Нина Ставрогина
Стихи
***
Свобода,
кислота, плещущая
в лицо ненужной красоте
Устав от
тесноты, спрессованности
в вещество,
частицы –
врассыпную
птицами из гнезда,
каждая ныне – целое,
целостное
ничто
Ширюсь, рассеиваюсь;
мною бывшим
опыляет миры,
жалит звёзды
рой персефониных пчёл
***
Внутричерепные
смещения, сквозняки:
где-то
некто,
кто, затянувшись
ядерным облаком,
точно дельфийским дымом,
выдохнет
прорицанье, какое
закончит мир, –
задыхаясь,
заходится кашлем
***
Земля
укачивает, гора
зыбуча, в ногах
нет правды
По шаткому
камню, кремню –
немыслимей,
чем по морю
Анти-Антей,
теряя силы
в прикосновенье к почве,
не разбирает:
сук или крест
Мозгу, поверженному на самом
краю эклиптики, ойкумены,
блазнится, уверяют,
близится, верует, айя
алетейя
***
Хрупкий сосуд,
огненные часы,
не разбился: расплавлен
своим же временем
Ожжённым глазам
открылись
приметы – воздушно-
пламенные бутоны, разбросанные повсюду
многорукою смертью:
светлячок виселичного
цветка под беспомощными ногами
и взрыв,
за миг до затменья
расцветающий в небе
над ликованьем темени
Голова
распахнута лотосом
едкому свету, чёрной
жемчужной опухоли
***
Стрела
упокоилась на лету,
предел
в одночасье приблизился,
оказался огромен,
ангельской агорой
иглы
Шелуха движений,
слущённая
с булыжного ядрышка,
застывающего
звездой,
застревающего
обвалом,
пулей в мозгу,
idée fixe
На том стою,
не могу иначе –
на краю, на столпе –
каменной нотой
в космическом мусоре,
в музыке сфер
***
den attende mai to tusen og tretten*
твоя смерть, брошенная
тобою в мир, достигла
совершенных лет и теперь
в ответе сама за себя
можешь
стыдиться –
или гордиться –
или
вычеркнуть её, наконец, из своей
жизни
18 мая 2013 г.
***
В каждую клетку –
по жалу, по паре
жвал:
клещи
атмосферы
Голова в венце
пяти чувств –
Главка в уборе,
мириадоустом
даре Медеи
Вне себя, в клочьях мантии,
царь-отец
отрекается от
царства и старости,
трона и вечности,
рвётся синяя
мандорла вакуума
С башни
в колючую изгородь
вдохов и выдохов,
волоком сквозь
ветряной строй –
снова и снова,
отец и дочь
***
Брошены вместе
в телесный ров
Даниилом и львом:
я и смерть
Вместе мы
человек
Ближе, ближе! –
да будет
как должно:
лижет лев
беззащитные ноги,
и слепым котёнком
под львиный бок
ляжет агнец,
зароется в мех,
за сосок
примет коготь
***
(Фрайбург, вечер)
Явственно –
дух
фимиама, но воздух
отчётливо чист,
пуст, вынут
В хрустальном
гробу атмосферы,
едва
дыша сквозь
загаданное поперёк трахеи,
тянет губы земля
ко звезде полынь
***
Нефть, рождённая
сердцем,
плещущая
в груди,
сочится вовне,
трансмутируя, заклиная
время,
вихрящееся смерчем
вокруг оси хребта
В миг окрест
маслом становится
молоко у кормящих,
седеют волосы, сохнет кожа,
загнивают, поспев,
завязи
Обездвижен, заложник
смертоносного роя, –
не рассеется, не рассосётся, –
неким
Гудини в цепях –
должен прорваться
через
оцепеневший центр,
гудение врат
сотни ртов
***
В жалобе из
воздушной ямы,
свитой из туч могилы –
страх, голод, покинутость
распознаёт душа
Яблоком в глотке,
монеткой на языке
изо рта
вскормить смерть,
как птица птенца
***
Сквозь тусклую
колбы утробу
видя
создателя: своего,
земли, из которой взят,
неба, какого не видно, –
ведя
толчками всего
существа, тронутого
душой,
содрогнувшегося, её
не вместившего,
себя –
к краю стола –
то – человек,
чует, –
кто же господь его?
Над тем бесконечность,
пробка – над сим,
нет души во мне, господи, –
подобает ли образине
подобие образа
Се человек,
говорит, умывая
руки, убирая
режущие осколки,
ошмётки, вянущие
вне вязкой воды раствора,
на вольном воздухе,
отирая
пот, кровь с лица,
насухо, начисто
***
Крошки святой просфоры
на пустующем подоконнике,
никто
не летит прочирикать:
Орфей, Франциск!
Лоб и стекло,
лёд
Внутри
у висков, у окон
воркует кровь:
выпусти вон,
нести мою весть
или ветвь,
ведь ковчег
уже чует сушу:
Арарат – спуститься спасённым,
Тартар – пристать самому
***
Место корней – не в почве:
на перекатном
поле воздуха,
перепаханном
вздохами, взрывами
Иван, позабудь родство,
не прилепляйся
к Марье:
сплетение трав – покров
майи,
из-под деревьев
не видно неба
Беги от неё,
как Ио от ос
Лети-лети на восток
без возврата,
вели быть
по Его –
о камень грянься
и воспари, питаясь
твердыней Патмоса –
и откликайся
на Иоанна
***
порченым ртом природы
трачено нерождённое
где искать безначальное
неповреждённым?
ни дудочки, ни кувшинчика не
удержать
в ладанках ягод, волокон, соцветий
борщевика,
белладонны,
поганки,
волчьего лыка –
нетленные мощи:
прикладываюсь
губами,
нёбом,
стенками пищевода,
клетками крови:
не освежает,
не согревает –
щиплет клещами мороза,
шпарит вкрутую
а потому
не извергнуто будет из уст
***
ложь безобидна –
гангрена правды
выжжет всё жарче
антониевых искушений
кривда беззлобна –
горгона истины
сделает твердь
твердью воистину
пепел, скрижаль, пустота – всё
на свету
ниоткуда
***
В пепле, бабочке, завязи –
какое-такое
я? Себя никакого
не вем,
подносящего свет
из внешнего мрака
к теснине, где сердцем
претерпевается, готовится, таится
десятикратное сейчас
***
В землю и воду,
в листья и кости –
весь ушёл, как в зыбучую топь,
весь, кроме самой
малости
Крохоборствую,
духоборствую
Сорной, дурной травой
заполонил сон – душу;
плотвяным, слепым косяком
сбилась плоть
Но у бесхозных
леса и озера –
неуловимый, зыбкий
попечитель, пастух, Протей:
окунем
разогнать плотву,
огнём
выжечь траву –
и отойти от дел:
облаком облик – врозь
Ничего не держись!
Вихрем – Илия:
алия
ввысь
***
Тёмная ночь души,
зимний солнцеворот:
Урсула во сне,
медведица в спячке
Молнией в древо –
нагрянувший гость,
в гигантским ковше –
тропики:
олеандры, лианы и олифанты
в стылой берлоге,
ставшей чертогами
Скоро
лапою шатуна
замахнётся солнце
на ледяной, костяной валежник;
оживёт сокрушить скелет
первоцветная смерть
Брезжит
видение лета: чаща –
кущами, рёв
огня разнотравного,
равного скинии,
полыхающий
аконит, агония, синее
*норв. ''восемнадцатое мая две тысячи тринадцатого года''; 18.05.1995 покончил с собой Тур Ульвен