Звательный падеж
Артемий Лоскутников
Артемий (Артём) Лоскутников
Хабаровск.
Родился в 1987 году в городе Хабаровске. В 2004 окончил школу и поступил в Хабаровскую Государственную Академию Экономики и Права, на коммерческий факультет, бросил на 4 курсе.
С детства занимался экстремальным туризмом и спортивным ориентированием, участник многих категорийных походов по территории Дальнего Востока и Забайкалья. С 18 лет стал активно выезжать за рубеж, с целью путешествий и изучения культуры других стран, путешествовал автостопом по России и Юго-Восточной Азии. Совершал длительные одиночные походы
Четыре года проработал в краевом детском центре, педагогом дополнительного образования, издавал молодёжный журнал, работал внештатным журналистом нескольких хабаровских газет, работал разнорабочим на стройке.
Активный деятель культурной жизни родного города. Участник «Дней немецкой культуры в Хабаровске», ежегодной акции «Ночь в музее», различных концертов и фестивалей. Организатор литературных и музыкальных перформансов, сторонник аудиальной поэзии и синтетических форм искусства.
Постоянный член литературного сообщества «Дикоросы», поэтического клуба «Содружество» и мызыкально-собутыльного сообщества «ШМЭК Андерграунд».
Начал писать в 11 лет, основным направлением творчества выделяет прозу, несмотря на это активно пишет стихи, поклонник латиноамериканского магического реализма, поэзии Иосифа Бродского и советской фантастики.
Любит женщин, алкоголь и парагвайский чай «матэ». Катается на сноуборде, безумно любит читать и играть в настольные игры.
В настоящее время живёт в Хабаровске, работает директором рекламного агентства. Холост.
Новогероическое
Моё имя рассыпано галечкой мелкой.
По государственным кабинетам
В пачках серых бумаг, В телефонных справочниках
По социальным сетям,
Базам рассылки с пометкой «спам».
Я незаметен.
Взят на тралл.
На крючок подвешен: хариусом, лещом.
Взвешен и упрощён.
Прячусь собственной местью по заводям тупиков.
От налоговых приставов, почтальонов,
Алкоголиков и наших совместных долгов.
Местных законов и уголовников.
Освещенных площадей и тёмных углов.
Наживаю друзей, теряя врагов. Мир становится тесен.
Умещается в банке мозгов, разлитой по лести.
Полторы тысячи в месяц,
И кредитная история, где я совсем не герой.
А даже наоборот, как там поётся в песне….
I love you, boy
***
Давай разбегаться, нам давно не по пути.
Тебе на Юг, мне прямо – где сыпятся монетки в карманы.
Шуршат карандаши
И раздают корпоративные телеграммы.
В кабинетной тиши.
Мы с тобою часто пьём вместе. Нам нравится Цой.
Фотографии с Красной Пресни, стихи Полозковой,
Морской оловянный припой.
И Челси.
Но ты меня хоть тресни, я не знаю, что делать с тобой.
Испытательный полигон, толщиною в кровать.
Плюс простынь.
Заставляет плясать на сковородке, крепостью сорок пять.
Делать вид, что болен, врать.
Думать, что опять осень.
Нам с тобой пора разбегаться. Тебе на север или на юг.
Мне назад или прямо. Лишь бы не пересекаться.
Делать нелепых заметок, что друг.
В иллюзиях кувыркаться.
Изображать испуг.
Мы подпишем рамочный договор. О разделении.
Точек, пространства, координат, мнений.
Углов.
Мне Лобачевский. Тебе роза ветров.
И никаких прозрений, а кто-то готов.
Ждать изменений.
***
Я говорю «Сейчас»
Она кричит визгливо из кухни:
«Сейчас же».
Только один из нас может быть прав,
Не ломая законы Пуанкаре…
Логика чисел и знаков строга.
Если не точка Б
То А.
И не выиграть двоим в этой игре.
El tiempo
Моё время как гигантская эллипсовидная труба.
То я большой, красивый, модный.
То не представляю из себя ни хуя.
Временно и бесплодно.
Моё время выверено точно. Атомными часами.
Полураспад. Стронциевый смех.
Коллапс гринвичского сознанья.
Обречённый Александр Брехт
Я отсчитываю в уме деньги – минуты.
Моё время равняется виски и банкам пива.
Бильярду, хмурому похмельному утру.
И государственным ксивам.
Я высчитываю себя по законам больших чисел.
По затонам важных и глупых мейлов.
Моё время, повешенное безделье.
Висящие ниточки-провода.
Здравствуйте утренние капели.
Elle Milano в наушниках и камешки льда.
Румынский лесничий
Во мне столько грязи, гнили, падали.
Падали в меня люки, слова, фонари.
Прятали женщины руки, плакали.
Ждали станциями до зимы. Акали.
Веди, да гори.
Во мне столько ночи чёрной,
Столько чернил от Бога.
Столько же и к нему.
Я немым разучился чернить слово к слогу
Румынской доской по лицу.
Во мне столько от человечности.
Вечного плача, потерь, прорех, дыр.
Бешеная млечная течь
Пустошь картечная.
Мнимый картонный тир
Листоречье
Тополиные листья - рубах желтизны
По бульвару текут как ручьи
словно в мае.
Я один золотой оторвал от земли
И подумав,
в небо отправил.
Lego
Я чувствую, разлагается моё тело.
По пластинкам, частицам. Тленом
Рассыпаются снегом белым.
Песочная человечность.
Реки: Иртыш. Амур. Лена.
Одевая очки. Рэй Бэн.
Скрываю чёрные синяки, за стёклами золотыми.
Стынут, млеют взгляды косые.
Девочки, вы не видели меня без одежд.
Это я только с виду красивый.
А ты скажи – я тебя люблю.
Поехали ко мне, вся отдамся,
Без остатка, без сдачи.
Без утреннего «Убирайся».
Только поехали, прямо сейчас – собирайся.
Я конечно напьюсь.
Выверну себя наизнанку.
Ты руками сможешь меня перебрать.
Легкие влево, сердце направо.
Всё остальное в шкаф.
Не дать потерять.
Ты потом главное меня собери.
Ничего не забудь в запале.
Знаю – скоро приедет мама.
И снова тебе придётся юлить.
Как это всё заебало.
А ты ещё сверлишь – «не пить».
Слушай – я такой же, как все.
Пазл. Есть на коробке цветная картинка.
Lego. Советский конструктор. Машинка.
Собери меня, собери.
Я ж рассыплюсь до первых морозов.
В этой миллионоголосой глуши.
А то ведь за стеклопакетом осень.
Поливинилхлоридное бытие.
Мы сейчас соберёмся всеми моими Я.
Да спросим. Поседеем дружно.
И выйдем из «вне».
Ода богам немоты
О, боги немоты. Я к вам пришёл
Не за прощеньем, за советом.
И как печенье ест с орехом плут.
Я вам сказал, я пуст.
В Терновый куст.
Меня вы не бросайте. Я сам взлечу
Под письмена октавы.
И над пожарищами, с той заставы.
Где зло сидит во мне и бес.
И по ночам он бьёт кадилом свет,
Тот, что ращу я каждый день
Как розы
Он мнет души прекрасные мимозы
И топчет доброго семян посев.
Я не живу не тем, и не иным
Я наблюдаю за собой сквозь призму
Сквозь ширму дыма и пожара риз
Я строю мир из слов и измов.
О, боги немоты, так дайте же
Хоть знак. Ведь я устал.
Крепчать и становится болен
Мне хочется одеть печать
Молчаньем стать и прекратить
Безумную погоню.
Снега Килиманджаро
Рычаг поможет полететь:
«Двойной бурбон и содовую плиз.»
Мы добавляем виски в жизнь
И марки тают на руке.
Вулкан, потухший вдалеке.
Как троица в соседнем храме.
И покупая золотую раму
Я задаю вопрос войне.
Вины ли поиски в вине?
А в содержание ли знанье.
Потухший человек в саване
Как медный огонёк на рукаве.
Шмэтэрлинген
На лампу полетели мотыльки,
Как армии империй ветхих.
Летя сквозь ночь, сквозь злые ветки,
Стремятся к свету, божьи огоньки.
И, обжигаясь о фонарный крафт,
Курганом стелятся крылатые вояки.
Я камень взял. И был наверно прав,
Что оборвал безумие атаки.
И сотни, тысячи существ
Вмиг потеряли цель существованья.
Одна лишь ночь, что им дана созданием
Рассыпалась во тьме осколкам мест
Шэкспировское похмелье.
А Гильденстерн и Розенкранц мертвы!
Военный и студент.
Слепая сила - преданность отчизне.
Поток исканий - поиски законов жизни.
Отравлена вином ,в пивной бутылке - Яд.
Гертруда – мать – блевотнейшая блядь.
Кровосмешение. Инцест. Вокзальный грех.
Подавлен мизансценой доблестный супруг,
В излёте брат, и избавленный от мук.
Офелия сошла с ума.
Не выдержав экзамен на вожденья
О мир вокруг , какое наважденье.
Как ты Офелия была мудра.
Лаэрт погиб. Скололся Гамлет.
Сцена, Плач. И занавес палач
Нам говорит:
«Спектакль подошёл к концу.
Все Выходы открыты»
А ржавой белой краской по лицу,
На гараже я всё же напишу игриво.
Что Гильденстерн и Розенкранц мертвы.
Потом без доблести и некрасиво.
Убью актёров за бездарную игру.
Калейдоскоп и перемена мест
Разрушенный надвое, червоточина - дом.
Самая горловина, самая сердцевина.
Самое, что о том, поётся в песнях Медины.
Что и домом назвать с трудом, но можно
Была бы и этого половина, а то…
Вахтовый, гостевой, усредненный брак.
На автобусе через две жизни и один старый овраг.
Он ездите к своей дочери, посмотреть, что там да как.
Он не видел её и трети маленькой жизни.
Что поделать. Вот такой вот бардак.
В его республике, назвать которую не приходят силы.
И всё клялся себе неделями напролёт.
Куплю квартиру, переедем, станем нормально жить.
Поживать, мама подарит нам холодильник.
Купим китайский светильник, я сам научусь стирать.
Готовить и выносить её истерии.
Кожей чувствует касание запахов в мятом автобусе.
Вместо завтрака толпа скармливает свои волосы.
И на десерт несколько счастливых билетов.
Как дешёвая издёвка – усмешка, несколько бесплатных советов.
Как заработать свой миллион, и не быть при этом раздетым.
И не быть при этом помешан.
Да и просто быть при том.
Где же ты - то самое озарение, то самое осознание.
Как на уроке физики в классе девятом, или десятом.
Когда изучали атомов мириады. И звёзд скопления.
А потом, сидя за партой – всё стало вдруг внятно.
Всё стало вдруг невозможно понятным.
Пришло то самое прояснение.
И разболелась, от этого голова.
Заточился в зубах испуг. Что же со всем этим делать.
Совсем что плетётся вокруг, паучьими, дымными троеточиями – сетями.
Жажда творчества.
Захотел вот написать,
Стих, роман или рассказ.
Пьесу, повесть, некролог.
Будет творчеством и тот.
Я давай строчить, строгать.
Звуки, буквы составлять.
Они пляшут и смеются,
И глаголами плюются
Кинул ручку, пошел спать
Те за мною под кровать.
Лепят сны, строгают грёзы,
Выдают метаморфозы.
Бросил простынь и подушку,
Побежал скорей под душ.
Негодяи лезут в уши,
И кричат «Карум!Кафтуш».
Что за странность? Что за бред.
Звуки пухнут словно хлеб.
Буквы ширятся в длину.
Ничего я не пойму.
Оказалось всё как в сказке:
Букву «О» пишу я в «Каске»
Букву «А» пишу в «потёмках»
Неуч я , неуч в котомке.
Что бы звуки не плясали,
Что бы буквы не играли
Я возмуся за букварь
Буквам буду я главарь!
Боже, тяжек труд ученья.
Ах какие здесь мученья.
Я неграмотный пройдоха.
Не поэт, я лежебока!