Дмитрий Дедюлин
ЮНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ ВОСЕМНАДЦАТОГО ГОДА
ЮНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ ВОСЕМНАДЦАТОГО ГОДА
из литературного архива
* * *
ты – книжный медвежонок
заглядывающий в свои сны ненароком и замерзающий в них,
превращающийся в белую статую – в белого медведя
ловящего своих рыб подо льдом, там где синее стекло мертвой воды
постепенно переходит в белое и ты замираешь – мертвый медвежонок
на краю своего полюса и на краю Вселенной
история которую мы стремимся запечатлеть для назидания
потомков и других дикарей забывших своих предков
крутая вещь всегда с какой-нибудь историей и она стремится завершить эту
историю – превратить её в сагу, в роман, в поэму чтобы мчались вечером
сани а снег валил хлопьями а он говорил своей спутнице: «милая, я так
сильно вас люблю что думаю что нам не быть вместе – Провидение которое
одно руководит человеком не потерпит такого соседства – любовь не должна
уродовать мир человека и мы расстанемся как расстанутся два корабля –
финикийцев и греков случайно встретившиеся в Эгейском море
и разошедшиеся – пусть кормовое весло скрипит а паруса надувает ветер –
им уже не быть вместе в пределах достижимости для глаза, для ушей, чтобы
глаз видел розовеющий край паруса а ухо слышало как он хлопает на ветру
и как поёт песню старый проказник аэд которого везут на бурдюках с вином
ко двору венценосного правителя Фив или Коринфа – тирана который любит
играть на флейте и рассматривает по вечерам фрески в своём гостевом покое
возлежа на ложе и прихлёбывая то самое вино которое везут ему бог знает
откуда как будто отечественная лоза уже не может удовлетворить его жажду
и одинокий соловей выводит рулады под его окном»
фантастическое стихотворение
стихи в фейсбуке не живут – они живут лишь в Гваделупе – возьми стихи –
сей скорбный труд и ковыряйся в этом трупе, в этом опознанном зрачке –
в этом опознанном мгновенье, в этом наивном новичке который лишь
стихотворенье твоё – плывёт он в свете фар вдаль убегающей машины и
забывает про пожар который мечется в теснине из наших дел и наших фраз
и наших праведных пороков – не забывай про свой алмаз
который выкопал жестоко ты из безмерной пустоты и нет уже твоей
утраты и в пустоте уходишь ты с презреньем в чёрные палаты
твоих ночей – в тени берёз скрываются твои мимозы – не забывай
про ливни слёз – но лишь они не кровь а грозы тоски бушующей в груди
огромного пустого Бога – ну погоди – ну погоди – в огне сгорает дней
пирога – она на правильном ручье скользила не желая братства твоих
опознанных ночей и ты уже был рад стараться и вспоминая про ничто
которое создали боги ты уходил в то шапито стоящее в тени дороги
огромных каменных быков с которыми мы были в ссоре но жизнь
прошла без дураков – есть только смерть и только горе
наши райские кущи лучшие из возможных
ты умер и попал в жопу – рая тебе никто не обещал, сынок, в жопе хорошо –
тепло хоть узко – немножко воняет хотя с этим можно смириться
ещё там есть телефон газ вода так что можно помыться –
вместо наших безумных сказок курчавится борода – тебе уже, сосунок, за тридцать
немного опоздала сюда твоя золотая звезда – если хочешь слиться
с собственной тенью то можешь слиться – кто-то сольёт тебя – однажды
наступит срок – вместо тоски изобрази собственное глумленье – в уютном
логове запоёт сурок и белый архангел в небе сольётся с собственной тенью
вот тогда-то наступят вода, борода и слюда – белые аисты прилетят чтобы
рассказывать о разлуке – выйди один в осенний рисованный сад чтобы
раздумывать о весёлом досуге – в жопе весело – падают с неба воды
тучей фасованные килограммы и если пришёл сюда значит пополнил ряды
тех кто шатается в небе между златыми пирами – на пир нас не звали значит
будем сидеть – жопа есть небо и надо как валенок смыться без хозяина
в заиндевелый лес и лес уже начал редеть и покатила по небу закатная
колесница – ты здесь будешь как главный из тех кто тоже сидят – мается
рядом с богами доподлинная недотрога и если попал в этот белый
нахохленный ряд значит с тобою тоже поступят не очень строго – просто
жизнь коротка – мы уходим в царство теней чтобы гонять на коне прихватив
с собой склянку эфира – кто родился в отстое тот родился в говне – мы же
родились в небе – в забвеньи волшебного мира – падают с алых небес
огромные валуны, дева смотрит глазами и память уже ненадёжна – мы
уходим лесами оставив тебе полстраны – путь твой теряется в небе как вена
петляет под кожей
любовь влечёт вас под свет своей зелёной лампы
меня зовут Любовь Орлова – я знаю – вам давно херово – и вам
и вам и вам и вам поэтому я буду вамп и дам вам настоящий повод
прекрасных ненавидеть дам – я вас лишу плаща и крова – под платьем
протяну я провод а впрочем нету в том вреда ведь вы давно мертвы и тело
вас носит по полю увы – «а ты чего от нас хотела?» – в Антарктике моржи
и львы сожрут вас – может быть пингвины а может котики – слова –
лишь только разновидность глины и не заменят естества
бедная мадам в тени золотых куполов
на панели я стояла у Московского вокзала – тёмный вечер, чёрный зной
по руке моей бежала тень что вновь была со мной – потому что уезжала
прям как парень холостой от меня – была без тени – у меня тряслись колени
было всё, о Боже мой, почему Ты дал мне руку в час когда с Тобою шла
и глотала эту вьюгу – нам подругам нет числа у Тебя – о Бог мой – Каин
Ты кого сейчас убил? – от последних тех окраин до развёрстанных могил
жили-были ребятушки и над полем нет числа тех по ком рыдают пушки
ну а ты куда ушла, моя бедная квадрига, подколодная змея – как сказал один
индиго – «восемь девок – один я» и распалась жизнь на свете на Твоё
и не моё – гляньте, дети, бросьте, дети, бедной маме рыжевьё чтоб она
плескалась в море – вторила раскатам скал там где юный алкоголик брошь
заморскую искал чтоб она сияла в небе как луна средь тех светил – чтоб
средь тайн Твово Эреба нас архангел посетил – посидел и снова в море –
море крошит корабли – «среди этих территорий все мы будем на мели» – так
сказал мне бедный ангел и исчез во тьме густой и летели бумеранги
под январскою звездой
серая пустота на перроне этрусском
я сказал одной девочке: «ты такая полезная для здоровья – давай я тебя съем»
а она мне ответила «я написала такое количество безобразных поэм
что тебе я отвечу иначе чем ответила я существу – о своём я уже не заплачу
а поеду тихонько в Москву – стану во поле – Красная площадь соберётся как
мощный кулак и откроет мне свои мощи и поэтому всё будет так как
и не было нас в этом мире – снегом давленным мир предрешён –
расползается уж по квартире, стонет ясень и главным врагом выбран тот
в ком и не было горя, кто в название облечён и заплачет от горя историк
и ударит архангел мячом пешку малую – алого моря непонятен и страшен
закон и прощается с небом Егорий и блуждает в ночи Автохтон потому что
на мамином знаке вновь начертан подпольный маршрут – тебя продали белой
собаке и сказали: «тебе – пять минут – собирайся» и не было горя –
как и не было алой ночи – тебе ангел безумный мирволит и печёт в темноте
куличи потому что на мамином небе семь архангелов песни поют и кидают
обманчивый жребий и цикуту прекрасную пьют – ленинградское небо уходит
на тяжёлый замёрзший перрон и старушка озябшая бродит и мерцает
во мраке неон и спасательное расписание вновь читает глухой господин
и система приходит в сознание и система легка на груди – это знаки и малые
строчки – то что выбил тебе Лицедей – постепенно доходим до точки
и плывём в этой бурной воде чтоб сорваться в бравурные реки – кровь
останется там где крапят эти карты – маршрут человека – только ангелы
в небе летят»
монолог Золушки
королева Виктория, где твоя территория? где твоя дорогая страна?
и живу я траттории, королева Виктория, я сегодня как солнце пьяна
я сегодня несчастная, я сегодня вонючая и скольжу между маминых пальм
и меня провожает собака колючая и держу в руке я металл – положу его
в ямочку и водичкой побрызгаю и потом прошепчу: «Навсегда»
и над этою странною скорбною тризною проплывают во сне города
и я вижу сон каменный – три зелёные месяца – всё что принц мне тогда
насчитал и в воде они бесятся и дрожит света лестница и сияет огромный
кристалл – три пролёта из памяти, три заката из прошлого и сияет во сне
пустота и хочу я хорошего и желаю хорошего и лечу я с большого моста
над рекой безобразною, над луной этой красною и над всем что тогда мне
сказал он – сиявший под каскою и волшебною маскою и печальною сказкою
он под пламенем этим стоял – «говори – на здоровьице – что сегодня
готовится – что сегодня возьмётся во тьме этой бледной сукровицей – день
расстанется с конницей и шепчу я устало: «jamais»
тайное море возле Рима в котором тонули безумцы
ничего ничего не значит – это прохладный дождь спускающийся
с развёрстых небес, это солнечный зайчик скользящий в пустоте
очевидного дня напоминающего нам о неотвратимом и о желанной пустоте
клубящейся там – на верху Вавилонской башни там где алые грозы
сверкают своими изломанными краями – молния – это граница разделяющая
синие льды современности в виде облаков залегающей там – на небе
где архангел Михаил ведёт на поводу серого козлёнка чтобы принести
его в жертву в пустыне Оз там где белые ветры крутят смерчи белого песка
и одинокие колючки перекатываются с одного края неразумного горизонта
на другой – поближе к розовому закату сияющему так нежно что кажется
что западный край земли тонет в вине как белый утопленник –
фаворит верховного императора замученный по приказу владыки дабы
не смущать сиятельных глаз которым только и нужно что наблюдать за
полночью гордо шествующей по земле и синий кентавр встаёт на дыбы
а алый всадник исчезает в облаках водяной пыли поднятой этим водопадом
низвергающимся с Тарпейской скалы прямо в синее море ютящееся в ущелье
за чёрной горой где растут оливки и монгольская конница гуляет по склонам
верхом, опустив повод
заря обретшая свой новый закат
всё смешалось в доме Поклонских – говорю вам ужасную весть – кавалер дал
леща Анне Вронской – ну а мы потерявшие честь вам готовили сладкую сагу
из практически ничего – командир пробирался к оврагу – только там
и видали его – только там и видали злодея что закутался в ангельский стыд –
я живу как и вы холодея на ветру незабвенных обид и на маленьком
маленьком волке я добрался до белых людей – говорю им: «пресечь
кривотолки и мы будем в янтарной воде плыть к закату а может к рассвету,
девы праздные, знаки ясны» но сказал он: «на эту планету вновь опустится
пламя весны и вы будете в бешеном мраке колотить здесь свою карусель»
от собаки до праздной собаки убираться нам нужно отсель потому что
на паперти вежды поднимают чумному сынку – «тот кто режет тот режет
и режет» – так сказал мне мой грустный тангут и на каменно-медном Законе
постовой шелестит листвой – тот кто тронет – в Вальхаллу уронит свой
лопатник и вниз головой – вот поэтому тянутся Числа сквозь завалы
несметных обид – тот кто вышел на памятный выстрел тот и будет конечно убит
друзья познаются в том что является ничем
ядро и друг кружилися вокруг и друг сказал мне: «у ядра есть совесть»
они чертили фрагментарный круг и друг сказал мне что луна лишь повесть
о нашей памяти – о нашем «ничего» и я не жду тоски твоей возврата
и так же проклинаю естество – всё-то чем наша жизнь давно богата
и тонут супостаты под Москвой в больших снегах – не выдали лопаты
злодеям – катится во сне Москва как странный памятник – овал и
полукружья и если уж ответил за слова то прихвати с собой старинное
оружье несчастной совести – то лук и пистолет – от лука плачут а в Москве
смеются и если уж забыл про этот свет то значит все слова сотрутся
и обнаружится прекрасного портрет – горит свеча и два несчастных блюдца
в одном мимоза а в другом кефаль – одно как сад, другое словно море
и если всё равно тебе не жаль – смотри на душу – она с кем-то спорит
и падает в овсы или во ржи – безумной памяти не нужно усмехаться
а ты стоишь как прежде у межи и повторяешь: «господа, мы – братство»
алая женщина во тьме голубых вечеров
чем меньше женщину мы любим тем больше нравимся мы ей когда во тьме
её голубим вдали от каменных страстей большого города немого – он пал как
веки и был прав – во тьме мирволило нам слово – метались тени от костра
и тень во тьме среди акаций мелькала словно чешуя которую ел Бонифаций
а рыб огромная семья ушла и где-то в чистом море плывут все рыбы без
брони среди огромных территорий которых Боже сохрани для нас – ведь
рыба – это память о дне в атласной чешуе – она украшена цветами и там –
на океанском дне она скитается как совесть монаха что ушёл в бега и
умирает тут литовец – ему дорОга дорогА – капризная Марина Мнишек свою
примерит чешую и от вокзала до покрышек – всего семь ангелов – поют и
умирают в чистом поле где холодеют небеса – одна душа у них на воле
влечёт меня в свои леса где звери мечутся шальные – вот малый хитрый
бурундук грызёт орешки золотые – но их такими признают немногие –
вздыхает совесть дыша в открытых камышах и просыпается литовец
и судьбы Господа вершат большие дети – вот на поле один шагает нелюдим
и ненавидит жизнь до колик и он останется один – второй летит в шальное
царство богов и дланей голубых и говорит он: «благодарствуй» и замирает
его стих во тьме где нет уже остатка а есть лишь облик – он прощён и мы
играем с тенью в прятки а нами сумрак поглощён
диалог второй
1.
встреча в загробной жизни в тени вокзала – «а помнишь как ты мне вчера
сказала что звезда целит в печень пущенная из пращи одинокого лучника» –
«я сказала тебе – лечи свою печень и будет тебе во благо даже осень – как
гербовая бумага падают листья и голым стоит наш сад» – «но если вернуться
туда где сто лет назад ты сказала мне: «падай как тонкий пепел – пусть горит
огнём что осталось в зелёном лете – эти пальмы, финики, ананасы, бобры –
взявши заточённые топоры вы поёте, воины, о билете что выдал вам Один
расстеливший свои ковры – вот зелёный, вот жёлтый, а вот же
иссиня-сизый – всех накажем хлопушками – будем пыль выбивать…» –
«только держись, дорогой, своего карниза и держись своей крыши которую
не сорвать урагану бездомному летящему меж тенями – вот она крыша – вот
и держись» – «и летим подгоняемыми обмороченными конями – летим туда куда не сорвись»
2.
тёмное лето настало в огне бесплотном – алые всадники в воздух больной
поднялись – возникла работа свободным и беззаботным – выволакивать
чёрные мраки из-за старых кулис – алое знамя вонзилось над бледным
закатом в белое небо – возникшее Ничего было сомненьем и страхом объято
падали белые всадники в воздухе мировой третьей войны и кипела работа
даже у малых убогих – все были сюда согнаны – видели в воздухе контуры
чёрного Бегемота – думали это облик ужасного Сатаны – а это всего лишь
сети которыми стали мы сами – небо как осень а слава увы как октябрь
вы остались, безумные дети, с большими большими усами – день нам
останется ночью – в тёмный безлунный полёт полетит мировой дирижабль
белая пустота в голубом поезде несущемся к Альдебарану
я бреюсь одноразовым станком «Жиллет» и ни о чём по сути не жалею
ко мне идёт звезды ужасной свет и я немею – на этой скатерти – на этом
полотне лежу как хлеб фламандцем нарисован и ничего не нужно больше
мне – во мне огонь который мне дарован и я иду с ним вместе напрямик –
весёлый хлеб в жилете и ботфортах – во мне шевелится мой вырванный язык
и ждёт меня femina de la morte над этой пропастью – на этом языке лежит как
сахар и сияет блюдце и я вишу как шар на волоске ну а во мне все ангелы
смеются – они смеются словно вдалеке прошёл наш поезд и ревут вагоны –
горит одна звезда на угольке что тает в топке и бегут перроны куда-то
вдаль – куда-то словно Сын тоской измаян в небе наклонился и посмотрел
на ангельский овин и в пустоте безумной умилился – как ладно скроены, как
ладно говорят – да я и сам готов об этом спорить – во тьме два демона как
два меча горят и свят и светел нимб горит над морем
чья жизнь встречается с тем ветром который тает словно дождь?
реальность может быть любой – водой и жаждой, сеткой бедной в которой
бродит козодой и защищается от ветра простым крылом а над звездой
глухого мира километры – и тают тают все сердца когда встречаются
однажды не видя в том любви конца и запирая тот бумажный кораблик
в ванной где простой он тонет в той зелёной мути под этим солнцем золотой
а под другим – не обессудьте и запирается в очах страдание что быть
могло бы атласным лезвием меча и золотом той высшей пробы что ставят
демоны в ночи на грешнике простом и чинном – пекут их ангелы в печи –
сиих страдальцев – перочинным ножом порежет вены всяк – кровь каплет,
на стене разводы и забирается дурак в небес стальные хороводы – там крутят
сальто – день и зной во мгле оставят отпечаток и миг останется слюной
глоток которой очень сладок – три ангела поют в ночах – на ветках древних
рукоплещут но начинается печаль – она как море тихо блещет и мы плывём
по ней домой как некогда Абенсерраги – тогда пред Первой Мировой
забывшие об алом флаге своих ненайденных судеб и сгинувшие на просторе
который заполняет хлеб и он колеблется как море
мои игральные карты перемешались с картами цыганки Лауры
Коломбина – козырная кукла нашего театра – сегодня она танцует на сцене
бедная розовая куколка размахивающая руками и ногами – она пляшет
и доски под её ступнями поскрипывают и Маркс и Энгельс на стене
улыбаются а седой папаша начкар играет на пианине «Собачий вальс» и веки
подёргиваются у товарища Сталина и товарища Ленина висящих на стене
нашего театра – Коломбина бежит на пуантах к лавровому венку и мы видим:
эшелоны уходят вдаль – поднимается паровозный пар – паровозный дым
и беженцы покидают свои дома и едут в Ташкент, а Александр Введенский
гибнет под пулями расстрельной роты – не оставлять же всех этих врагов
народа, этих предателей Родины немецко-фашистским захватчикам
и красный флаг тает в этом белом тумане а алое солнце опускается
за верхушки чёрного леса – туда куда ускакал всадник с донесением нашим
отступающим войскам идущим туда – на Восток куда уходит отступающее
солнце и мировая вьюга кружит созвездия и галактики в чёрной страшной
январской стуже
милые слёзы юных романтиков собирают в ведёрко и идут продавать
на пустырь
«тебя не опубликуют в «Новом мире» и «Волге» – никому не нужных
провинциальных лохов не публикуют там – (он закурил и сощурился
и стал похож на мраморное изваяние – такую скульптуру то ли Энгра то ли
Делакруа – давайте представим себе что они бросили живопись и занялись
ваянием – любимые художники моей юности – я их путаю несмотря на их
различия – моя юность забывчива как память юной кокотки получившей
ожерелье в дар от старого ростовщика и тут же забывшей студента-медика
с которым жила эта прелестная девушка в мансарде в одном из предместий
Парижа) – да а в «Волге» и «Новом мире» тебя не опубликуют – там не
любят прекрасных путаников извлекающих натужные слёзы из ожерелий
луны коими себя украсили несколько берёз стоящих в твоём дворе да ещё
старый клён – этот трансвестит тихо шумящий в темноте в ожидании первого
луча окосевшего пьяного солнца которое взойдёт же когда-нибудь над
горизонтом и как алая ёлочная игрушка украсит эту синюю эту прозрачную
ёлку-невидимку заслонившую собой всё что я когда-то любил и на что
надеялся этой призрачной лунной ночью на окраине Вселенной»
роскошная элегия
от всех печалей, разных бед он изобрёл велосипед – он изобрёл его тогда
когда текла в трубе вода, когда посевы градом бил Господь как лучший из лепил –
и день прошёл – его уж нет – он изобрёл велосипед – он изобрёл
на радость нам а сам уехал в Суринам и дождь идёт и день идёт а он сидит
как идиот и с кем-то тихо говорит: «туда где Вена и Мадрид везу я новый
самокат чтоб каждый счастлив был, богат – чтоб каждый думал в темноте
о гордости и красоте и находил в туннеле свет – лети, мой друг велосипед –
лети, мой ангел, но туда где в тень ушли любви года а вместо слова на обед –
смотри, несут велосипед – несут его для разных дел – чтоб ты его на ужин
съел – а хочешь позвони в звонок – вот видишь мир у твоих ног – но главное
что есть ответ на все слова – велосипед»