белые
чем больше – глубже щелк
ногой по ним
все дальше уходи
с собой носи
привычный микрофон
когда всё за спиной
и за стеной
увидела тебя



*

как утекает грязная вода
сквозь дырку в ванной, –
так больше ни за что и никогда
не согрешить нам ни в большом, ни в малом.
ведь след ее теряется в трубе –
неведомом, отчаянном устройстве,
и не видать, какое же из дел
пошло во вред или сошло за пользу.
пройдя свой путь, вода откроет кран
и снова обернется чистой.
а нам с тобой лишь предстоит узнать
всю тонкость степеней ее очистки.



*

не воспевать
ненажитого счастья,
не слышать
собственного плача.
считать всегда до двух:
подумал – сделал,
и видеть плач чужой
издалека.
бежать навстречу,
чтобы не пролился.
считать всегда до двух:
увидел – улыбнулся.
в себя не тыкать пальцем,
руки не поднимать,
не опускать,
накладывать и слышать:
заживает.
закладывать пусть часть души –
не жаль –
за пару лет чужого счастья.
а всей души не заложить никак.
чем больше отдаешь,
тем меньше значишь.
чем меньше значишь,
больше вырастаешь,
чтоб вновь отдать.
не кончится.
не надо.
и нет концов,
чтоб в воду уронить.
и нет воды.
и солнце светит небом.
считать до без конца.
пока не скажут: хватит.
ты всех собрал.
ты всех вместил.
ты
мертв.
и в этом – прав.
и в том, что жил
и будешь.
но если ты кого не посчитаешь –
как сети я раскинусь
от крика удержать.
кого любили мы –
те живы.
кого мы не любили –
будут вечно.
и с кем не рассчитались –
посчитайтесь
на все отдам
и все приму
и все отдам



*

Бог верит
в любой способ любви.
если внутри у тебя –
стальной прут, –
иди с ним,
как будто живи.
ходи прямо,
пока тебя не согнут.

а будут сгибать,
не тужи.
скажи им,
что это – не прут,
а такая пружина.
хитрая отвлекательная машинка.
они непременно поверят
и убегут.

есть много способов,
чтоб любить,
но только один принцип,
когда внутри у нас
стальная пружина

и мы ходим прямо
и остаемся живы.
как будто бы так и было.
как будто бы ничего
не случилось.
как будто бы нас
никогда не сгибали.
всегда любили.
всегда
любили



*
               (Е. Б.)

как на гору
мы пошли
ты с палкой,
я с палкой
и добрались до реки
ты с палкой,
я с палкой
и ты говоришь:
давай из твоей палки
сделаем мост,
чтоб нам перебраться

и я говорю:
давай

как идем мы на гору
ты с палкой,
да я с тобой
и встает перед нами город
под голубым небом,
но не золотой
и ты говоришь:
давай продадим твою палку
и купим еды нам в дорогу
но у меня больше нет палки

и я говорю:
давай

как идем мы всё на гору
ты с палкой,
да я, наверно
и раскинулась пропасть
от неба до неба
и ты говоришь:
ну, клади свою палку
выкладывай палку
прощайся с палочкой
мы перелезем, едва держась
и пойдем дальше
но у меня дважды нет палки

но я говорю:
давай

как подходим к вершине горы
ты с палкой,
я дважды без палки
и у входа – ворота
а на воротах читаем надпись:
да оставьте одну из палок
и двигайтесь дальше
к вершине
вершине горы
и ты говоришь:
так давай оставим твою палку
ведь у нас есть еще одна
ее сохраним
до нашей весны
но у меня нет и больше не будет палки

и я говорю:
давай

как доходишь ты до вершины горы
да как доходишь ты до вершины горы
как доходишь ты до вершины горы?

трижды без меня
трижды без меня
трижды без меня



*

приезжает, значит, и видит:
хлеба не запасли

как пойдет за ним
как вернется

приезжает, значит, и видит:
воды не осталось

как пойдет
наберет

приезжает и видит
никого
будто и не было

как пойдет
закричит
оживет
поселится насовсем

скажет:
Господи
белый свет
ты придумал
удивительно хорошо
хлеб, вода
ты да я

приезжаем и видим:
все сбылось, все свершилось
сгладилось
судивилось
вылилось
накрошилось

белый свет
ты придумал
удивительно хорошо
будто и нет повода,
чтобы спать
и лежим, ворочаемся,
придумывая надежный
повод не приезжать



*

перебегай
они не успеют
заметить
скажут – отстал
заглянул в магазин
остановился,
чтоб покурить

перебегай
не хватятся
не закричат

через себя
через них
через за что ни
возьмись

что же на той стороне,
куда ты так
рвешься
дышишь как
перебежчик

хочешь быстрее
увидеть

не хватишься
не успеешь заметить
не закричишь

мигали тебе
светом
долго
мигали тебе
светом –
что же на той стороне?

перебежал.

ты
невозвращением
на все ответил.
все сказал.



*

сколько осталось слов до смерти
спряжений, корней, суффиксов,
междометий

что бы ни говорили –
любили

кто бы ни говорил –
любил

ушел раньше всех
почти не заметили
не кивнули
не проводили

но
лишь бы дверь еще
не закрыли
и замок не сменили
зубной щетки не замочили
света не погасили

никого другого не ждали
ни о чем не просили

слов не считали.
что бы ни говорили –
простили.



*
               (Е. Б.)

что остается
после конца
очередного мира

сломанные жесты
неуслышанные крики
грузовики,
вывозящие наши слова
на окраины

из них можно было построить город
выше Парижа
но кто отказался

ехать туда на крыше поезда,
глядя в обломки неба,
из которых ты
строишь свои новые города
а я, по обыкновению,
фотографирую

после конца
очередного мира
остается незаполняемая пустота,
прошитая крестиком
твоих и моих дорог

отпускать с болью –
значит, не отпустить
отпускать с болью и радостью –
все равно что отмолить
прощение
сразу за все новые города,
которых коснешься
с верой,
что очередной мир
окажется прочнее жизни



*

а вот посмотри – отец
по образу и подобию.
каким ты стал
во мне –
я б не узнал,
да только
кричит вода:
я
я.
амальгаму придумали –
страшнее втройне.
занавесьте.
хватит рек.
ведь и мне было
тридцать лет и три года,
но не рыбачил,
другая порода:
ловил,
отпускал,
а потом и хватать
перестал,
но хватало
на свечи к твоему пьедесталу.
отец.
я любил тебя.
иногда думал, что ты устал.
иногда думал, что я устал,
но послушно каждому
из твоих зерцал
отдавал
что причиталось.
да и больше.
только
откуда мне знать,
если ты завещал не судить,
не воевать,
подставлять
все по второму разу.
щека уставала, отец.
сердце горело и призывало конец,
но только что отдавал –
прибывало.
а ты шептал, что мир – прав,
и вся боль – по мне,
по размеру сшита
да по заказу.
а я плакал и повторял:
не могу.
эту чашу сию
один не допью,
но ты не слушал, отец,
и твердил:
люблю.
несколько лет на непрерывном посту
смены ждал
и знал –
они не придут.
и грешил невпопад.
и понял, что дно – это ад.
но и самый верх,
если гордишься тем –
то же самое.
каждый день
был готов умереть,
но только умер не сразу.
а потом
я понял тебя, отец.
этот путь наверх
и смерть – не конец.
а дорога длины такой,
что не хватит глаз.
собираюсь, отец.
вот сейчас, сейчас
на дорожку сядем.
и ты скажешь:
«в час добрый»,
а я скажу:
«занавес.
занавес».



*

и вот Горбачев открывает въезд на родину;
старые французы и не французы,
вывезенные из России детьми,
едут сюда – увидеть перед смертью.
Москва и Питер.
ведут себя как обычные иностранцы.
Фотографии у памятников, дворцы, кремли,
каналы, панамки.
Икарусы.
а перед посадкой в самолет стоят на коленях,
целуют землю, плачут, плачут.
потом забираются по трапу и улетают домой.
и что-то увозят
туда
перед смертью.

в салоне
откидываются на спинки кресел.
улыбаются
навстречу всему,
что им светит



*
               (Г. М.)

за пять минут до посадки
на неровной поверхности твоих отрицательных ответов
понимаю, что угадала.
не врут только черепахи без панцирей –
открытым сердцем, –
задыхаясь колючим воздухом,
не зная,
как сказать правильно,
куда наклеить пластырь,
чтоб мир не так жал.
в сторону выпуска шасси
из иллюминатора смотрит Шива.
смеется.
зрители медленно хлопают,
всем спасибо.
точное время прилета
еще не зафиксировано,
но уже помнится
как потеря какого-то незаметного счастья,
победа,
бесчестье,
резкое снятие пластыря.
небесное попустительство
как невмешательство