Ефим Ярошевский
Стихи разных зим…
Весна 45-го
Просыпаюсь рано поутру:
за окном отец мой на ветру.
Ждет, когда закончится метель.
Переждать бы эту канитель!
Поздно... Мутно небо. Ночь мутна.
Улица белее полотна.
Утро, ночь ли — не видать ни зги.
Камни прочно встали, как враги.
Черный забинтованный трамвай.
Дед роняет хлеба каравай.
Папа входит в сумрачный подъезд.
За спиной – война, Россия, Брест.
Долгая горячая страда,
битая незрячая страна.
Из развалин тянет тишиной,
теплым ветром, гильзами, травой.
Позади — беда и лазарет.
Впереди — Синай и Назарет.
Танки, разогретые весной,
лето сорок пятого и зной.
Папа — рослый, сильный, молодой —
весело справляется с бедой.
И, не зная, что сказать весне,
мама улыбается во сне...
***
Алеет помидор, синеет слива,
и пахнет рыбой море
в час отлива.
Там обрастает инеем амбар,
там партитура оперы, там бар -
и крики мусульман: «Аллах Акбар!»
… Там брат сестру торопит в час заката
(а в комнате нет ни сестры, ни брата!)
Там преступленье, призрак, там обман…
Там площадь изуродовал туман...
Там трапеза,
там гордый лист лавровый
ложится в лебединый суп багровый...
Там Бэрримор, там баронесса Штраль.
Чудак Арбенин.
Лермонтов.
Мистраль………...
***
Пока идет война, витийствует оратор.
Рим кончился —
и некому качать гражданские права.
Приходит подшофе любимый император,
и мягко стелется дельфийская трава…
Где очень жестко спать
в подножии у трона,
на бархатной щеке убийцы и патрона.
… Мы пьем дыханье мглы и грозных песнопений
и тайных прихотей своих не узнаем.
Нам страшен рев толпы сквозь крики наслаждений,
но милой родины своей не предаем.
... Опустоши бокал
и выплесни остаток —
в огонь, в очаг, в пожар, где корчится чума…
Пчела-невольница, отяжелев от взяток,
летит над городом. И сходит мир с ума.
… О, древо мужества! над жирным черноземом
летает божество и смерти, и беды...
Напрасно ты бежишь — мудрей остаться дома,
где пламя очага, где Чистые пруды,
где хлеба и воды вполне достаточно,
где тихие сады родных библиотек,
где все давно знакомо,
где стриженых овец кудрявые ряды,
где лица прадедов и варваров следы…
И где достаточно,
по смете предзавкома ,
запасов совести, и чести, и еды.
…
Там ходит Бомарше, с ним Фауст молодой
и старец ветреный, трясущий бородой…
***
Ледяное в лугах Лукоморье,
калорифер согреет леса...
Утопая в поверьях и в горе,
проступает зари полоса.
Там, где кофе был жёстко размолот,
сделан первый горячий глоток…
Где ножом Митридат был заколот
и закатан в цементный каток.
Там рванулся в снега Ломоносов,
Соломон комсомолу не рад…
Вся москва, посинев от заносов,
завершает последний парад.
Когда не пишется
Когда не пишутся
стихи об одиночестве,
о прочности, о почвенности,
о непорочности зачатия, о творчестве,
о происках зимы, о крепости,
которую не взять ни в детстве, ни в отрочестве,
стихи о юности, о зодчестве,
об иночестве, о пророчестве
и о толстовском имени и отчестве,
О Господи,
подумать только — простыни
менять не надо, надо видеть сны,
от блуда пламенеющие,
дожить до осени, до лета, до весны,
где комнаты стоят, прохладой веющие,
где юноши, уже слегка стареющие,
на бреющем полете тихо реющие,
висящие над пропастью во ржи,
и лица их печальны и нежны...
……………..
В иных краях, где не бывали мы,
вдали от стужи, ветра и зимы...
Зимнее…
1
Тают зеркала в пустыне комнат,
время движется к весне.
Кто нас помнит?
Нас никто уже не помнит.
Дикий снег заносит нас во сне.
Нас заносит...
(Ничего не просят
целомудренные нищие во сне.)
2
Снежный ветер
кинопленку рвет и носит,
старый немец под еврея косит
(мчится поезд по чужой стране),
Штирлиц произносит слово «Прозит!»
Он в кино. Никто его не спросит.
Дремлет Польша в коньяке, в «Десне»...
3
«С Новым годом, Роза!
Ведь ты с мороза.
Ведь за столом сегодня ты и я…»
- Помнишь эту песню? - Помню эту песню с детства.
С Новым годом! (пела мама…)
«Ты откуда родом?» — «Я из Балты».
«Он из Голты!»
«Значит, врал ты,
что из Петербурга... Как попал ты
в этот город?» — «Видите ли...
я играю на одной струне...» —
«Ну, тогда понятно». —
«Вы, наверно, не читали Торы...?»
………………….
Странные ведутся разговоры
об Иране, турках, о войне.
Выпиваем, но совсем немного.
Добрым словом поминаем Бога
в серебристой маленькой стране*…
……………………
*маленькая страна – город Коттбус (в Германии)
Весенний блюз и дождь……
1
Дождь умудрился падать вкривь
и вкось… зачеркивая солнечные дни.
Земная несгибаемая ось
кренилась вправо. Дождь падал вниз,
ссутулившись, скользя
по ниточке дождя…
(скользя по нитке ссучившихся дней…)
Его остановить уже нельзя.
В глазах ребят - рябит, в руках детей
еще кипит корбит,
и в ожиданье виз -
никто еще не ранен, не убит.
Над городом качается карниз...
И ветер сносит домики во сне,
и всех заносит дождь,
несясь к весне…
2
«Ну что ж, - сказал задумавшийся дож, -
идет венецианский долгий дождь…
Обычные дела,
мы переждем очередной правёж, падёж
скота, перезимуем ложь,
переживем грабёж,
наткнувшись неожиданно на нож -
на карнавале, в сессионном зале…
Когда пройдет гроза,
когда у мира
откроются на жизнь широкие глаза,
- не понимая в этой жизни ни аза,
мы выпьем
густой настой не чуфыря - тумана …
пока усталый мент у фонаря
беседует - скорей всего, что зря -
с героем моего романа…
3
Не ожидая в мышеловке сыра,
покорно мокнет друг у ближнего овира.
(весь мир заносит дождь и шорох рощ…)
Меж тем, на остановке трамвая,
ничего не понимая, в простой ветровке -
продрогла девочка, ее пронзает дрожь,
(топорщится шинель на теле конвоира)
На улице туман… там пишется роман,
где на виду у мира -
вдруг вырастает из тумана
такая танковая мощь,
что оторопь берет московского гурмана и кумира! …
Там длится до скончания времен
холодный дождь…
и очередь растет у местного овира.