Анна Гринка
додумаем телами
***
я прошлась по реке лодками вдалеке
громкая сухопутная медицина
мне надоела
ворочаюсь
и поворачиваю все носы
к бодрой болезни утопания
где утонувшие сверкают брюшками кверху
образуя кашель зрения
першение ряби в окутанных глазах
ворочаюсь одеялом и водой
аптека восходит над глубиной
в ней шатаются лица одного лица
они продаются, но не уходят с прилавка до конца
липнут к нему оконной ряской
ресницы уносят их пение
перебираю эти лекарства
в сомнении
***
вот как выходит из луковицы отмычка
червём, замыкающим витьё
смотрит лужа в своё питьё
как в колонны дождя, непригодные для их оснований
открыл бы воду
но чинит
вместо этого чинит, без листьев
без грязевого глотка
росток раздаётся, хочет быть мясом
вместо этого он вай-фай
оба, короче, в обмане
и лужа, и пьющий её
обманом множится стебель
туча уносит вытьё
запахи роста восходят кругами
новости вьют в ноздрях
Атлантида
атлантида вышла нам боком:
встала на ребро
и превысила уровень глоток за глотком
мелевшее море молчало в открытый рот
весь материк, ставший ртом этим самым
теперь не стабилен, только поглощает
а куда всё пожранное идёт — поди угадай
пальцы выклевали все возможные варианты
со световых клавиатур, но на моллюсковых мониторах
по-прежнему пустота горит победно, жемчужно
вот вам, дескать, съели, да и съеденными будете
или выпитыми — кому как повезёт
хотели открыть материк,
а открыли ему рот
как-то не так вывернулись молекулы
в рубцовой заношенной ткани
вынутой из фантазии целых народов
где атлантида сугробами мечты
валилась поверх реального времени
и кто же знал, что придуманное не только не имеет
чётких берегов, но и мерцает провалом
ровно посередине, как чёртов бублик
потому что никому из мечтавших не пришло в голову
чётко продумать рельеф, а особенно дикий центр
который при отсутствии якоря правдоподобия
расползается только так
и вот она всплыла на горизонте
нет ей насыщения, и отбирает эдак весело:
радужным отблеском расцветает контур
каждой волны и горы, исчезающей внутрь
будто бы, ещё не коснувшись голода
вещество питания вырывается жадной аурой
из нашего мира
голод и вещество находят друг друга и обнимают
где-то в глубине атлантиды, а мы редеем
всем миром как вздохом, но бросили уже машины
наши тяжёлые коралловые машины
мы бросили их и отменили им вычисление
возможного спасения
просто сидим и знаем
что исчезаем
сиянием отвечая
сквозной, жизнью раненной
возникшей удивлённой земле
мы породили её
мы её и додумаем — телами
***
пульсом валит праздник
но есть промежутки
в них перпендикулярно пульсу
дует другой поток
дует, поёт, как в рыбу
раздувая снаружи меха
рыбьи опять же, наваристая уха
тепла всепобедного
рождённого через дуло
где пули не знали себя, потому пролились
в дождь измерения выше
в зазубрины пульса —
там гремящие тарелки салатов и ярких колбас
там сады наслаждаемых, раскаты едомых
проблески слопанных в виде холодной жажды
там столы, соединённые через квартиры
чем-то сквозным
ведущим пушечный сгусток туда
где пульс расступает свои равномерные горки
где впадина ждёт и готовит отмену и выпад
чтоб праздник умел замолкать,
на разбеге свернувшись
в карман барабанного боя, в долину себя самого
***
поныли друг другу в личку
и из двух потоков личинка родилась
обнажённая раньше времени
из слоистой электроячейки
она задыхалась и вечной присмертью
производила окошки в коконе переписки
тут же в дело пустились сквозняки
и вскрытая боль бежала
в разные стороны разинутого света
разные тоскливые шестерёнки
умножали и так уже многоножие
лички без права лица
анонимными ногтями били в экранчики
продолжали ныть своим стуком мы
приглушённым стуком таким, из которого
льётся эхо сотрясённого слоя
голодной личинки желание
лёгкой воды
***
песня на немецком выходит из стены
примерное поле качает траву над собой
рука горит внутри руки
и нет огня честней
примерное значит «приблизительное»
поле, которое только намечается
есть в нём травинки, но не складываются в траву
есть в нём поступь, но нет следов
всё это зябнет в песне на немецком
она звучит уже внутри
внутри руки, внутри руки
которая сама в руке
и звука нет за ней
перед ней тоже нет ни одной волны
песня висит в трещине между трещин
где стена прекращается в комнату
а комната перестаёт в нарастание
в нарастание возможного наблюдателя
и дальше
рука в руке как магазин
внутри мозаики из цен
внутри предметов и еды
внутри прилавочных пальто
и нет огня и песни нет
когда рука в руке
висит среди её кровей
запрятана пока
когда откроется, тогда
один повиснет звук
и будет ветер до утра
и поле прочих утр
***
раздался крик как дверь в стене
для всех идущих в стену
для роз, расплавленных под кожей
для нудной записи в фэ бэ
раздалась трещина в породе
неловко накрест, без луны
собака умирает и восход
с собой берёт и забирает вниз
в удар, как в разогретый инстаграм
где сторисы расходятся кругами
отмершей крови и сверкают в крайний раз
что синяки