Александр Рытов
три бога на черном иконостасе
* * *
Молнии освещали окна и образа́
задыхался мраморный водосток
гремела бусинами гроза
двигалась табором на восток
разбежались призраки и взошла
луна со смуглым лицом ацтека
я вышел к полночи со двора
и был прекрасен мой путь в аптеку.
* * *
Сегодня всё наобум сплеча
сегодня небо не дарит свет
сегодня воском зальёт свеча
пальцы листающие завет
и вздрогнут панцири черепах
застынут белые парики
на продырявленных черепах
но вновь разорванный на куски
зелёный войлочный горизонт
задует рану объявит мир
и самый первый посмертный сон
на небе выстроит свой пунктир
и будет биться о дверь венок
и тень военного трубача
в могилу свежую соскользнет
под прессом солнечного луча.
* * *
Апрель сосновая тишина
во влаге слезы и валидол
отель стареющий средь озёр
с пустой верандой где времена
сменились рано когда рассвет
и те кто спал головой на юг
смогли почувствовать этот свет
смогли почувствовать этот звук
На небе купольном таял след
в одеждах кукольных повар пел
и первый завтрак новейших лет
варился жарился и кипел.
* * *
Снег на могилах звук далекого самолёта
две кошки спят средь венчальных лент
зимнее утро в истории Геродота
длится минимум двести лет
музыка на снежном пустом плато
небо без следствия и суда
жизнь в отказе от ноты до
в нудном поиске ноты да.
* * *
Снилось что в каждой минуте семьдесят теплых дров
что каждый час был короток тих и легок
снилось что время состояло из перьев и облаков
пунктиров длинных заблудших лодок
и снова снилось что в каждой минуте есть пять молодых вершин
три снега в каждом коротком часе
а расстояние до Афин —
три бога на черном иконостасе.
* * *
Случились две в твоей жизни пьесы
четыре луны сменилось в твоей конторе
пока я брел вдоль черного леса,
пока я брел вдоль белого моря
сватались к тебе угрюмые мракобесы
и рыбы из облачных акваторий
а я все шел вдоль чёрного леса
а я все шел вдоль белого моря
у тебя уж два парня и две принцессы
dio kori'tsia kai dio ago'ria (греч: две девочки и два мальчика)
пока я шел вдоль чёрного леса
пока я шел вдоль белого моря
так шел я и шел по своей дороге
вдоль полок мертвой библиотеки
меня давно позабыли боги
и все закончилось в прошлом веке.
* * *
Ты так свободна и далека
по всему небу непричесанные облака
и истоптанные ботинки
сверкают ящерицы изгибая спинки
чешуей своей и кольчугой
здесь на самой границе юга
река то в право бежит то влево
впадает в море впадает в небо.
* * *
Я пытался спасти Киклады.
Я пытался спасти Афины
мрамор утра сырые цепи
словно местный главврач Асклепий
я спустился в горячий кратер
ненадолго вернулся в храм
а потом понесли дельфины
а потом разнесли дельфины
мой искрящийся легкий пепел
по островам.
* * *
Бараньи лампочки зажглись
дугой запойной
и свет пролился словно слизь
в ночные войны
где жир и кровь где черный жгут
в деревне страх и неуют
вернулся будто бы покойник
и со стены снял нож и кнут.
А в небе гулко и светло
там ночь и лето
и с самолёта все село
лишь промельк света
и сон и свист и легкий вес
и юбки юных стюардесс
и боль земли под небом где-то
с огнями мутными и без.
* * *
Мы дети Нади и Ипполита
мы дети Безухова и Элен
дети Щелкунчика и Аиды
а также Фауста и Кармен.
Мы лилипуты и великаны
мы нерожденные исполины
дети Онегина и Татьяны
а также Печорина и Ундины.
Избушка на крепких чугунных чушках
вечно вечная в ней весна
свистнет дудочка на опушке
вспыхнет дурочка у окна.
* * *
Проверяют святые
изучают святые
все мои запятые
черных точек узор
но страницы пусты и
у дверей понятые
и должны понятые
подписать протокол
офицеры по рации
продолжают общаться
и как будто дымятся
сигарета и ствол
хмурят брови густые
и готовы святые
в этой жизни впервые
подписать приговор
Но офицеры по рации
продолжают общаться
скоро время прощаться
и забыть этот вздор.
* * *
Я бы пел эту песню как линию
как сардину на тосте ржаном
я бы пел прославляя Сардинию
за большим деревянным столом
окружённый ветрами и совами
я бы резал в салаты укроп
я бы песню свою закольцовывал
чтоб петь эту песню нон-стоп
и сбежав от тоски и уныния
я б совсем не жалел о былом
я бы пел и по кругу и в линию
на простом диалекте своем.
* * *
где борцы со злом уснули
упоительно урча
спит долорес ибаррури
на плече у ильича
снятся ей руины трои
снится чёрная культя
то как зверь она завоет
то заплачет как дитя
свет погас остыли угли
и растаяла свеча
ночью вождь уехал в углич
где кирпич из кумача
из его бородки волос
у лица ее лежит
от дыхания долорес
то взлетает то дрожит
* * *
Лампа настольная ждет у кровати
теплой струей загорается спичка
сигарета вспыхивает постранично
листаю дневники свои и тетради
все изменяется ленно и сонно
твой второй муж как и первый когда-то
красит весь день в ядовито-зеленый
домик где в юности мы были рядом
облако тихо крадется над дачей
гулко пульсируют мощные вены
твой аромат на подушке горячей
тени мои на окне и на стенах.
* * *
Синие тени на белой посуде
скоро весна и мы вместе прибудем
в край где ночами у окон пустых
нам неизвестные странные люди
бродят и холодом веет от них
яблоко красное белая кухня
скоро луна над поляной потухнет
и разойдутся по чащам своим
белые призраки чёрные духи
в сгнившие ельники в каменный дым
мы же закроем все окна и двери
спрячемся в тёплой скрипучей постели
молнии вспышки ментоловый гром
капли тяжёлые лёгкие перья
мы будем медленно долго вдвоем.
* * *
Орга́н как огненная турбина
дым заглатывает и пепел
из алебастра песка и глины
крылья гнет и фигуры лепит
пламя форте и пламя пьяно
из красно-черных турбин органа
взлетает тело аэроплана.
* * *
Сновидения старцев очищают летящий снег
пока они спят погуляю по мертвой траве
в зимних снах где хрупкие руки рек
где черный ворон над белым садом
где нет никого ни вдали ни рядом
и снег проходит слепой когортой
слепящим светом глубоких фар
и опускается в сон с простертой
руки героя у входа в парк.