Станислав Бельский
Василь Махно
Василь Махно — украинский поэт, писатель, драматург, эссеист, литературовед, член международного ПЕН-клуба. Переводчик польской, сербской, немецкой и американской поэзии ХХ века. Родился в Черткове в 1964 г. Автор поэтических сборников «Схима» (1993), «Одиночество Цезаря» (1994), «Книга холмов и времени» (1996), «Февральськие элегии и другие стихи» (1998), «Плавник рыбы» (2002), «38 стихотворений о Нью-Йорке и кое-что другое» (2004), «Cornelia Street Café: новые и избраннние стихотворения» (2007), «Письма зимы» (2011), «я хочу быть джазом и рок-н-ролом» (2013), «Велосипед» (2015), «Иерусалимские стихи» (2016), «Бумажный мост» (2017), «Поэт, океан и рыба» (2018), сборников эссеистики «Парк культуры и отдыха имени Гертруди Стайн (2005) и «Катилась торба» (2011), книги рассказов «Дом в Бейтинг Голлов» (2015). Его стихи, эссе и драмы переведены на английский, иврит, идиш, испанский, литовский, малаямский, немецкий, польский, румынский, русский, сербский, чешский языки. Проживает в Нью-Йорке.
Перевёл с украинского Станислав Бельский.
Фотография 1969 года
Для фотографии надо было подстричься
– так считал дед и целое семейство –
Поэтому меня привели к соседу –
он переговариваясь с дедом
вынес из хаты старое кресло
старательно вытер его ладонью –
прикрикнул на кур –
и усадил меня –
кресло было высокое на тонких ножках
и мои ноги болтались над землёй –
парикмахер сказал что это кресло кто-то привёз
то ли из Вены то ли из Кракова
когда вернулся из Германии с заработков –
после первой войны.
Он вынул замотанную в белое полотно машинку
несколько раз нажал на серебристые ручки –
заскрежетали металлические детали –
что-то продул –
расчесал мои волосы и начал стричь:
или машинка была не смазана
или он только выдавал себя за умелого парикмахера
но всякий раз когда он –
словно коршун – нырял в мои волосы
у меня выступали слёзы и не было сил терпеть
дёрганья этой машинки.
Минут через 15 – измучив меня –
позволил встать и пощупать остриженную башку –
тогда была такая мода: всё выстригали –
оставляя лишь клок волос –
который называли "гривкой"
Возле венского или краковского стула
лежали остриженные космы
в которых уже ковырялись куры.
– я знал о парикмахере почти всё:
и то что он бросил первую супругу –
и то что потом нажил ребёнка
с кем-то ещё из своего села –
– и что к нашему прибился недавно –
женившись на засидевшейся девахе –
у которой была только старая бабка –
и недобрая слава.
Из-за этого я не любил у него стричься,
но дед считал его хорошим мастером.
Дед приглашает его "на сто грамм"
ведь денег за это никто не берёт
а его некрасивая – но уже на сносях – жена
наказывает чтобы баба пришла нанизывать табак.
У меня за шеей полно прилипших волос и я всё время
пожимаю плечами и стряхиваю их ладонью.
В воскресенье – после похода в гости –
на скотный двор выходит наша ближняя и дальняя родня –
фотографа ждали долго –
он опоздал и был не слишком трезвым –
Всё семейство становится бок о бок –
чрезвычайно серьёзные – в праздничной одежде
и пристально смотрят в зрачок фотоаппарата –
несколько щелчков – и готово.
Но моя баба кричит фотографу
который собрался было уже уйти:
надо сфотографировать ещё и малОго.
И меня причёсывают – поправляют ворот рубахи –
дед застёгивает пуговицу под самой шеей
всё семейство советует где лучше встать.
Я выпрямляю – как воин – руки – задерживаю дыхание –
готово: говорит фотограф.
И ждёт когда его позовут в хату на магарыч.
На каждой детской фотографии я был подстрижен
и от меня пахло одеколоном.
Конец 60-х:
именно тогда разводились родители –
кажется – это было в 1969 году.
На берегу реки
Этого берега уже нет – его отрезали
как ломоть хлеба к утреннему молоку.
Кое-кто говорит что он превратился в остров
и поплыл против течения – в глубину тумана –
и никто уже больше его не видел
и не будут лежать два мальчика в его шёлковой траве
ведь они – так кажется – до сих пор плывут в его ладонях
Они – эти мальчишки – продираются сквозь заросли
чтобы спрятаться ото всех – и напоминают
двух молодых ужей за ушами которых
жёлтая пыльца одуванчиков
Один из них сегодня стащил у отца три рубля
– зелёную бумажку с цифрами и буквами –
сложенную вчетверо заботливой и бережливой
рукой крестьянина. Другой – жёлтый одуванчик –
тощий подорожник сельских околиц –
серый воробышек в пшенице родительского развода.
У них – лиходейский праздник – в кармане у первого:
большая шоколадка. Второй – несёт обеими руками
бутылку "Ситра". Они облюбовали место
над берегом реки – в кустах сирени – в лопухах – где пахнет
выстиранным бельём и речною рыбой.
Лежат на берегу и смеются над ротозейством
взрослых.
Не догадываясь: что одного ждёт отцовский кнут
а другого: сочувственный взгляд деда.
Нет уже этого берега и никто не скажет куда
он уплыл. Река изменила русло.
И только из тумана можно услышать:
смех и плач – шоколад и полынь – детства.
Прощание с иллюзиями
наша жизнь – это прощание с иллюзиями
их накапливается к 40 столько
что остаток времени тратится в основном на прощание с ними:
что поэзия – это не проза а проза – не поэзия
что снег – это не вода а вода – не снег
что элементарное – это сложное
а сложное образуется из элементарного
что первый сексуальный опыт в грязной общаге
это не впадение в бесконечность а только скрип металлической кровати
который слышен в соседней комнате
так может это музыка жизни?..
симфония которую исполняют только два инструмента – обнажённые молодые тела – которые приглушают колючую музыку ритмических движений
а потом разговаривают обо всякой ерунде
и курят одну на двоих сигарету
пуская дым под потолок
её спина словно осыпанная маковыми зёрнышками
её запах пота от которого кружилась голова
теперь так не кружат голову изысканные красавицы
облитые "Chanel №5"
или духами от Gucci
что украинское – это не европейское
польское не немецое
албанское не сербское
что несколько стихов Целана ценней собрания Леси Украинки
для кого? – спросят патриоты
и обвинят тебя во всех грехах
что предназначение литературы – это не предназначение кофеварки
и чем дальше тем больше людей выбирают из них кофеварку
а что делать тем кто постоянно пьёт чай?
может иллюзии – это города
которые строятся для того чтобы их разрушать
или чтобы их засыпал песок жизненного опыта и усталости?
она запивала таблетки ркацители
носила в сумочке всякий хлам
пользовалась жуткой помадой выковыривала её пинцетом
которым выщипывала брови и волосы на ногах
время прощания с иллюзиями приходит тогда
когда ты насытился всем:
барокко – рококо – натурализмом – модернизмом – постмодернизмом
способен отличить Элиота от Паунда – Пикассо от Матисса
время от безвременья – зерно от мякины
когда на её спине ты собирал языком маковые зёрнышки пота
и приклеивал слюной мягкие светлые волоски к струне хребта
она всегда спрашивала: люблю ли я её
она боялась забеременеть
вставала – наливала в грязный стакан сухое вино
глотала противозачаточную таблетку
и не стыдясь поглаживала себя ниже живота
говоря: снова будут месячные
и у нас впереди новый месяц любви
это было самое важное что может быть в этом мире
но время прощания с иллюзиями это тоже иллюзия
Автомобильная эротика
в этом путешествии по стране твоего тела
на самом деле мне не нужны
ни водительские права
ни знание правил дорожного движения
ни – в конце концов – соблюдение этих правил
я давно выучил
что от двух холмов с голубыми прожилками
сосков
сторожевых башен
можно съехать по гибкой линии живота
вплоть до колодца пупка
а ниже – засушенный плод раздавленной шелковицы
прилип
чёрной и жирной точкой родинки
дальше – шёлковый лес
и долгая дорога
по ней нужно ездить
туда и обратно
туда и обратно
туда и обратно
стОит иногда переключать скорость
ведь электрический ток движений
может испепелить
наши тела
они – и в самом деле – когда-нибудь станут углём
и масляной чёрной нефтью
* * *
украинский поэт
должен писать рифмованные стихи
пошли вы...
тянуть на себе черепашью ношу искривленной истории
болезни с подозрением на алкоголизм
хотя
можно в 12 ночи вползти в раковину мастерской
приятеля и пить с ним до утра закусывая запахом свежей
масляной краски, опилок, подрамников
забыв позвонить жене, просто так, на всякий случай...
с утра торчать у магазина вместе с вороньём пришитым
чёрными пуговицами к пальто снега
и как дадаист упражняться с корнями слов доходя до
полного абсурда – алкоголь продают с 11-ти –
знать что эстетика треугольных кругов и эллиптических квадратов
замкнётся в чёрном квадрате
– а в глазах и правда чернеет –
читать специальную литературу об алкоголизме – и удивляться
скольким из наших не повезло
вспомнить что и шевченко был тоже...
и полчаса быть счастливым от сравнения
не вспоминая:
бодлера – цветочника
верлена – рембо – парижских богемников
элиота – банкира бесплодной земли
паунда – радиокомментатора и психа
(по убеждению американских военных)
на реках вавилонских уже ничего не высидишь
– ты ведь не утка –
на берегах сены: 14 тысяч художников
нарисуют чтобы продать
джоконду: голую или с бородой – неважно
лишь бы не узнал её да винчи – он не слышал о copyright-е –
на междуречьи гудзона и ист-ривер –
поэтом в нью-йорке – голубем небесным –
знаешь из последних новостей что 138 тысяч наркоманов
трижды в день занимаются иглотерапией –
а гомосексуалисты и лесбиянки – братья и сёстры
милосердия – любовью к ближнему
а гебреи ожидают мессию
что же остаётся:
неоплаченные долги
вызов в суд
билет до белграда
– ручка – бумага
– засохшие чернила – чёрная кровь компьютера –
и эта наркотическая зависимость: записывать слова
– когда морфология похожа на морфий –
не боишься ли передозировать?
– спрашивают –
ибо занимаются любовью в искусстве одноразовых шприцев
с засохшей человеческой кровью
* * *
9/10
никогда не будет написано и сказано
лишь передумано
обопрись о косяк
в кофейне
после шумного застолья с друзьями
когда перечитанные наизусть Ли Бо и Ду Фу
исчезая в кругах сигаретного дыма
улетают в Китай
сквозь окно иероглифа
куда же как не домой
и надо домой идти
так трудно вставать по утрам
и вспоминать о
9/10
1/10
написанное
или мысли о написании чего-либо
ещё греют тебя
словно крепкая водка
которую ты влил в себя
преодолевая отпор организма
стиснув зубы
обнюхав лимон и сказав: пошла
1/10
останется: на салфетках
на оборванной газетной бумаге
на манжете белой рубашки
на смятой сигаретной пачке
для:
мусорников
вместо носового платка
для стиральных машин
для мышиного помёта
9/10 и 1/10
эти пропорции
постоянно сопровождают тебя
как слуги
или охотничьи псы
рычащие
на твоих метафизических лисиц
коими ты отдекорировал
столько стихов
эти псы – 9/10 –
постоянно охотятся на лисиц – 1/10 –
не дают им показаться из нор
а ещё гравитация времени
сожмёт числа к примеру с 1/10 до 0.01
и только мышиный писк
и их физиологическая надобность часто испражняться
оставят след на твоих рукописях
которые – разумеется не горят –
но лучше бы им сгореть
чем стать местом
для экскрементов
тех симпатичных созданий
на которых ставят ловушки
и твои напуганные лисицы
пролетая над городом
своего страха
будут махать хвостами
и сотрясать воздух
отгоняя мышей
от изгрызенных книжек
и от города
пропахшего
дымом и блевотой
лисиц вознесёт
западный ветер выше и выше
пока они
не исчезнут
потянув за собой
рыжую нитку
последнего слова
Cornelia Street Café
Эльжбета Чижевская распорола каблуком
белый экран 60-х
и пришла на встречу со мной
уже в 2004
– в Нью-Йорке –
вместе с нею приплёлся
сигаретный дым
двух скрученных алюминиевой проволокой
крыльев
они то разрастались
то вообще исчезали
то волочились приспущенные – словно знамёна –
за её плечами
Эльжбета посмотрела на меня
и сделала два очень важных хода:
– придвинула твёрдую коробку с сигаретами –
и отодвинула подальше кофе –
будто мы начали бесконечную
партию в шахматы
и выронила ключ слов
на который закрылись
врата
её прошлого
:говорят что все выезжают
во Францию
ведь там
всё ещё можно курить
в кофейнях
:когда-то там
можно было увидеть
Сартра –
забившись в уголок кофейни
– он пишет –
потому что боится
одиночества
:эти сигареты
всех нас
прикончат
так думает – но не говорит
вслух
не всё на продажу Эльжбета
не всё:
но какой сквозняк
задувает все наши слова Эльжбета
– эти небрежно рассыпанные зёрна кофе –
– эти наспех записанные стихи –
– эти трепетные зелёные тени – ?
и почему – Эльжбета – всё становится
пеплом
который мы стряхиваем
в мокрую пепельницу?
не это ли осознание
того что ночной Нью-Йорк
ну никак не заменит
ни твоей ни моей жизни
спрячешь – как мятную конфетку –
– в карман – ?
Weekend американской семьи
каждую субботу NN покупает телефонную карточку
как правило в ближайшем Deli Grocery
которым владеют бангладешцы
и экономит один доллар
по дороге он заходит
в магазинчик с алкоголем
покупает
полуторалитровую бутылку Absolut'а
и тратит двадцать долларов
каждую субботу NN
опорожнив почти литр
исполняет ритуал
словно брачный танец птиц в низовьях реки
которую он переплыл в надутом пластиковом мешке
со стороны Мексики – семь лет назад –
а потом несколько месяцев отсидел в американской
иммиграционной тюрьме
он набирает
– код страны – код города – и номер телефона –
он знает наизусть эти цифры
въевшиеся как ржавчина
он мог бы и не звонить
но это святое
пока он ждёт соединения
его американская супруга
– нелегалка и ревностная христианка –
– и не менее похотливая самка –
готовит обед
наконец слышно гудки
из чужой жизни
законная жена
– которая вытолкала его за океан
а теперь спит время от времени
с соседом
– жена которого
тоже нелегалит
в Италии –
всё время жалуется на
плохую телефонную
связь
перебросившись
о здоровье
детях
и деньгах
ничего не желают
друг другу
и ничего не требуют
друг от друга
в последние два года у них
в разговорах нет даже намёков
на словесную эротическую игру
ну – каких-нибудь намёков –
каких-нибудь словесных знаков
известных – как правило – только
им двоим
сухо:
о деньгах
детях
здоровье
закончив
разговор NN тупо смотрит
на жёлтую стену
любимый цвет
домохозяина
а его американская супруга
уже набирает номер телефона
чтобы дозвониться
к себе домой
как всегда отдаёт распоряжения
мужу
расспрашивает
про детей и внуков
и тихо –
– чтобы не слышал NN –
выплачется в сито трубки
с дочерью
а потом они
долго занимаются сексом
гип-гоп
за это вырванное с мясом сердце;
за желание жить по-людски;
и за жизнь
как получится
гип-гоп
за это добровольное тюремное заключение;
за этот one way ticket;
за эти заработанные деньги;
за эти погибшие чувства;
за это
никому не нужное
жертвоприношение
гип-гоп
гип-гоп
гип-гоп