Настя Кирьянова
любовь — это дерево
отвожу взгляд от незнакомца в метро
клянусь с собой на мизинчиках больше не поворачиваться в ту сторону вагона
случайная близость порождает воспоминания
твой голос, выжженный на затылке
цыкаю на прошлое
убираю полароидные отпечатки пальцев со своего тела
говорю себе «хватит паясничать»
говорю себе «стой смирно»
расхристанная нитка вылезшая из шарфа
своевольная родинка вылезшая на щеке —
это мои способы коммуникации с телесностью мира
ты говоришь, что у женщин больше прав на случайную близость
ты говоришь, что тебе нравится мое нынешнее окружение
у меня дома есть нарисованное фортепьяно и меня не устраивает любовь к тебе, как к чужому
у меня так много вопросов к любви, еще больше чем к поэзии, на самом деле
мне кажется, что я могла бы выдумать свой язык и говорить на нем
мне кажется, что если я буду ласкать себя в том доме
на том самом месте, где мы когда то жили
я обязательно найду ответы
потому что все, что я трогала руками, касалось и сердца тоже
центр центра, телесность любви найденная в касаниях
находила твои ресницы в книгах и хранила их
теперь пытаюсь найти звук от прикосновения
с него начинался наш танец
говорю себе «тебе обязательно нужно запомнить это,
запиши потом где нибудь»
говорю себе «у тебя робкие, рыбьи кости, не тревожь их напрасно»
мое тело с тобой раздевается до непреломленной целостности
мы ложимся голова к голове без желания обладать друг другом
это больше, чем секс
это то, где нельзя потрогать
мне нравится смотреть на тебя, неприкрытого именем
хочется достать из себя любовь и положить ее рядом с нами
у меня лунные ребра, у тебя провал между бёдрами
это ежедневная внутренняя любовь — простая и всеобъемлющая
я говорю себе «хватит паясничать»
я говорю себе «стой смирно»
если кто-то вокруг заметит какую любовь ты провозишь внутри себя
то тебя обязательно скрутят, как главного террориста
:
любовь моя! все в тебе хорошо
прожектор пробирающий до самой сердцевины вещей
расточительная нежность
смирение
проникновенный жар, обнимающий все оставленное
знание гарантии возвращения к самому важному
пусть они отдаются словесности и математике
мне бы быть землей, сохраняя опыт тишины
касаний
и беспощадности
жизнь непрестанно учит меня не оглядываться
а я исчеркиваю и мну страницы хороших книжек
создаю плейлисты для каждого города, где бывала
только тебя не привязывала ни к имени, ни к смущенным прикосновениям
ни к полоске руки, удерживающей необъятное
видишь, где встречаются память и знание — отмирает важное
унося глубину
оставляю помнящему мертвые срезы времени
обещаю тебе, ничего не помнить
лишь наблюдать и чувствовать
пусть они отдаются словесности и математике
я знаю простые вещи, где ты мне пишешь о встрече
а я не владею твоим языком
но могла бы ему научиться
:
выглаженные объятия на спинке стула
сброшенные с тела, чтобы с тобой прощаться
мы же обойдемся без этого
это репетиция
учебный передоз внимания к моменту
мы всего лишь стали прекращенными, вместо продолжающихся
это окей. так бывает.
подумаешь, не найдемся в объективах здешних фотографов —
небольшая потеря, если ее заранее проговаривать
кропотливая работа зубной щетки в пожухлом молчании
ты сплевываешь и слюна застревает в поле моего внимания
как терять часть себя и не замечать этого?
отрываешь практически плоть практически безболезненно
на расстоянии одного выдоха от меня позволяешь себе расслабиться
чувство растет и я тоже сплевываю —
самое человечное взаимодействие с воскресенья по вторник
это тоже окей. так тоже бывает.
ты бы мог делить выручку с таксистом в каком нибудь n-ом соотношении
я практически плачу за секс
я практически плачу, чтобы больше тебя не видеть
я уверена он тебе сколько-то должен, спроси у него при случае
похожий на моего отца, он бросает сочувственный взгляд через зеркало
он думает для любви нужно сердце
а любовь можно вытащить, рисовать или трогать
в зависимости от потребности
страшно находить ее на кончике языка солёным желанием —
хочется проговаривать
а в остальном вообще не страшно, даже забавно наблюдать ее голод
просто через полгода буду лежать под ним
и так хорошо
а я все пытаюсь вспомнить точно ли отписалась матери, что в порядке
открою глаза и найду связь любящего и любимого
и вдруг вспомню тебя
и нежность расправит плечи где-то под ребрами
и ты не поверишь,
это тоже окей, так тоже бывает.
:
да, не знаю, нет
все хорошо
давно не виделись
да, нет, не знаю
веду себя хорошо
надо совершить усилие, чтобы не говорить слишком много
надо совершить усилие, чтобы говорить достаточно
кажется, все осталось как прежде
как-то прознали, что я пишу
выхожу за хлебом, думаю он? не он?
как-то по человечески было бы оглянуться, окликнуть или типа того
высохшие здания и что-то отпадает во мне
как живое тепло отбирает снег
как любовь отброшенная из объятий
отбирает мою угловатость
хочется снова говорить им, что мы когда-то ходили здесь
но дашенька спросит «ты все еще любишь его?»
и такое удивление в голосе
и совсем не хочется никого разочаровывать
словами, запрещенными к произношению
вижу ликование твоей женщины
когда я говорю говорю говорю
о наличии романтических отношений —
значит и мне, как всем на удивление просто влюбленным просто семнадцатилетним
доступна эта возможность отрывать от сердца быстро и безболезненно
это просто взгляд у меня от отца
задорность от матери
ничего моего в возвращении домой
скупость солнца
и приходится ждать, когда сутулые люди
требовательно подойдут ко мне
с вопросом «вы верите в бога?»
да/нет/не знаю
я говорю говорю говорю
что все хорошо
и что я не местная
до досадного сложно всем объяснить
что я просто вздох
ссадина на коленке иисуса, когда он еще мальчишка
:
сегодня сидела за столиком, красная словно вишня
носила в крови стыд, незнакомый снующим официанткам
разглядывала людей —
красивый мальчик или некрасивая девочка
ты же знаешь, как происходят эти очень серьезные диалоги
с местами на малоосвещенных улицах
в каждом своем движении чувствую дрожь
пока прячу между коленками кофе из чужой забегаловки
как хорошо, что ты не знаешь
что на свете так много других поэтов
может, если я буду молчать
ты никогда не заметишь
просто верну тебе все твои песни
и снова останусь немая
:
думала, если не давать тебе имени
думала, если отделить любовь от всего, что нелюбовь
думала, если вернуть в рот все песни разутого неба
то конечно же не прельщусь изгибами зависти
думала, буду читать умные поэтические рецензии
не давать касаться себя дальше изнанки бедер
по выходным ходить в магазины с подружками
чтобы ты видел меня только в красивых кофточках
как так вышло, что зависть вязкая и мучительная
к прошлолетней себе
у которой к тебе едва ощутимая нежность
и ничего серьезного —
звук начала пути
робкие объятия на темных скамейках в парке
просачивающаяся влюбленность
как хорошо ей!
что бы она не читала — стремится коснуться сердца
так интересна тебе, что едва ли хоть раз наскучит
:
все может быть слишком близким при тщательном рассмотрении
живые организмы поездов
любопытными и влюблёнными
передвигаются по России
пространство окутывает меня
и я становлюсь лишь его частью —
призрачным зверем в капкане лёгких
полюби меня хоть немного
будем целое лето держаться за руки
прятать косточки персиков по карманам
думаешь, что любить так сложно
а любовь в тебе легкая-легкая
невесомая
пусть все сбывается
даже если совсем неправда
:
пятая буква имени его
не произносится
не проговаривается
избалованным ребёнком заснула в тепле объятий
проснулась в утробном и низком голосе
обволакивающем, окольцовывающем
своенравно разводящем меня от лопаток и до колена острого
пальцами февральскими и иголистыми
проснулась, и для вдоха мне не хватало воздуха
для выдоха смелости
проснулась и не знала к кому мне себя нести
а потому осталась лежать
обескровленной, обездомленной, обездвиженной
проснулась, и он по частному недочету вселенной спал рядом
и я слушала, как он дышит
потому что они звонят мне, кто с поздравлениями, кто с причитаниями
говорят: ты молодец, Настя! справилась. вырвалась! не мечта ли это?
как работа? учишься? с кем живешь? что за друг? ты спишь с ним?
я лежу пустой, обескровленной, обездвиженной
это вы все взрослые — вросли в землю, выросли, вымесили из себя все, выбесили
я ещё живой звук, не знающий о бессилии
меня не снашивали, но носили
бережно, ласково, даже с гордостью
и поэтому я зачерпывала свет из себя горстями и отдавала горсть
потому что я ходила влюблённая
на кухне ждали гостинцы — хурма и мёд
а теперь я тишину режу пальцами
оцепенение из себя вытаскиваю ведрами
все браслеты с рук рассыпались бусинами да камнями
так проснулась взрослая и не я
потому что пятая буква имени его
не произносится
не проговаривается
не существует
я лежу и слушаю смех на улице
пятая буква выгравирована на теле моем тайными знаками, рычагами.
проснулась с силой отменить любого из вас
или быть заодно с вами
проснулась и мне дыхание его отдаётся почти субтитрами
лежу и разрешаю каждому просто быть
:
любовь — это возвращение домой
после долгого лета
где твое солнце имеет власть над временем
заливая в янтарь цветные воспоминания
где каждое слово распахивает твои губы
где движение дня проступает само, не ищущее нашей ласки
как мне вернуться домой
если и немоты, и дрожи, и пальцев твоих, нащупавших предназначение
не унести с собой?
как неразумному сердцу твердить о глубине разлуки?
это было долгое путешествие к древним водам любви
где отражение моих рук — это только мои ослабевшие руки
где самой тишине предназначено быть тишиной
а не отзвуком прикосновения
возлюбленный, ты снишься мне прошлогодней травой
ты молвишь и дыхание доверчиво льнет к дыханию
но и это укроют белые простыни
как они укрывают все самое важное, но отжившее
так обретается знание
что любовь — это дерево
что любовь — обещание вглядываться, больше не прикасаясь
*