Александр Бараш
Средиземноморская нота
ПОСВЯЩЕНИЕ ИОАННУ МОСХУ
1.
Блаженный Стратигий был пламенный воск
он пасся в лугах и питался травой
одеждой его - была кожа его
и жидкие пряди волос
Ему даже нечего было отдать
грабителям если б такие нашлись -
лишь только потоки безудержных слез
в пустыне по имени плоть
Скончался Стратигий - как стебель зачах
Душа отлетела - пучком из семян
Лев вырыл могилу ему в тростниках
и серны как дети стояли над ним
Но мне говорили - светлее чем луч
все в тех же лугах подвизается он -
и можно услышать стратигиев плач
в анисовых чащах у Лавры Фаран
От келлий Хузива поднялся я вверх
и что я увидел - не в силах сказать
Но с этой поры как блистающий снег
с вершины Хермона - я таю в слезах
И плачем своим я готов напоить
и черную сою с злаченым крылом
и зайцев играющих в прятки с орлом
и узких лисиц и скотов на полях
Когда от Моава нисходит рассвет
и я от пещеры спускаюсь к воде -
навстречу блаженный Стратигий бредет
с кувшином из света прижатым к груди
2.
Там где малый бассейн под прохладной скалой
там уступ есть в плюще - это мой аналой
там открыт мне священный мой текст
и гласит он:
Бог - есть
Как под вечер все серны идут по горам
воду пить в мой открытый для жаждущих храм
я сижу над струей водопада - вот здесь
и шепчу им: Бог -
весть
Но когда я в пещере ночною порой
сплю без сна и дрожу словно воздух пустой
то звенит все слышней этот мертвенный плеск:
есть ли нет ли - бог весть
бог весть бог весть
бог весть
3.
Боже сил! Вот опять мне снится что я на кругу арены
в праздничный осенний день в Кейсарии Приморской -
городе родном и горячем как свое молодое тело
(Школа риторов библиотека не хуже александрийской
губы и ягодицы смуглых подростков обоего пола
на песке соленом и сладком в пенном вине прибоя) -
А вокруг меня ярусы зрителей как лепестки розы
белые красные складки - а против меня выходит
борец из верховьев Нила - мохнатый и черный – шмель
смерти!
Он тяжел как каменная плита в дверях могильного склепа
навалился и давит к земле - и похоже мне уж не выплыть
из багрового потного ада - мерзее трясин саронских
Вонь у него из пасти - ядовитей дохлой гиены
Лапы мощные как ноги буйвола и цепкие как хвост
обезьяны
подбородок сел мне на череп задом гиппопотама
Прощай веселая юность золотые тела и старые книги!
Эфиоп меня мелет как жернов - и я уже вижу: под веки
катится колесница света сквозь череду восходящих арок
Но тут я как раз вспоминаю - есть же Спаситель мира!
И я возношу молитву из-под страшного черного тела
из глубины униженья в слезах и позоре - - -
И ясность приходит ко мне: противник мой - наважденье
сгусток грязи бесовской со дна моей прошлой жизни
а я должен просто проснуться – и водой иорданской
омыться
Солнце встало Шорох трав над рекой
Следы птиц и зверей на песке Я над водой на коленях
Лицо и ладони в прохладе О отчего же так сладко
мне было стоять на арене
и ждать эфиопа?
1988–1999
МАРИЯ ЕГИПЕТСКАЯ
Как-то утром в солнечном тумане
в Палестину уходили корабли.
А паломники такие были парни -
захотелось оторваться от земли.
Ну, была блудницей, песни пела,
пить вино любила допьяна.
Страшное, помилуй боже, дело -
счастья много, а она одна.
Мачты не от ветра там скрипели,
не от волн стонал соленый борт -
Легкие, без сил, с ознобом в теле
богомольцы вышли в яффский порт.
В переулочках Святого Града
эта египтяночка была
каждому желавшему награда
лишь за то, что мама родила.
Кто глядел в глаза ее пустые -
утопал в прозрачном их меду.
Там грехи, как свечки золотые,
самовозгорались на свету.
А когда ей истина открылась,
с той же пылкой нежностью она
в полное безлюдье удалилась,
сорок лет в пустыне провела.
Ее тень в полях за Иорданом
до сих пор встречают, говорят,
в полдень, когда дремлет козье стадо,
пастухам являлся ее взгляд.
Слаще он, чем финик йерихонский,
карий, и с лучистым ободком.
Его видеть - как смотреть на солнце,
все плывет и светится кругом.
1999
* * *
Я ушел бы в глухую долину с горизонтом глядящим во тьму
жил бы в легкой пещере питаясь своей немотой
Но меня не хватает на то чтобы быть одному
я бессмысленно пуст как сухой водоем
Чтоб заполнить себя - нужно камень с груди отвалить
и откроется ключ над дугою оплывших террас
и горящим лучом прорастет сквозь меня эта нить
для которой я лишь водовод а источник - вне нас
И тогда я смогу на закате огромного дня
сесть на белые камни у входа в свой ласковый склеп
и прикрывши глаза ощущать как идет сквозь меня
и уходит - не встретив препятствия – смерть
2000