Владимир Стариков
КАРЛУША
это если б кроме зуба, мудрость занимала место
может дурью маюсь, а может, умираю
расцвет у Карлуши наступил неожиданно, уже смерть казалась ему не чем-то страшным, а неким благом – последним пристанищем. он начал готовиться к своему уходу.
по возможности пока я помню вкус и цвет, какие были, сделать последние распоряжения – купил еще по старым ценам. возникают заморочки – думай о другом. всё всюду. сколько ни толочь при выборе любом оставишь лишь ошметки да сколы на углах, в глаза посмотрит ночь, воздух – ласточек подметки, на землю прах, душа. чтобы вернуться – надо уйти, но никогда дома родного не потерять и не обрести, разве возможно одно без другого.
самое дорогое похоже на отсутствие, вещи вылезают вперед, но в чем ценность? - она была напечатана на выброшенных чеках, уже забыта, а вот вместилище (и именно из-за возможности вместить все – духа святого в себе содержало), не проявляя силу свою вовне, пустотностью выглядело, хоть и в окно не глядело.
лабиринт – протяженностью – такая вот организация пространства, не в кирпичной же кладке суть, не в стенах, длящихся с чуть заметною кривизною, монотонно, как пауза перед событием, ходить бессмысленно по кругу, расположился и болит – как венчик
в горсти у вечности комочек глины мнется, бесплодно пытаясь сформулировать суждение, сделать вывод на основании прикосновения кожи руки, которая лепит только коснется трезвый или подвыпивший автор – уничтожает и заново формирует, по наитию – понимает – завершено, закончено, и любое возможное действие приведет к травме
в гостях у вечности, мимоходом – достаточно чуть придавить пальцем,
подчеркнуть ногтем ненужное, а необходимое и не заметить
ложные выводы, сомнительные воспоминания, свет в конце туннеля, как у любой мишени, цели, и не скажешь, что белое, как будто творожное – оттенок важней, хоть что-то осталось в памяти.
не всегда наблюдалась причинно-следственная связь, но лишь когда соблюдалась. вотще, куда устремляются ноги и что поддерживают руки, не ведомо то голове. приглашали в богадельню умом скорбные, немощные и убогие, а вот придут к тебе и спросят – пять «почему» себе задашь, и вот вопросы на исходе, ответ один – теперь я ваш.
колченогий, и зачем тебе это, сердобольные, целое отделение, медики до сих пор не поймут, это недуг или признак здоровья – но страдают.
наш последний редут – блаженные на Сабуровой даче найдут приют. я думаю, их было больше. а пять – кто знаменит, себе неведомый не ропщет, и остальные без обид, их тьмы, когда душа болит.
рассказать историю похожую на правду, с бусиками, с часиками, с воем у перил
монотонно, невыразительно – серое общим тоном, кое-где едва заметные изменения, инородное – крик или стон – не могли бы иметь продолжения, но присутствующий при этом, только он, не меняя общего колорита, тут же рядом стоял как стол
как Рейнек Богуслав сидеть на табурете, царапать цинк иглой, изображая ветер и стужу, и весну, задумчивую кошку и утонуть в снегу и все оставить в прошлом
не по прямому назначению, а по кривой – в обход, возможно, так находят звуки, а, может, руки – имея целью совершить захват
в столице левые левей, а правые правее чем в провинции, зато в провинции живей, чем мертвые в столице
вернуться с фронта, а тут всюду – евроокна, не доглядели, когда приступали к съемкам нового фильма о войне
каталогизация – единственная доступная для нас возможность сохранить призрачные очертания
все возрастные изменения, ума палата, но нет сил, гормон играет – нет ума, и только гений, сомневаясь в знании, с точностью метеорологических прогнозов – распознает
запишись в дискуссионные клуб и отстаивай права овечьи
самостоятельно развиваешься – кто же захочет твои шишки и ссадины поменять на свои проблемы – на картине не различая, что выше, что дальше – путая глубину с высотой, и блуждая там вдалеке или покоясь на небесах тут (или наоборот)
отдохнуть от критериев, ведь это тяжелей, чем далеко, и чем нежней – тем суше выбраться из иносказаний, дабы более не петлять по тексту
на пересеченной местности нет ничего заведомо, меряй стопой известного
справочники растений, птиц певчих атласы, но если хлещутся ветки, куда от дождя прятаться – под деревом, а если зажжет молния, если порыв ветра – буря вывернет с корнем, элементарно – замерзнешь – добыча огня трением, просто возьми спички из предыдущего стихотворения
как вы чувствуете, даже в терминах, в категориях, которыми в то время мыслил, начинает звучать некая нездешность, до елея же он не дотягивал
твой взгляд со стороны, конечно же, объективней – можешь увидеть профиль и даже затылок рассмотреть в подробностях неровно стриженых прядей, тщательно скрываемую тайну двух макушек
мой внутренний пейзаж разнообразней, но выдуман: всё – от пригорка на севере до песчаного пляжа, вдруг возникающего в поле зрения, когда и доплыть-то всего осталось жуть-жуть, не волнуйся – спасут, по периметру не зря же расставлены многоочитые стражи, но функция их другая – не спасать, а стеречь, стереть всегда успеешь, что сохраняешь в памяти
три колышка, бечева и отвес, сориентируемся на местности, может начнем строить дом, уничтожая ближайший лес, или не будем – замерзая в блаженстве
на запятках у своих далеко идущих планов ждать решений – куда-нибудь залетные вывезут, даже слово лишнее, то что сказано рано, вдруг упрется – в соседский забор дышло
и когда приходящее станет прошедшим, и когда проходящий мимо станет пришлым, незадолго – в субботу, кажется, нет, в воскресенье понимаешь, чего и не ждал – вышло
пусть коньки на крыше в ночи жуют облака, да и скачет пара в разные стороны, дом покоится, слегка покачиваясь на волнах, дом пронизывают радиоволны
не написать ли мне еще один катрен
…применять ректально
- а я только так и принимаю
- а ректально, это как?
меряете-то вы ловко, но вы же не циркуль или, скажем, логарифмическая линейка, вы даже косичку себе не можете заплести, а тут – бык! и ни какой-нибудь, а специально обученный, и в своем классе – первый! убийца со стажем, и вы думаете, что в экстремальной ситуации будете двигаться именно по этой спирали?
предпочту ли я карамелизированную ножку лягушачью с паприкой и базиликом, или таки да, марципаны с устричным соусом отведаю.
- думаю, что то и другое – дрянь несусветная
- отнюдь! – отвечают менее искушенные гастрономы и кулинары
– как любители деликатесов заверяем, что ваш вкусовой рецептор – язык – нёбожитель и анахорет, прозревает в идентичности вкусовых прозрений аналогию с новейшими общественными тенденциями перехода и частичного перевода в галиматью постулатов периода предшествующего, стало быть, приводит к обласканному настоящему
змея споткнулась только раз и сразу поняла, что лучше в траве, в пыли ползти, змеясь, чем оступаться и взывать к нему, вставать опять, чтобы упасть, ну, не змеею, так ужом, что говорите? – ужас !!!
то же самое, но по-другому, чтобы кончик на кончик зашел – как змея поглощает в утробу свой же хвост, самое же себя нагишом, рассмотреть в зеркалах – отраженное отражение, первый образ – зеркальный, второй, но тобою не узнанный – в танце круженье, голос в записи – твой
нельзя сказать, что материал становиться лучше или хуже, он, конечно, другой, и количественный скачок впечатляет, пугает – это ж сколько природы изъять из обращения, размещая себя в растиражированном до бесконечности виде, не в зеркалах же произживаем, а впрочем, стоит попробовать – множиться в зеркалах, но хватит ли места нам, их количество множа
нет ничего удивительно в том, что вульгарная, читай – обычная в сущности, примитивная, доходившая до элементарно-бытовой речь смогла стимулировать и вовсе в социалистическом понимании – пресловутой конфетки, морковки, пяти копеек – за перевыполнение своих, и без того завышенных обязательств в рабском труде, якобы во благо, а в первичном, т.е. – жесткими уколами в задницу, в период действительного рабовладения, но по отношению к животным – медлительным волам, упрямым ослам или к тем, кто подвернется
излюбленные темы – птички, рыбки
… а мы с тобой общаемся заочно – на связи оставайся закулисной
анализируй, но с позиции силы – странно, если сможешь, Леонид, размножайся!
оплеухи восторженных звуков, но твой прецедент – ладонью одной по щекам – сколько птичек загублено ударной волной, но во благо, рубят форест – твой лес – щепки также летят – нужна ведь бумага
реликты, раритеты – на динозавров путь становитесь, товарищи! но при внимательном рассмотрении вопроса – неожиданная поддержка залетает в облике несказанной красоты, активности, радости – сорока – вот, уж истинный динозавр – экономный, компактный, агрессивный, изворотливый и вполне живой – как удалось? мутируем, прогрессируем, но не мы
и что же ты хотел сказать, наводя эти тщательные полоски на шкуру тигра – ведь не банный халат, а впрочем, к такой глуповатой физии (уж не автопортрет ли?) сойдет, да знаю, знаю – в мятой тряпочке прозрел ты своего тигра – безумие грозы и ужас – и ни в одном глазу – от страха закрываешь, когда пишешь
а Эпиктет сказал (за справкой – к Эпиктету) ну, где-то так сказал – обязанности, мол, вытекают из порядка, установленного отношениями. как ни крути – он прав, недаром греки живут на островах, чем дальше – лучше, но самый дальний остров бесплодная скала
создателем пустоты необходимо стать – очистить вместилище, а чтобы ориентироваться – достаточно трех колышков и нескольких метров шнура
не узнаю свою ладонь: черта судьбы, и жизни путь, когда успели завернуть и только линия ума пускается в бега
а смерть задерживалась – пробки на дорогах
знаешь давно, но поймешь когда-нибудь – вопрос к твоему сознанию или ко времени – потом различая векторы, его устремленности или кратковременного покоя, сейчас не понимая. знаешь давно, но если бы понял – нет нужды помнить, уже не зная, в каком органе сохраняется. нельзя сказать, что ты этим наполнен – выскочит прыщик, вздуется флюс, проседью окрасятся виски.
и своими словами о том, что столько лет волновало, тревожило, не давало уснуть. поймешь, но всех проблем не решишь – возникнут новые, но при том не как мучение, наказание, а покой и радость, с нетерпением ожидая – открытий неутолимая жажда.
а мальчика, чтобы он не мешал старшим в их развлечениях, препоручили находчивому дяде, который придумал занятие и полезное, и спокойное, и дающее возможность контролировать мальчика, стоило выглянуть в окно – спокойно сидит на лавочке и во все глаза рассматривает старое дерево.
задание не имело временного ограничения, оно могло быть бесконечным, отчитываться он должен был раз в неделю – текстом, описывающим это дерево.
дядя был маститым писателем и он легко обнаруживал недостатки, шероховатости, неточности в тексте – с начала он больше говорил об элементарности текста, потом речь стала заходить о достоверности, жизненности, о стиле, и наконец, беседы утратили конкретность, он что-то неопределенное мычал, взъерошивал свою бородку, морщил лоб и, уже как просьба звучало – а попробуй еще – по-другому.
очень хочется написать тебе, но… достойно твоим писаниям – вряд ли получится, буду стремиться от по-своему плохо к по-своему хорошо, сколь это возможно.
погода – комнатная, впечатления – телевизионные, вот только борзость духа спасает, так и норовит шилом пощекотать, но покоимся на твердых основаниях.
эти основания весьма шатки, специфика такая – теза, антитеза, и только потом возможно синтез возникнет, при достаточном анализе. и как же докопаться, обнаружить эту тему? зависит ли от того, к кому мы обращаемся – знакомым, незнакомым современникам, врагам (противникам, до того они нам противны – фу!), к идеальному читателю (слушателю) или ко второму Я и т.д. и т.п. для кого мы пишем? но это не главное.
что и как? якобы «как» определяет качество художественной системы, так что не важно о чем, но, что удивительно, ты спрашиваешь именно о чем, а вот «как» у тебя получается хорошо, так ли это? вот вопрос – возможно ли?
кому, что и как, или в другом порядке – что, как, кому (для кого), можно (и нужно) к этому подойти с другой стороны (и сколько их?) – внутренняя потребность (не могу молчать), и не важно, нужно ли это кому-нибудь, поймет ли кто. В этом случае даже не важно «как» - как мыслишь, как дышишь. дышим воздухом, а вот мыслим ли – булькает что-то, опять упираемся в тему, о чем мозгу булькать? осознать и довести до со-знания, т.е. сформулировать, придать форму, но форму не научного трактата, не форму афоризма, формулы, а создать некую картинку, писать некое действо, «нечто», которое так бы воздействовало, чтобы аж в зобу дыханье сперло и… никакого понимания (на этом первая часть бреда обрывается), дали буде
призыв – выглядеть как все – невозможен: пестрый халатик, блузка со скачущей лошадью - этакий коврик! штаны адидас, разношенные кроссовки и рюкзачок. непременно в Москву, в театр, на такси к служебному входу – там таких клоунов пруд пруди – просочусь – не на котурнах Нерона, не в трагических складках Сафо, проще и, я бы сказал… а вот не скажу.
теперь уже можно – в кучки, по полочкам легче складывать – не помещается сбоку, а сверху – мокро, ведь ангелы плакали, а голуби уже клевали булку
сфотографируй это дерево, оно красиво, как ни до, ни после
а вот гладкие, восковые листья фикуса, растения, которое оказывается каучуконос, в детстве часто встречаясь, не производил впечатления живого, растущего – так медленно проходил его рост, может, ему не хватало солнца? спасибо, что хоть в квартире тепло – комнатное растение, в одной поре, с претензией на дерево, но в горшочке не очень-то разгонишься – палка с листьями
так вот о стержне! а им может быть что угодно, даже случайность – вот буква или слово, редко, но бывает, может подстегнуть ритм, не случайна твоя тяга к пению, а я – увы! – пою все реже
а вот слабо написать, как о неизвестном, о котором никто не писал, и что-нибудь, имеющее смысл – да о ком угодно – о Моранди, Джакометти, о Рембрандте (это я намекаю на Жене – что он там такое написал? – интересно ведь)
надеюсь, что в следующем тексте я исправлюсь, вернусь к теме наших бесед, и тема появится, лимончик кислый и выжатый
иногда поверхностные и неточные данные или, не скажешь, слухи, но нечто услышанное вне контекста, отрывочное, могут послужить материалом, ну, если не для создания легенд или неких безусловно ошибочных теорий, то во всяком случае, в сложившиеся некие цельности, чаще всего у мало сведущих, но непременно активных персонажей
при попытке что-либо уточнить, прояснить, выявить источники, которые могли бы или подтвердить или опровергнуть сказанное – начисто отсутствуют. и активно утверждавший, к тому же чаще всего не является специалистом в данной области, и чаще всего делают отсылки на самые неуловимые и необъяснимые явления, попросту в туман, для подтверждении, или же чаще всего обижаются как дети за проявленное недоверие. дальнейшие расспросы, следовательно, ни к чему не приводят
действительно, есть реальные источники, где можно было бы хоть что-нибудь из утвержденного проверить, уточнить, но нехватка времени и недостаток желания или интереса не дают это сделать. при этом некоторые такие байки при всей своей сомнительности, действительно оказываются интересней и, как ни странно, - продуктивней, чем тот материал – реальный и проверенный, если бы мы его задействовали
опять какая-то вспышка на зайце, кракелюрами покрылся – сразу видно – протуберанец позабыл в школе. при всеми ощущаемой глубине был противуестественно наивен и прост – явление кита смородине
ОЗИРИС
1.
затягивай, тащи в конец, в тот дальний, темный угол унылой комнаты тело
тобой убитого смысла, хоть ты и сам ранен, Рамсес
тушку, убранную от двери, раздень и разделай, раскрой, как пустой чемодан –
этот день тебе дан, как возможность второго рождения
разложи по порядку, на кучки: ноги, руки, уши, глаза – все парное ляжет отдельно
знаю, единичному ты отдаешь предпочтение – нос и член
а мясистый и скользкий язык сразу выбросишь пасм на съедение
2.
еще не понимала, что ожидаю зря – потом, как сука выла, потом окаменела,
потом.. пропало время, и я не помню – ела, наверное, пила
иначе как с тобою – сестра или жена
как ужасы, как страхи, нанизывай на спицу, а нить бери длиннее –
завязывай узлы
она бесстрастно разглядывает то, что движется рядом
и не стремится понять, что не имеет смысла
закрывает уши, чтобы не слышать мышиного писка – что у себя украла
3.
по признакам каким мы узнавали зло (ложь по каким приметам)
на ощупь по поверхности предмета пройти
и там, где край – остановиться, поползновения – ощупать, отстраниться
сурепкой станешь, если Бог позволит
камнем, навеки в пустыне оставленным, брошенным
камнем, взыскующим к пирамиде
вот были попытки неудачные, но уж очень хочется
слова из фильма, идущего параллельно с написанием: «для нас настали тяжелые времена», об этом не узнаем до понедельника (хотя это тоже из фильма), но верность утверждения проверим в понедельник, может, как в гадании окажется верным и кавычки не понадобятся, выборочное проектирование, выдумки на реальность или реальности на выдумку – плагиатом назвать трудно.
появление этих небольших рыжих тараканов (пруссаков), всегда в народе воспринималось как предвестие войн, за последние несколько дней я убил уже трех – наверное, это были разведчики, сомнительно, что это передовой отряд. когда-то их было множество – постояльцы кухонь, они попадались (попадали) во все приготовляемые блюда (ах, эти булочки с изюмом!).
прилагаются статьи из Википедии и наиболее схематичные, выразительные картинки, вареный картофель с борной кислотой, китайские мелки, которыми необходимо подкрашивать места их скопления и передвижений (хорошо еще не спинки и усики) в нужный цвет и в необходимой последовательности
в отличие от русского таракана – крупного, темного (черного?), уже ставшего реликтом – его в пору разводить в террариумах
откармливая (что он там любит – брюкву, полбу или гамбургский паштет?)
материализация метафоры – тараканы в голове – так точно выражающее то, что наблюдается у деятелей современных СМИ
и в еще большей степени, если это возможно – у практически всех лидеров многочисленных партий и большинства так называемых «активных» членов (независимо от пола) ничем не занятого нашего общества
мне так хотелось иметь новые зубы!
затеряться среди ненужных пружинок, шестеренок, гнутых гвоздей, винтиков без болтиков, что без шляпок, что без ушек, что-то без прорезей – хлам, он и есть хлам, а выбросить руки не доходят или ждешь возможности применить как-нибудь не по прямому назначению – а нам и важно – не по прямому, но как
по прямому-то мы знаем – кушать, есть, ам-ам, а если бы подумать или скажем написать что-нибудь, желательно умное – вот тут и гвоздики выравнивать будешь и каждый болтик обработаешь ортофосфорной кислотой, чтобы не ржавел, а еще проще – выбросить все – на лом ведь не сдашь – сортировать на черный и цветной металл – забодаешься
вот и лежишь среди этого, есть-то хочется, но терпишь – вдруг мысль появится или слово какое подвернется – сразу гвоздиком нацарапаю на картонной коробке с устаревшим дверным замком (уже и ключи поржавели) – ХСЗ – старая харьковская шутка
научусь ли я писать, пишучи по полстранички в день – сомнительно, даже если и по листу, а вот увидеть произведение в целом и потом каждый день, заполняя ячейки, пустоты – вполне вероятно, что научусь, но это при том условии, что в каждой точке, в каждом слове сохраню напряжение и пульсацию жизни, а груди как глаза, смотрящие в разные стороны, слегка косящие от избытка – изображу верно
много деталей – их можно рассматривать – так вот как устроен куб
от велосипедной трубки Державин внезапно потух
солнце погасло – можно на ощупь определить по весу
стремление брусчатки к цели больше, чем к собственному интересу
три диска медных брошены – копейки, теперь смотри, чего же больше – на орла
нет – на решетку выпадают рейки, стальные рельсы мимо Курска и Орла
от Белгорода, а потом Калуга, и ты в Москве – куда теперь спешить –
так удаляешься от дома и от юга, конечно, вьюга след запорошит
ответствует, но не понять ни слова, и вроде бы язык родной, не иностранный
дефекты речи – нет, но бестолково: ни образа, ни мысли –
сверхзадачи поставленные – кем, произносящий на авторство никак не претендует,
но и сказать не может, что диктуют, нашептывают из цветочной вазы
забыть бы все, а что ты помнишь – как воробей не долетел до русско-китайской границы, счастливчик! его потомков все же экспортируют, но позже и жизнь наладится у них, оберегать будут и лелеять, нужная (редкая) птица! но это до поры, до времени – теперь уже местная химия все же пресечет (допустим, не повсеместно) его род, в лучшие годы, сопоставимые по численности с потомками Конфуция, родственников его и слуг – в сороковом колене составляющими половину населения Китая
…догадываясь о многом – нет полной уверенности в том, что только этот порошок стиральный. Сыктывкар тогда был ближе, пена полиуретана затвердела, кто кого сопровождал по жизни. она хотела – говорила, но так, что и любому впору, когда мечтает (знаешь ведь) молчание не проронить
вы о себе – слишком мнишек
в кубышку много не спрячешь, но зато самое ценное место найдет. я говорю не о водном цветке – желтеньком, с четырьмя лепестками и пестиком, действительно, что-то кубическое в нем есть – соотношение высоты с шириной, а вот некоторая закругленность, наверное, приходится на «ышку» - смягчает края
сложней дело с кубышкой в ином смысле – хранилище чего-то ценного, так как форма и размер у каждого свой и зависит от степени ценности и сохраняемого его количества
глаз, око, очи, шары. глас – стекло, окулос – шар, окуляры, очки, залить шары, окна, глазное яблоко
темрюк – и что бы это значило, нет, можно, конечно, обратиться куда следоваит, следовает, там-то точно знают, куда и зачем, но стоит ли?
разве мало невразумительных слов, смысл которых неведом, забыт или незнаком. шпана. шпанка – сияет как налитая, но водянистая и кислая вишня. спаниель – порода собак, происхождением якобы из Испании
так может, вишня из Испании, а шпана – неужели это те, вывезенные из Испании во время войны дети, которых приютил Советский Союз?
+++
расходный материал, производный, а что кому дано заведомо, кто может знать
столетиями глиняное тело удерживалось лишь на волоске
подобно, как зернышки мака на бублике, и шапки-ушанки, запомним – треухами, еще требухою зовутся внутренности убитых животных, на языке порой возникают похабные звуки и потных подмышек едкий запах, но слухи о том, что ты с ним живешь во грехе
трухлявые пни и такие старухи болтливые, пастбища, сонные мухи подвешены вниз головами, как те, кто взмыл и погиб, и парит в невесомости, но если сгорит, то не греючи космоса и мало чего изменив на земле
резину жгли, горели шины, от копоти, от сажи газовой першило в горле, все измазанным, испачканным все было, стало – из этого проистекало и ширилось – цветет в Галиции, а вянет в Киеве
можно только позавидовать бесстыдству говорящих, говорящих и пишущих – сразу видны все недостатки, но на небесах не возникнут два облака, формою схожих со знаком равенства (два тонких вытянутых, расположенных одно над другим), которое ты прочитал как завзятый бухгалтер – итого
не видать итогов и выводов ждать не стоит – бесконечность, помноженная да на что угодно – глупость, как-то не вяжутся гуталин и листва, проталины, лира (если хочешь, то лира Орфея или райская птица), а кролик все едет на роликах или бухает по пятницам
ради стекол окон сколов и осколков вопрошая, сколько тревожно и скользко, на скользанках скользили – поставили на лед, а вас и не спросили, а может обувь жмет
фиксируя фрагменты непонятного, неограниченного глубиною мысли или поверхностного восприятия грядущей жизни, бессмысленны фрагменты бытия поверхностного натяженья пузыря из пены мыльной, ведь раньше применяли бычий – в окно смотрели из Кремля
автопортрет – дорога в Таганрог – духовная манила жизнь – не жизнь, а тот порог – на нем как можешь дольше задержись, надеясь, может, что-нибудь поймешь, и даже не мечтая, что войдешь, что померещится, но не увидишь, что ж …
я мог бы, если б смог, возникнуть как рефлекс на раздраженье, но слишком явный импульс расстроил всю систему, и даже посвист кос на косовище звучит серпом по всходам
вот если бы вернулся оксидант в любом своем внештатном проявлении, возможно помогло бы расслоение основой – запуск календарных дат – распни его, распни – обозначая крестиком
возопиет из-под верхнего наносного – основа холста, кракелюрами всю обезобразив поверхность, дескать – время властно, накручиванием хвоста, как любую вещь, может поставить тебя на место
+++
его бесплотный дух перемещался как хотел, мог находиться в двух местах одновременно (не больше трех), но как? – уже подвластный внешним силам, не знаю, что уж зацепило, его поддело, остановило, оставило на время, кто знает на какое – здесь, возможно, сорок дней
нет, не вчера, сейчас – вот молоко течет по тумбе
оплакивать кончину понедельника в двенадцатом часу, когда такая радость – новый вторник рождается сейчас и светлый месяц свою излучину несет направо – не выплесну, ведь видим отражение в тазу зеркальным
+++
облик любой принимая, но сущность едина – быть соглядатаем, оком природы надменной: птичьим, звериным и немигающим рыбьим, как за собой уследить человеку
все изменения только уводят от сути – здесь пребывания – текст позабывший посланник, множатся, множатся новоприбывшие люди в поисках тщетных и тщательных - что потеряли
пегое лето, счищая суглинок, слишком короткое, чтобы озябнуть, но недостаточное, чтобы влипнуть даже младенцу в капустный кочан
все поменялось – зимою сиреневой, только набухнут сосцы у ослицы, все повернется и перемелется – миром был мир, а теперь единица для вычитания, но кто же читает, для воскресения – уже понедельник, для повторения, кто ж его знает, кто бесконечно вертит и верит
+++
искусство для бедных – возьми репродукцию, журнальную вырезку – там ведь печатают, перелистай и выбери лучшее, но помни – ушла «Шоколадница» в прошлое, на фоне полей отплакал Милле, неактуальным стал Айвазовский и Рерих забыт в своих Гималаях, еще Ренуар – цветное пюре – натурами тонкими обожаем
+++
перемещаясь в пространстве садов Эпикура, только когда уже направишься к выходу, может почувствуешь (ощутишь или поймешь), что стать незаметным – проще простого – выскользнув из этого мира – ах, интермундии! – даже ангелы косо расставлены по углам, боги присутствуют, но невидимы