Дмитрий Дедюлин
РОБКИЙ ПАПОРОТНИК
* * *
бензиновое дерево растёт – на каждой ветке
по распятию висит – они шатаются на нитках дорогих
а у Христа такое выраженье на лице как будто Он –
ну оперная дива – приветствует своих поклонников во сне
в котором мы живём и празднуем пустые годовщины
окончания разврата и войны в которые мы погружены
зачем-то и так висим на нитке дорогой
и каждый молится о благе и о счастье
а счастье нас обходит стороной и мы наверное его
в лицо ударим чтоб не пренебрегало нами
тусклый вечер опустится на наше «ничего»
распятие сияет и реклама
* * *
сумрачный снег лежал на вершинах деревьев
и они шевелились как будто по ним бегали гномы
гномы которые изгнали эльфов из их светлого царства
и с тех пор живут на деревьях собирая плоды
в дуплах обустраивая уютные жилища
и навязывая весомую темноту окружающему нас царству –
царству незримых людей живущих рядом с нами
но не пересекающихся с нами – параллельные миры
они так часто парят рядом с нами
но мы не замечаем их – мы недоступны им
и их внимательный взор скользит рядом
но мимо и только гномы – весёлые работники лесного труда
иногда прорываются к нам и приносят
то веточку сосны а то катышек смолы а то нарисуют
пёрышками райских птиц немыслимые разводы
на оконном стекле покрытом слоем изморози
но только одно не знают гномы – что там –
в чёрной дыре нашего сознания
что скрывается за тусклыми стёклами
наших чёрных очков и они мельтешат мельтешат
не в силах пробиться сквозь нашу скорлупу
но угадывая наши желания по движению наших губ
по обречённому жесту наших рук
сложенных домиком на набалдашнике высокой трости
что стучит по мостовой а мы идём не знамо куда
и исчезаем там – в дорожной пыли на горизонте
что спрятался за углом нашего магазина
* * *
«избавься от судьбы» – говорила мне гуттаперчевая черепаха
и томно выпрастывала свои лапы из-под панциря
а я ждал мгновений которые явят мне в своей полноте
своё непобедимое могущество и я умилюсь и воспарю
и встану грозный и ужасный как тень
и погрожу своим супостатам пальцем и закачаюсь
и развеюсь как весенний дым лёгкого нежного костерка
и окажусь снова на земле вглядываясь
в лежащие на земле пустые консервные банки
и бормоча себе: «где это я потерял ключи?»
и ища их – хищным коршуном распластываясь над землёй
и не находя их – бедный странник исторгнутый
из глубины ночи и ищущий своё пропитание
по замшелым дорогам заколдованной судьбы
* * *
дьявольское зеркало открытого мира – я стоял перед ним
но оно мне ничего не показывало – только зелёные сопли
у младенца поедающего попкорн и вопли немногочисленных
женщин и стариков наблюдающих как северные рудники
движутся к ним и захватывают пространство их цветущей земли
и они падали на колени и молили Бога проклясть их
потому что только так они могли справиться с этой напастью
но Бог молчал и только одинокие облака двигались по беззвучному
небу и малиновый закат окрасил красным райки их безутешных глаз
* * *
а нашему народу
свободы не видать
к тому же он от роду
не знает благодать
к тому ж он – нечестивец –
из бездны извлечён
и с ним давно простились
кто был им так прощён
как мы бы не простили
как мы бы мост сожгли –
они его любили
и ползали в пыли
они пред ним рыдали
они в любви клялись
потом их всех продали
и все перепились
спасательное солнце
вставало над травой
и лик его червонцем
смеялся над братвой
которая молила
в овраге хлеб испечь
и стал овраг могилой
и вот об этом речь
* * *
на сахарном престоле
не ведают о соли
собаки там гуляют
и хвостиком виляют
туда впадают реки
как в небо – полчаса
и нету человека
а есть небес краса
бумажки с именами
что жили до шести
а после умирали
лети в огонь лети
чтобы остаться в мае
светлейшим существом
мы вас не понимаем
кто знает чем влеком
бумажный человечек
объятый огоньком
* * *
в открытое общество невозможно попасть просто так
мы бьём руками эти двери из мрамора чёрного
а вдруг их откроют и мы проскользнём в глубину
затихшей гробницы и вкусим сельдерей что растёт из гробов
но нет – молчат – стерегут свои тайны неживые существа
и клубятся в молчаньи под куполом полым
чтобы выйти из нор и застать нас врасплох
чтобы мы превратились в чертополох и росли по обочинам трактов
забывая про песни что скитаются где-то во тьме
МАНИАКАЛЬНЫЙ САДОВНИК В ОСЕННЕМ САДУ
народ поставлен перед выбором – либо религия либо опиум
это ощущается им как возможность заняться чем-то полезным –
погрузиться в нирвану, прийти на приём к бодхисатве,
вытащить рыбку из пруда – но дни наши утекают
и народ печалится погружаясь в синие облака тумана
и спускаясь на дно глинистого котлована где стоят
три куклы простирающие к нам руки и говорящие:
«мама» и народ потреплет их по щеке, даст им конфетку
а сам опустится на дно котлована, вытащит бутылку водки
разольёт по стаканам и запоёт песню о своей лихой судьбе
и о чёрном вороне кружащем над головами
своих жертв пока тихий садовник в саду подстригает кусты
а осеннее солнце кружится в небесах
ненавязчиво глядя сквозь облака
и преследуя всего лишь одну цель
накормить своих присных отборными плодами спелой осени
* * *
царь самураев направил свои войска к монахам
совершающим чайную церемонию
как чаинки кружили воины вокруг голубого смерча
возникшего внезапно в чистом поле васильков и росы
и полегли навеки
царь самураев сидел на престоле
и недовольно двинув левым усом
он отдал приказ гейшам соблазнить монахов
как лепестки розы разлетелись гейши от дуновения ветра
и упали в чистом море
чтобы стать дочерьми морских богов
тогда царь двинул бровью и послал морской флот к монахам
так как лужайка где они сидели превратилась
в морской остров
но корабли стали струйками пара, кучевыми облаками
и вознеслись к небесам
тогда царь самураев сам отправился к монахам
он сел перед ними на корточки и поклонился им
и они с поклоном протянули ему чашку чаю
и он произнёс благодарственные молитвы
и ласково поманив монахов рукой указал им путь
клубящийся в синеве небес и уводящий
его и монахов за пределы Вселенной
БЕЛЫЙ СНЕГ ШЁЛ НАД ПЕТЕРБУРГОМ
я – мраморный ангел Петрограда смотрел на людей покупающих молочную колбасу
и таял от смеха – лимбы загорались и гасли словно слепая лампочка
в подъезде одного учёного живущего под крышей и несущего в авоське
пакет с селёдкой, триста грамм сахара и два куска чёрного хлеба
а люди с молочной колбасой таяли на скользком льду
и зажигались гирлянды новогодних огней а Иван Иванович
скользил к Глафире Петровне и предлагал ей руку и сердце
а она отворачивалась смущалась и что-то лепетала на беглом английском
ФИНН
я не поверил в эти звуки – помчался спьяну вглубь науки
и в темноте рыдал – потом ко мне пришли подруги
и в пустоте хватал я их за маленькие руки и так нашёл портал
куда ушёл – стекались дети под знаменем войны
а я скорблю о человеке что вышел в свои сны
и там свою Наину встретил – мы тоже влюблены
косноязычны – любим трепет тобой опалены
идём – волочим свои цепи – последние длины
неимоверной – мы скучаем – в распятья погружён
художником в небо увлекаем – землёю поражён
сидит он за воскресным чаем забвения лишён
но вот вдруг вышло слово «птица» – вонзилось в небеса
и трепет внял самоубийце – спустилась вниз краса
лесов, полей, мелькали лица, звучали голоса
а он сидел – кивал на стержень и пряжу свою ткал
но не был он уже тем прежним и знание искал
он был как голос у разлуки и тайная печаль
но мы пожмём друг другу руки – пускай слова кричат
о нашей боли невозможной – о нашем ведовстве
но путь архангельский проложен и тонет день в листве
* * *
продолжение телепередачи «Вечерний Швейк» –
у нас в школе был парень – у него раза три было сотрясение мозга
он даже был отличником и хорошистом
он падал на колени и рисовал мелом на полу
математические уравнения за что его часто
ругала уборщица Нюра но он не обращал
на неё внимания – аккуратно собирал свой ранец
и шёл домой засовывая варежки в рукава пальто
его пальто колебалось и било полами по сапогам –
резиновым сапогам которым не были страшны грязь и лужи
и которые он носил во всякую погоду
* * *
надень Бриони и сиди в вагоне
как будто жизнь-красавица течёт
и простирается на каменном перроне –
тебе здесь нравится и нравится ещё
рассвету белому и каменной деснице
что опускается на плечи палача
тебе наверное на празднике родиться
предрешено где вдаль течёт печаль
впадая в небо с солью голубою,
обманщица, признанием лечи
прикосновением и той одной любовью –
и мир сгорает в пламени свечи
* * *
иволги живут возле Волги – они шастают там на ветках деревьев
и умолкают в особенно шумный и ненастный вечер
а так они словно соловьи сидят и выводят свои рулады
на радость уснувшему люду – уснувшему от своих печалей горестей
и забот и проснувшемуся в новой стране где железное солнце
катится по оловянному небосводу и два шатких шатуна
ходят и ходят пугая округу а иволги поют поют не зная слов любви
а железное солнце катится и жизнь продолжается в полной невозможности
умереть и тем пополнить ряды павших но и в полной
невозможности отражать эти поблёкшие небеса
наполненные песнями нашей поблёкшей любви к земному роду
памятником вставшим на горизонте и закрывающим от нас
живое солнце спрятавшееся в алой туче и иногда пускающее луч
на нашу грешную землю
* * *
летальная работа в Польше – я вам такое предложу
чего вы знать уже не знали но вы скакали на коне
он деревянный был а вы махали шашкой
и были словно на горе – весь мир обозревали вы
и плакали навзрыд от боли которой вы болели почему-то
но вы не знали ничего и помахавши шашкой удалялись
из комнаты и конь гудел под вами
и вы распятым всадником стремились на небеса
зимой похолодали рассветы наши и закат печальный
тихонько опускался словно фильм заканчивался
и немые титры бежали по обугленной доске
* * *
«мёртвые сраму не имут – возьми их себе за труд
ведь они уже не здесь – танцуют этот танец, пьют эту смесь,
развлекаются как могут, спускаются в нижний бар
что ты застыл ей-богу? выключи свет своих задних фар
и спускайся к нам – поговорим о житье-бытье – о том что мое и уже не мое
как бы тебя заставить с нами выпить? развеяться на ветру?
а хочешь – пошли с нами в Египет? если не пойдёшь – я умру
что ты сидишь такой сонный и не внимаешь вину
надень скорее кальсоны и будем тонуть
в этом мутном омуте который родила наша страна
что ты ходишь по комнате? всё равно тебе не видна
в этом зеркале «Рай для роботов» – неизданная книга Сальвадора Дали
не ходи больше по комнате – видишь твои книги все в пыли
а забирайся в Антверпен с Маргаритою –
в Антверпен твоего сердца там где ты построил дом
и не ходи ты с бейсбольной битою за своею тенью» – так сказал мне он
и растаял во мраке в который сгустилась тень
а я пошёл к «Бродячей собаке» и там сидел в пустоте
потому что есть места – они нами скомканы но всё же живут
только не ходи больше по комнате – а не то останешься тут…