Дмитрий Дедюлин
ДОМИК ИЗ ФОЛЬГИ
ДОНАЛЬД-ПОПУГАЙ
женщина вамп и Дональд Трамп едут в одном авто
женщина вамп и Дональд Трамп входят в цирк шапито
пред ними растворяются двери из красного октября
Дональд чистит свои перья а женщина говоря
по-русски входит в доверье к главному –
к тому по чьей наводке соколы в небе парят
и они продолжают любезничать и говорят ни о чём
и они начинают трапезничать – каждый толкает плечом
входящего в юрту кока и каждый уже увлечён
судьбой Сингапура, Бангкока – впрочем последний прощён –
тот кто вошёл последним и ружья поставил в ряд
не знаю, товарищ наследник, о чём они говорят
а они продолжают беседу и каждый устремляется вниз
грозно смотря на соседа, цепляясь за мягкий карниз
они словно синие птицы кружатся в заревом
и если б вошёл убийца он бы не знал на ком
остановить свой выбор и он застыл как есть
держа девятый калибр и шепча себе: «жесть»
но вот завершилась беседа – растаял унылый сон
и говоря напоследок они говорят в унисон
о том что печальная Африка чей бог – зулусов кумир
останется не без трафика и этим спасётся мир
и этим спасутся дети и этим спасётся земля
и что мне на это ответить – в округе шумят тополя
земля за железным Бугом качается как ладья
и жмутся дети в испуге и их уже вроде едят
эти железные звери – эти большие слоны
а двери ? ах, эти двери… они нам уже не нужны
ведь мир – это шёпот прощальный гигантского корабля
гудит этот колокол дальний, шатается как велят
Земля на орбите прежней а мы улетаем на юг
только не жгите валежник а то они вас убьют
КАЙ – СЫН КАИНА И СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ
Флора Хусаиновна Файзиева «Хищные грибы Узбекистана»
«я тебя козёл сегодня выебу я видал таких как ты баранов» –
говорил наш дагестанец ротный бедному узбеку Шамсутдинову
потом выпил зелье оборотное и по полу за ногу возил его
лишь потом рассвет настал берёзовый во стране льняной и золотистой
где мой дагестанец розовый? – стал он отраженьем аметиста
той серёжки что берёза скинула на стекло приземистой казармы
«на кого ты мать меня покинула?» – я сказал свои примерив бармы
и пошёл я царскою походкою на вокзал чтобы поехать в Осло
там ослы все бегают за водкою заливая глупые вопросы
и осталась бедная размётчица во цеху малиновом чугунном
дорогая с миру человечица что мои тогда щипала струны
и она наладила – с запискою мне прислала деньги в эти страны
я пошёл с помятою ирискою слушать шум большого океана
издевалась пьяница рассветная – чайка что летала над волнами
и старалась мельница секретная и молола кости для Шер-Хана
я тебе скажу, моя красавица, ты должна меня сегодня выслушать
если что тебе опять не нравится – выстирай его и вешай высушить
что моё растение природное – это хлеб в котором нет кинжала
выпей своё зелье приворотное от которого тогда дрожала
моя бедная во льду изменница – твоя дикая сестра на пристани
ты прости меня – драгая пленница – но за то что я сегодня выстроил
и я стану в этом белом катере капитаном над морями бурными
посылай меня к такой-то матери но снабдив баранками фигурными
и пойдём с тобою моя пленница собирать к зиме опасных детушек
видишь – во дворе стоит поленница и на ней лежит пять малых веточек
это мать прислала в наказание весть свою бесплотную и срочную –
жизнь свою отдать на растерзание пользуясь трубою водосточною
в ней добраться до Валхаллы утренней и увидеть короля запретного
ежели пойдёшь опять на утренник ты возьми три килограмма медного
лома и приди в сознание – сядь на раскладушке – с небом осени
прорычи во тьме своё рыдание – ну о большем больше не попросим мы
ДОМИК ИЗ ФОЛЬГИ
папуасы живут не в пампасах – папуасы живут в Воркуте
и летают на мятых матрасах на рискованной высоте
они тени во тьме собирают, они томики Чехова жгут
а потом в пустоте умирают и на облаке вечно живут
папуасов заветная сила – это наша родная страна
оттого ты конфеты любила и была со мной странно нежна
оттого я конечно не скрою от своих дорогих земляков
что любила ты наших героев и рожала ты им дураков
верной крови живое теченье в нас сквозило и ранней весной
всё наверно имело значенье но наверное не со мной
не со мной ты была милой павой не со мной ты рассвета ждала
упивалась ты бедною славой и стояла у злого стекла
но однажды на мёртвом драконе я к тебе в теремок прикатил
и поставил я на подоконник икебану из бледных светил
и тогда ты от сна оторвавшись посмотрела на миг на меня
и подняла платочек упавший и вскочила на злого коня
и помчала в далёкие дали где тебя никогда не найду
как ни буду я жать на педали в вечереющем дивном саду
и осталась пред тайной глубокой незакрытой последняя дверь
будь холодной будь злой будь жестокой только в наш бедный домик поверь
ДЛИННОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
по пустому ночному фейсбуку
прокатись на звезде кочевой
доверяя пронзённому звуку
и следя за подзорной трубой
на которой малютки сидели
имена же у них: «А» и «Б»
и сидели как на постели
непокорные верной рабе
зачарованного мёртвого царства
кто копается в наших снах?
ради гибельного ухарства
пьяный ветер несёт на мостах?
кто старается в верном законе
и не может тоску превозмочь
колотили январские кони
в этот каменный купол всю ночь
и в оставленном медленном свете
растекается белый огонь
и бегут запоздавшие дети
и бегут так легко и легко
что на ветреном этом пространстве
среди ярких и точных светил
вспоминаю я о постоянстве
с тем с которым я нежно любил
эти медные чёрмные горы
и кисельные берега
за которые взялся который
останавливал в небе врага
и который отдал за объятья
этот созданный в небе завет
говорящий о том что мы братья
и рассказывающий о тебе
ты отправила чёрную птицу
золотые стога убирать
это светлое небо клубится
и не хочет увы отступать
в этом каменном мертвенном свете
говоря с нулевой высоты
вспоминаю я о поэте
и слова мои очень просты:
«в этом медленном мире огромном
отдыхает как в гордых ночах
этот путник и памятник чёрный
и дрожит он в закатных лучах
словно память о подлинном звуке
словно память о ясном мече
и мечусь я держа твои руки
словно ветер средь сонма свечей
ты – красавица – сон без изъятья
потому я тебе и шепчу
потому мы с тобою и братья
и лечу я к живому лучу
что останется в мёртвом рассвете?
зачеркнут его чёрной строкой
и бегут в небо странные дети
и дрожит в небе ангел живой»
СЕМЕРО САМУРАЕВ
панда и коала вместе убегали от самосвала
коала сказал панде убегая убегаешь туда где ложь
и с собою возьмёшь три перчатки два металлических лома
скажи мне почему всё должно быть по-другому
почему я должен ломать два кольца, два больших покрывала
сдёргивать с этого подлеца и идти не поднимая лица
в этот лес на окраине города начиная с яйца
извивается тень и кривляется как на стене
в этом узком проходике в этом безудержном сне
где беспечные дети играют ножами и тонут в вине
и несмелая тяжесть покинет тебя но чуть-чуть
пароходик бумажный плывёт в эту бедную грудь
в эту белую чашу и тянется к небу сосок
и название ваше пугается на волосок
уходя от любви и пытаясь из плена постичь
как охотник отважный что стреляет несметную дичь
опускаясь в колене и тему шепча горяча
это тёмное время выходит толкая в плечо
и стоим на проходе – я один и он тоже один
и плывёт пароходик уходя меж белеющих льдин
и ныряя обратно в эту белую смутную тьму
ничего не понятно но мгновение внятно ему
нас осталось лишь семеро – небо своё отопри
мы становимся в стремя – тем временем что-то горит
начиная порядок который не с нами знаком
с обособленных грядок он становится нашим врагом
чтоб взглянуть на прощанье в это бледное небо в ночи
красота и отчаяние – на губах наших что-то горчит
разливается самость и сущность опустится в ночь
начиная с Адама нам никто не рискует помочь
потому что мы сами кто останется в семени тел
в пустоте парусами где ветер холодный свистел
ОСЕННЯЯ БАЛЛАДА
мы все под властью сатаны
и все мы строится должны
идти одной дорогой в ад
об этом люди говорят
и говорят они о том
что мы попали все в дурдом
в котором поят коньяком
грозя свинцовым кулаком
нам всем приказано молчать
и на устах наших печать
мы не желаем погибать
мы будем думать и страдать
и падает в который раз
слеза любви из наших глаз
она горит как тот алмаз
что пламенем рождён
она горит и в тёмный час
она лишь то что будет в нас
и жизнь объята сном
мы будем в этом сне рыдать
в огне гореть и умирать
но будет он окном
в которое посмотрим в сад
и видим листья там кружат
и осень началась
она проходит в темноте
на недоступной высоте
как недоступный суете
небес бездонный глаз
и кончится всё за чертой
и тот кто назван темнотой
он темник свой отдаст
мы учимся все умирать
но тот кто будет собирать
тот поведёт с собою рать
знамёна этих каст
вдруг развернутся в голубом
и будет день и будет дом
нашли огромный пласт
молчаний знамений меж тем
ты жил не так как ты хотел
как гений Теофраст
лечил убогих а потом
ушёл как буквы в толстый том
и стал одной из фраз
* * *
В. П.
Будда принимает по вторникам – он играет на валторне
и курит сигареты «Кент» – он очень задумчивый парень
но так ничему не научился – играет он плохо
а всё больше размышляет о том и об этом –
он раскрывает свои карты и смотрит на свои козыри
но не видит среди них дамы пик – да и кто вообще
сказал что пика – это козырь – вот заходит с бубнового валета
достаёт туз червей а вот и дама пик появилась неизвестно откуда –
она портит всю колоду – а ведь была такая красивая и необходимая
последовательность но вот дама уходит и появляется валет червей –
он сидит и курит трубку и смотрит в окошко и чешет за ухом собачки
лежащей на шёлковых подушках – а в это время дама но не пик
торопится к нему домой ведь Будда принимает по вторникам
а он открывает свой шкаф – надевает свой халат чтобы принять
посетительницу как и подобает джентльмену викторианской эпохи
немного небрежному но всё же джентльмену и потом откроет свой
ботанический атлас и будет показывать посетительнице
какие бывают растения – какое она выберет? – и она выбирает розу
а он выходит из комнаты а потом выносит ей розу только что
сотворённую из его дыхания и щепоти пепла – розу Эльсинора
посетительница уходит довольная а Будда запахивает свой халат
садится в кресло и набивает трубку – на сегодня приём окончен
можно жить до следующего вторника и собирать
свой гербарий волшебных трав и растений феи Матильды фон Эрендорф –
придворной дамы короля Артура и хранительницы очага
который сохраняет в несчастье доброту и любовь волшебных обитателей
Камелота
ЛЕТНИЙ УЗБЕКИСТАН
это всё – метаморфозы, милый Овидий! посмотри – вдруг кто-то тебя увидит
и посмотрит на тебя сквозь глазок слепящий – мы все жили в Познани
и если о настоящем
то мы жили на планете Земля с которой мы улетели
а стояли как тополя и сидели на белой постели
есть ли что-то о чём ты молчишь, дорогая моя посиделка?
посмотри как смеётся камыш над трусы выжимающей целкой
и как пятится вечер в поля и как солнце садится за тучи
но не делай того что велят когда смотрят – хватают за ручки
и ведут к дорогому цветку расцветающему в сердце ночи
среди разных и всяких паскуд есть лишь та которую хочешь
не увидеть а просто обнять – заключить в золотые объятья
и растёт в тишине благодать и в ней множатся тихо понятья
но останется вечер ни с чем и растает как призрак средь множеств
я один понимаю зачем нас хотят в темноте подытожить
вырастают – пиалы несут и толкают к татарам тихонько
но я знаю что в тёмном лесу гриб растёт и на ноженьке тонкой
он покачивает каблучком, тихо шляпу свою поднимает
я не знаю – о ком ты? о чём? – то что было то с нами растает
и исчезнет во тьме голубой разбивая блатным пистолетом
этот снежный и ласковый ком – ну а впрочем не надо об этом
надо быть молодым и пустым и смотреть на простые закаты
только сердце растает как дым пока мы умираем ребята
пока мы говорим вам: «пока» и уходим – стреляют штиблеты
словно кто-то «включил гопака» и уходит зелёное лето
* * *
С. М.
если бы я рисовал я нарисовал бы тебя в каюте корабля
во время сильной качки несущую на спице тарелку с яйцом
с совершенно невозмутимым лицом переступая ногами серую словно пламя
но серую как эльфийки несущие стражу в осеннем саду укрытую
в плащ- невидимку но смотрящую на звезду – тот кто укутал плечи –
был он увы сам не свой – плечи, жестокие речи спорящие с головой
богатыря на раздолье лежащего в зелени трав но в небе качается море –
небесные чудеса – они ведь с тобою спорят пока не пришла полоса
открытого словно незнание и радужного зрачка или отправляйся в Данию
чтобы поймать паучка и запустить в нашу кухню на постоянный постой –
ну-ка дубинушка ухнем! – не уходи, боже мой, не прочитав задания –
схема его проста – ты заменяешь молчание которое красота на чистоту этой
осени которая море огней которую купоросим мы чтобы прочесть на стене:
«мене, текел, фарес» и схема его проста – с неба уходит лес
чтобы догнать Христа и посмотреть на распятие – чистый как небосвод
но не забывай про объятия ведь тот кто в них был уйдёт
чтобы догнать это мнение синеющих ангельских скал
но посмотри на затмение которое я искал и посмотри на распятие
чтоб отказать себе в том что называлась проклятием а оказалось Христом
Христом в этом вздёрнутом небе немеющем как глаза
поговорим о хлебе – архангельская роса его оросила изюмом
и он был прекрасен как Бог но только не надо думать
поскольку последний вздох – то что на нас надеется – то что внутри несём
лучше посадим деревце и поглядим в водоём – видишь как в небе ненастном
смещаются три звезды – купаются они в ярко-красном
ну а потом так просты – падают в эту мельницу чтоб был весомый помол
но посмотри на деревце и посмотри на ствол –
видишь бегут по кожице четыре больших жука
и вот воскресение множится – ты мне почти дорога
поэтому с лучшим ненастьем встречаем небесный рассвет
сидим у любви во власти и выхода не было нет
того что в судьбу твою просится – окажется невзначай
она как любая Аросева и нужно ли ей молчать и говорить о несказанном
о мощи в твоей судьбе – послушай две линии связаны
но говорят ли рабе три золотые свидания в небе ангельских сил
но не читай задания я ведь его забыл
БОГ-МОРЯК И БРОШЕННАЯ ЁЛКА
арбуз прикрытый красотой направленных зеркал –
он вроде бы предмет простой а в темноте упал
и покатился снова вниз туда где в пустоте цеплялись
галки за карниз и он на них летел – есть два предмета:
красота и маленький арбуз а больше нету ни черта
чего бы парой уст ты не касался и зачем ты вышел бы домой
и очутился перед чем – о Боже – Боже мой
и для чего Ты уходил без тельника опять и Ты опять
нас всех простил и мы ложимся спать чтобы проснуться
в январе – увидеть торжество сидящее в пустом дворе
и выкинуть его
ДОЖДЬ ОЧЕЙ ИЛИ ОМЛЕТ ГАМЛЕТА
свободно скорбеть или не скорбеть – всё равно всё это не отменяет
общей несвободы – мы заложники разных парадигм – унылые дети Луны
бродящие в поисках пакетов из-под молока и яичной скорлупы
и разверзающие свой зев на каждого кто осмелится указать нам
на нашу тень кривляющуюся на лунных камнях и сопровождающую
нас всюду – это тень иранского шаха которая была присвоена нами
и теперь она вместо нас наполняет наш кубок и пьёт из него
смотря холливудовские мультики в мониторе на стене дешёвого кафе
что на Пятой Авеню города Ланкастера – столицы графства Девоншир –
такие адреса на Луне и водя пальцами с грязными ногтями
по кривому стеклу витрины – такова наша участь – изгнанников из золотого
Рая – паладинов Луны и собутыльников в дешёвых харчевнях личного
космоса разбросанных в обезличенных пространствах нашей Вселенной
умирающей по понедельникам но воскресающей по субботам – Элохим
Элохим Элохим и заменяющей нам цветок кактуса вокруг которого
мы танцевали когда-то поздним вечером – бедные индейцы майя
потерявшие своего учителя и научившиеся взамен зажимать рукою рану
и голосить непристойными голосами под окнами одной достопочтенной
синьоры называемой Девой Распятий И Помрачённых Очей падающих
в пустоте одинокого каньона и благословляющих Иисуса –
Бога наших тоски и печали забывшего включить дворники
в своём такси и врезавшегося в фонарный столб у бара «Под Омелой»
что в графстве Девоншир у городка Крокус – свернуть налево
и по шоссе 778 доедешь до пункта назначения если никуда не свернёшь
соблазненный магазинами с дешёвым пивом и сушёной треской –
рыбой которую поймал Господь когда Он закрывал Америку –
страну где лиловые тучи и зелёные облака сменяют друг друга
когда посмотришь на них сквозь увеличительное стекло и справляя
нужду у бара «Под Омелой»
* * *
СС – стальная свиноматка летала в воздухе пустом
а вслед за ней катился сладкий безудержный весёлый ком
мы в темноте её толкали – нам было дивно и легко
и вместе с памятью упали в любви замёрзшее окно
чья радость пряталась как сухость на этом поле горяча
сегодня, милая подруга, возьмёшь сознанием мяча
все эти каменные реки чьи рукава – так глубока
ты в этом мненьи человека пришедшего издалека
и падаешь как ветер спален – он вырвался – уходит вниз
кто в этой теме популярен – наверное седой маркиз
прикосновение зловеще – слегка касается плеча
не вещь а дуновенье вещи – весь мир – скольжение мяча
* * *
она совершенно моя – эта белая пленница из небесного хрусталя
она главному небу не молится – она молится только себе
она – ломтик лимона в опаловом небе Везувия
она – робкая странница в ворохе нужных вещей находящая
бледное пламя – ломает его на куски и режет им край
утомлённого солнца в разрозненной тьмой синеве
и касается солнца – унылого солнца, рукав
и находится ветер в обособленной стылой Москве
и серьёзные тучи плывут и плывут на восток
* * *
я нарисовал яйца с профилем Сталина у себя на груди
и загогулины в виде морских розочек а потом
я сел и задумался взяв с собой в сидячее путешествие
стакан портвейна – я сидел и думал о величии и ничтожестве
о дальнем и близком и о маленьком скоморохе который
танцевал там у стенки когда трясли колокольчики
эти бледные монахи – там у Великой Китайской Стены
они трясли ими и умирали все неясыти все змеи
а волшебник Пётр поднимался в небо и разговаривал
со своей душой а потом опускался в морские бездны
собирать скоморохов и катать их на морских коньках
морских коньках не знающих ничего о теле и душе
хлебе и плоти и плачущих в тишине – там под Великой Стеной –
о своей неясной любви и о Великом
Моголе опрокинувшем свой меч в небеса
ОДИНОКИЕ МАЛЬЧИКИ
и мальчики на многопудье бронзы срезают с нёба мраморную слизь
и бьётся оземь торжище людское а славный парень подойдёт на «вы»
оно ему даёт всегда бухое освоить морфий мёртвой головы
качаются во сне слепые маки – концы запрятаны среди густой травы
а то что было то и на бумаге – целуют клетку бежевые львы
один в один вращают ось моторы – один в один ребята пепел пьют
а кто выходит ночью из конторы того убьют а может быть каюк
отложен будет и прекрасный мальчик ещё успеет выпить свой декокт
он был из тех – из этих – настоящих кого и пуля даже не берёт
он всё равно останется последним – последним выбором
ослепшего стрелка и вот идёт по городу наследник – заходит в порт
а там лежит рукав пожарный – слово не простое а золотое требует
воды и достаёт он воду из отстоя – ведёт её в янтарные сады
лихого вестника и снова междометье меж губ трепещет словно
твой вопрос – мы все живём на омрачённом свете и курим в небо
девять папирос в кармане бедного убогого злодея который
пятится – его несёт река тугого воздуха – я больше не умею
растрогать друга и убить врага и пялится овальная могила –
святое кладбище где все лежат враги но если ты сегодня не убила
то не убьешь и впредь – тогда беги к рассвету жалкому
к безвольному закату к своей архангельской и юной красоте
но если ты увидишь смерть богатой тогда признай что подошла
к черте где все закаты кажутся наивом где все рассветы кажутся
чертой и то не диво, Господи, не диво – весь мир во тьме рыдает
с красотой
ВЕДЬ Я ЭТО УЖЕ НЕ Я
это ряд мелких наблюдений собранных без всякой последовательности
без всякого страха без всякой нужды без всякой радости о неожиданном
гостеприимстве и без всякой удачи падающий как лепестки увядшей
розы на пол – и никто ничего не понял – никто ничего не подумал
только ты один прикоснулся лицом к стеклу и заплакал о своём
безудержном молчании, о своей небрежной речи, о своём шерстяном
свитере что висит на спинке стула как сдающийся гвардеец кардинала –
сдающийся Д Артаньяну и трём мушкетёрам улыбающимся так сладко
и стелющим под ноги этот ржавый ковёр покрытый пятнами крови
а также выкладывающих о тебе всю подноготную первому встречному –
маркизу короля и посланцу герцога Бэкингема – им обоим чтоб
они составили о тебе превратное мнение и закрыли тебя на замок
в твердыне своего сердца заключив тебя в стальные объятия своих
мнений и предпочтений а также тех основательных поступков
которые и составили им славу первых лендлордов и пэров Вселенной –
денди небесного края – пернатые птицы соколиной тоски живущие
в Вайоминге и прилетающие по первому зову старого индейца чтобы
усесться на жёрдочке и чистить перья с невинным видом размышляя
о судьбе небосклона текущего как озеро Эри в красные небеса
ТАМ ГДЕ МЫ ЛЕТАЛИ НАБЛЮДАЯ ЗА ОБЛАКАМИ
«старик был идиотом» – сказал малыш и папа Карло с ним согласился
папа всегда соглашался с малышом потому что малыш тоже был
идиотом – он играл на трубе и пускал мыльные пузыри
а также ел ледяное мороженное корча рожи отличнице Людке
которая убегала в туалет а там курила «Ватру» а малыш
стоял на стрёме и ждал – не пройдёт ли Наталья Арнольдовна
преподававшая информатику в старших классах – наша классная
руководительница – мучительница наших детских душ собиравшая
нас на школьные мероприятия – сбор металлолома и макулатуры
и рассказывавшая нашим родителям о том какие мы бляди хоть
мы и носим пионерские галстуки и поём песни про Ленина –
нет нам прощения – сказала Наталья Арнольдовна и малыш
заплакал и нас не простили ни эти холодные осени ни
каток за школой ни футбольное поле по которому мы гоняли мяч
а старый физрук дудел в свисток и сморкался в грязный носовой платок
никто нас не простил и поэтому «отец – идиот» – сказал малыш
и папа Карлсон с ним согласился и взявшись за руки они улетели
за вишнёвые небеса – там где спеет смородиновое варенье и где
чёткие тёлки выгуливают своих породистых собак а наш трудовик
Иван Иванович прячет свои металлические очки в футляр
предварительно протерев их замшевой тряпочкой
КОЗЛЫ СВЯЩЕННОГО
несущие стены так тонки – достаточно сломать их и сделать гоголь-моголь –
«Русь, куда мчишься ты, дорогая птица, и не даёт ответа» –
гоголёк-писатель поклонялся великому Моголу – хану Руси –
Батыю нашего ответвления, белому царю Урарту и крито-микенского
княжества но истоки нашего сознания берут своё начало
в дремучем болоте нашего ума и расцветают поздним лотосом
в чёрных прудах ночи где мы теряем себя и обретаем какую-то
постоянную величину которая не является нами но тем не менее
участвует вместо нас в этом могучем сговоре древних сил
с зыбкими тенями пустоты и могучими архарами современности
падающими как простые декорации в этом неподвижном театре
среди лестниц и зеркал множащих своё отражение и уводящих
на зелёный берег художников 19-го века разводящих свои краски
в крови и лимфе убитых ими животных – священных носорогов
жаркой Африки; «и попугай покачивался на плече Флинта и говорил:
«вуле ву «Мулен Руж» вуле ву» и тайное становилось явным – тайное
исподнее простыни на которой нарисовали Господа а потом
продавали Его в Турине по баснословной цене»; «собери свои осколки,
милый ангел, и неси их к могучему святителю – да поставит он их
заново и соберёт всякую плоть там где не ночевала даже мышь
и где юный день начинается с заклятия о мертворожденной пустоте»
* * *
пусть заклюют меня печальные козлы печального
потомка Израила – пусть небо повернётся на весах
и будет нам звездой голубоокой – пусть нимб одной
из тех печальных дев вдруг воспарит последнею
кометой и пусть останется Аттила на весах пусть
бледный ангел говорит во мраке и пусть метро
простёртое в ночи везёт нас на последний полустанок
с собой возьмём последние ключи и вопли скрипок,
визг цыганок и счастие расплавится в очах и семь распятий
говорят о гневе – последний рай в оброненных ключах
и семь распятий в милой деве
* * *
как Одиссей беседовал с оторопелой Навсикаей
держал её ладонь в руках и в памяти своей летал
он словно сокол златотканый и словно в маминой надежде
он был огромным попугаем – качался на лиане гибкой
и был оторванной влеком ногой кузена капитана Флинта
сидел он на плече уставшем и был на пати с коньяком
он гостем приглашённым – генуэзцем или каким другим
корсаром угощаем сидел он за смиренным чаем
и лампочку вкручивал в гнездо на побелённом потолке
таким он был – скиталец древний морей прозрачных,
агнец сонма богов ужасных и простых
* * *
«круглое кати» – сказал Бог и замер глядя внимательно
на свои узловатые руки и на свои длинные ногти
а потом закинул на плечо удочку и пошёл вальяжною
походкой ловить карасей в пруду – луна серебрилась в воздухе
и знойный аперитив выпитый Господом будоражил его тело
и Он легко перепрыгнул изгородь и подошёл к мосткам
но только одинокая лягушка квакала в темноте да тёмная неясыть
летала в воздухе и Господь задумался и произнёс:
«паршивы дела Твои, Господи» а потом развернулся
и пошёл к тёмному лесу и к светлеющей опушке
где стоял белый памятник архангелу Михаилу
МЕСТО ГДЕ НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ
это там где собака наверное водит бедного человека озябшего от тоски
посмотри на него и накрени ему мозги чтобы перелились они на землю
«а большего я и не приемлю» – сказал этот человек и тихонько затих
когда-то он был один среди всех а теперь он – Небесный Жених
танцующий очарованный вальс – очарованный облаками и снегом
он разжимает ему пальцы – только с кем он танцует? он мне неведом –
тот с кем он танцует – это аргентинское танго а не вальс – это танец
с ножами – они привязались к друг другу полотенцами и машут
свои палашами, своими длинными тесаками рождёнными
чтобы петь в руках – Мурасаки Сикибу писала об этом
но она не знала что падишах запретил эти танцы поскольку они
вызывают тоску как у Толстого-Американца стоящего и ни гу-гу
а потом бегущего и роняющего на бегу свой батистовый платок
а тот кто наклоняется за ним того он бьёт под дых
поэтому я и прошу: «охрани меня от них» Того Кто За Всех Отвечает –
а Он – Небесных Жених стерегущий за облаками то что нельзя найти
но если пойдёшь ты, бедняга, с нами тогда не свернёшь с пути
потому что жизнь – это то что даётся за двадцать рупий
а больше не дам, прости «а дай мне один рубль чтобы я не свернул с пути»
КОЗЛОНОГИЙ МЕХАНИЗМ
сижу за ширмой – у меня такие маленькие штучки –
такие провода такие кнопочки и так мне хорошо – своеобразно очень
вот тут нажмут и я станцую вам гопак – а тут нажмут –
и менуэт готов – такой я разноплановый – так и создал меня
инженер грызя булку и запивая чаем – нехитрый план свой
воплотив в железе и я готов с вами общаться на суахили
или Сулавеси наречии и вспоминать о ларах бренных
человека дорогого который вышел за дверь в мокрую оранжерею
светил там фонарём и не заметил как растения обвили его ноги
и пожирают бедного злодея – а он злодей – есть правда в небесах –
он создал право на любовь – меня ж лишил такого права
и потому он умирает неопознан во тьме забвении и мраке
как Христос на дереве с могучей кроной – бог неправды
и голоса его друзей звучат так весело во мраке дождевом
что всё мне кажется что жизнь течёт иначе чем тот огонь
что движется в груди и заставляет бедного меня трудиться
и искать во гневе своих бедствий ничевока что появляется как некий
псевдоним и замирает на листе широком а буквы движутся
и падает молчанье а тот кто верит говорит ни с чем
сияет вечно голова пророка – его на совесть вызвали из мрака
и каждый день я сочиняю повесть к которой я пока что не готов
ДИАЛОГ
– Пустое место тоже может быть духом времени. – Почему нет? Почему бы
и нет? – А потому что пустота тоже плотное вещество
и она может быть значимым в ряду вещей. Дух же безвиден и нем
и никто не догонит его, никто не узнает кто он. Пустота же
облекает нас всеми значимыми частями и становится в верхний ряд
и стоит там в ряду важных вещей блистая вооружением
а дух летит себе над волнами и помавая крылами опускается на волну
и плавает и ловит рыбочек, а пустота стоит на мысе – там где маяк
и смотрит вдаль и видит – там, где рассветы сменяют жалкий
закатный туман, появляется нечто –и это нечто – это дух времени
и он безвиден и пуст и он садится на трон приуготовленный для него
и обозревает окрестности и начинает править, а бедные чайки летают
над волнами и жалобно кричат в надежде на жалкую поживу,
но никто не откликается на их зов, так как рыбы уже пойманы,
и одинокое солнце садится на горизонте, опускаясь в холодные
обделённые воды – воды нашей надежды и нашей мечты
догоняющей нас и накрывающей нас с головой – чтобы над нашей головой
развеять этот закатный прах и вернуть первоначально устоявшей обители
человеческие облик и очертания.
ЧТОБЫ ВОЛКИ НЕ ПРОВАЛИВАЛИСЬ В СНЕГУ
Франсуа Фийон или Франсуа Вийон – не всё ли равно откуда он
забрёл сюда чтоб упасть в священный огонь наших страшных
котлов – ты выпал из тьмы и уже готов; чтоб нашим питьём насладиться
всласть надо Химеру свою истребить – надо пить и ещё раз пить
чтобы сон и покой украсть у бледных ангелов что вопреки
ждут мановения Божьей руки чтобы ртом тебя нежным проклясть
и подхватить на руки и взмыть – хватит пить и ещё раз пить
хватит пить, твою мать – ты ведь рождён для Больших Гостей
делать ангелов – делать детей и их во тьме провожать
ну а потом начинать опять бедного ангельчика качать
с нами твой путь – не уснуть а идти прямо по ангельскому пути
чтобы где-то упасть
ну а рождённая пена во тьме – это Венера восходит в уме
чтобы этим телом припасть к хладным ступеням и к ебеням
месяц златится плывёт и сам – сам готов солнце украсть
но надвигаются странные дни – знаешь ли сам откуда они
в небе готовится власть странных пророков – сенных палачей
но не добраться до Божьих очей и нашей тьме не пропасть
зиждется солнце на бедном уме – мы зажигаем в искусственной тьме
чтоб огонь наш как страсть вечно горел бы в степи кочевой
медные танки играли отбой – прямо на башне горнист голубой
небу давал бы упасть – но зажигалось во тьме Ничего
мы вспоминали сегодня Его чтобы сегодня украсть
три влажных солнца и три калача – наши архангелы в небе молчат
только в снегу нарождается наст для этих милых волчат