polutona.ru

Наталия Санникова

Песни среднего возраста

***
Очень смешно быть человеком среднего возраста.
Для одних ты еще молодой, для других – старый.
Никто тебя не понимает – ни родители, ни подросшие дети.
Мало того, они думают, что это ты их не понимаешь…

«Нет, ты не понимаешь!» –
я всегда это слышу, общаясь с мамой и сыном по телефону.
Сыну я точно этим же не отвечу,
а маме – ну очень хочется.

Она ведь и вправду думает, что я ко всему равнодушна,
что мне плевать, ходит мой сын по морозу в шапке
или же с головой непокрытой.

Что мне сказать тебе, мама?
Вот это, что ты называешь душевной болью –
как это я называю?


***
Врачи говорят, что в норме
пробуждение и отход ко сну –
это ритуал, набор одинаковых действий и мыслей.
Каждый раз, когда я ложусь далеко за полночь,
я сперва думаю: как же замерзли ноги! –
а потом слушаю, как ты дышишь.
Если не слышно, целую куда придется,
чтоб ты завозился и начал смешно бормотать во сне.
Давно, когда ноги почти не мерзли,
я просто слушала, я так же боялась,
как теперь, когда мы уже не молоды.


***
У моей школьной подруги
нереально красивые ноги.
Такие должны сниться
каждому мастеру по пошиву обуви,
эти узкие щиколотки предназначены,
чтобы надевать самые лучшие
ботильоны и лодочки.
Одна беда— сорок лет подруга лодочек не носила.
У неё с детства нога больная—
вот и ходила в тапочках, а то и вовсе сиднем сидела.
Теперь не то: пришли добрые доктора
и сделали ей титановый сустав,
и встала моя подруга,
и полетела по городу
в туфельках на высоченном каблуке—
сантиметров десять, а то пятнадцать.
То есть чудеса действительно происходят.
И вот мы можем вместе ходить за нарядами—
это отдельное удовольствие,
потому что ей идёт всё без разбору,
продавцы не могут нарадоваться.
А недавно она купила
фиолетовое трикотажное платье,
надела его и спрашивает:
ну как?
Хорошо, отвечаю, тебе идёт, как обычно.
И тут она говорит:
не могу забыть, как в 93-м
мы встретились в день выпускника,
на тебе тогда был фиолетовый длинный свитер
из ангоры…
Надо же.
Прошло семнадцать лет,
а она помнит.
Зачем ей это?
Мне-то понятно зачем:
именно в том году
единственный раз в жизни
я была по-настоящему счастлива.


* * *
Вот, говорю, живешь и все время любишь,
и ничего другого не остается.
На поверхности этого океана
раскачиваются ветхие лодки чувств,
крошечные паруса поступков,
кривые коряги произносимых и несказанных слов.
Но вся толща воды, весь отраженный свет,
все твари в глубине и вспышки над горизонтом –
это любовь, от которой единственно бьется сердце.
И это, к сожалению, не метафора.
А кого любить, извиняюсь, замужней тетке
без определенного места работы и с кучей комплексов?
Тетке, которая не может ни дать взаймы,
ни устроить к хорошему стоматологу подешевле,
ни перевести с английского на китайский,
ни пошить пальто, ни еще чего-то?
Лично я думаю, что любить можно тех,
кого это ни к чему не обяжет,
ни при каких обстоятельствах не расстроит,
не вызовет ревности и разочарования
и в быту, как говорится, не помешает –
короче, можно любить детей, стариков и геев.
Что я и делаю, хотя у меня не здорово получается.


***
Друзья-поэты говорят,
что это никакие не верлибры.
Я скажу так: эти никакие верлибры –
единственное содержание моей жизни,
единственная пахота, на которую я способна,
когда не стою у плиты.
Иные думают, что литература —
это такое творчество.
Какое такое творчество?
Какая тебе литота?
Что тебе метонимия,
человек с бородой?
Никто не знает, как мне на самом деле
бывает страшно,
когда за полгода – ни строчки,
когда друг не звонит месяц,
когда неделю болит голова
или целые сутки идет снег.


* * *
Вот и вчера казалось, что мир перевернулся.
Меня одолевают стариковские страхи.
Мы строили, строили и, наконец, построили! –
говорит любимый герой детства.
Что еще жизнь навсегда отнимет?
Голос? Друзей? Детей?
Все проходит, – говорит голос мудрости –
не моей, конечно, но это ли утешение?
Горят мои рукописи
синим огнем экрана,
тщится дух
в поиске истины.
Отвечай мне в скайпе по воскресеньям
или в другой день –
у меня дел меньше,
я приспособлюсь.
Мир переворачивается, или – я догадалась! –
это мое персональное солнце
клонится теперь к закату.