polutona.ru

Александр Кочарян

***


это было так всю жизнь


***


человек переходит
границы другого человека своими
самыми лучшими,
вежливыми и твердыми псевдоподиями.

(каждый надеется,
что хотел именно этого)

эротика позволенного впервые:

рыба вылезает
на лезвие берега,

насекомое становится корой
своего единственного дерева,

кровь сворачивается
и обнимает свою рану,

(именно этого они и хотели)

эротика решимости изменить себя.

человек человеку
снова

человек человеку
слова́


***


жалюзи белая полоска ткани
и пыльное и голубое и веток
фрагменты

плитки стены исчезновение лица
белая полоска ткани
окно
геометрия плиток
листья

и не здесь значит ветер
белая полоска ткани расширение
это приближение следующие
фрагменты
реальности

и перспектива

блеск исчезновения машины
ствол дерева целиком
уверенность

вывеска обмен валют
табуретка

и приоткрытая дверь и горшок с цветком
сконцентрированность

белая полоска ткани и
белая полоска ткани и
белая полоска ткани

вертикальная.

она не белая она не выглядит как
белая и только (не)знание белизны
вынуждает использовать ее
именно таким образом
серая
птичье перо


***


Максиму Бородину

человек крутит металлические цилиндры
чья это речь чей это золотой ребенок?

(эта вода не слишком чистая
и твои мысли тоже)

и лодка какая-то лодка в горах
чтобы заполнить
и этот простор между стенами

человек крутит золотой цилиндр
(невидимая рука рынка)

человек прислушивается к тому что почему-то а
почему бы и нет не назвать речью (или
движением или рябью на нетронутой
воде: и безмолвна

теплота ее

поверхности)

"Тхардо Кхорло":
так ли работает
молитвенная машина поэзии?

неужели это тоже уроки
чистописания


***


как бы запах укропа. старушки
ждут

(нам всем нужна герань)

и еще кактусы. но земля, перемещаясь в
движущемся
городе,
неохотно впускает белые одеревенелые
жаждущие
пальцы

за прозрачным хрустом стакана,

и это доверие к состарившемуся пластику,
может быть, оно и есть ключ:

но дверь надо ударить
в момент
открытия,
навалившись, и прислушиваясь уже
пальцами к щелчкам и
зацепкам, и
надеясь доверчиво
на еще одно
откровение.

"для ржавчины есть вд-40"

хриплые предметы они ведь
они друг для друга


***


5 минут.

водитель поворачивает руль в другом мире.
несколько слоев стекла
переговариваются светом

это ничего? сухие листья
на дне асфальтовых рек

(демонические женщины). мысли несутся
(пространство работы
перестукивается с ванной комнатой)

морская соль в руке в воде
крупинки ржавчины это
память о прикосновениях воздуха
там, внутри

называется: накипь
(кипеть разрешено
без температуры)

фетишизм хромированной сантехники

мысли на дне чужой кожи


***


заплачь, прошу тебя:
всему найдется
имя;
для
всего найдется
своя собственная коробка,
застрявшая в текстурах
других коробок.

тело это мокрый картон:

предвосхищение
сухого воздуха.

предчувствие
квадратности.

бегаешь ли ты по улицам -

Благовещенской,
Отакара Яроша,
Гольдберговской,
Новгородской,

кричишь ли ты:
всё это

беглые
кусочки бумаги,

серые столбы,
неподвижность:


***


осень это вход
время это потеря времени

осень это лето это вода


***


больше это не было отношениями его и ее,
или его/ее и его/ее,
или его/ее и Бога/Бога,
или ее/нас и его/их,
или ее/места/Бога и Бога/нас/ее/времени/его/никого,
или или (что проваливается
между категориями отношений -
когниций флогистон, эфир,
вакуум...)

глетчер.

тело по-прежнему было прикосновением,
но спускалось в зловещую долину
политического высказывания:

я был(а/о) тем, что стремится
собой не быть,

человеческое открывалось уже
в пространстве последствий


***


молчание - золото
любовь это голос серебра

ул. Новгородская, 4
пункт приема помощи переселенцам

любовь это голод
это обратная сторона голода

помоги мне
время это другая улица

становится зеркалом становится
рефлексией

становится пространством
выдоха

кто-то с другой стороны
отворачивается


***


всё невидимо


***

(Осень-зима 2017)