Кирилл Корчагин
ассертивные песнопения
* * *
курукшетра девяностых
арматуры осколки
змеиная кожа в траве
текущая ржавчиной по одежде рукам
затаенная в лощине
ацетоновые ягоды гулкого парка
смородина крыжовник листва
ссадины ушибы пусть
зато различимы
гранулы беспощадного асфальта
через бутылочное стекло
вросшая в землю эстакада
окружив нефтяным теплом
хранила нерасщепленными
наши тела
и а̀рджуна в закатных лучах
смеется снесенным зданиям
измельченным деревьям
умирающий но счастливый
на исходе лета
Тишина
будто волокна ветвей
нашу цыганскую кровь обволакивают
истрепаны знамена брошены
в грязь и пыль
и вот пронзенные покоимся в тепле и месиве
и что мы сказали бы им? — то же —
стояли бы сверху в тишине
ни правдивых слов ни последних не находя
только струится вода в недрах
точит и размягчает почву
под тлеющей одеждой
под радостным оскалом сраженных
зато стихи удались
и столы накрыты в приемной градоначальника
мы все поступили бы также
почему бы и нет
география
по утесам вросшим в песок утренний
кристаллического берега где-то на севере
подземные тросы переплетаются друг с другом
и земля трясется под мурманском под
магаданом вмерзая в грунт позолоченными
сваями и кричит от боли в тисках меридианов
пока дыхание заводов уносится за горизонт где
расщепляются созвездия горы прорывают грунт
мчится поезд по снежным просторам пружиня
на стыках
рассвет раздвигая насыпи шлака
освещает станции и перегоны проваливается в
снег запечатанный в теплых строках но холод
снаружи бумаги беспощаден и сквозь
оледенелые стекла не видно как неизменна
поверхность как безгранична и потому не твоя
ничья
* * *
ты кричала как помню
пока шершавые деревья проносились
туда в прелое варево воздуха
или нет замкнутая в объятиях
молчала
пока рассвет вымученный поднимался
почти всё равно
песок ли скрипит на зубах пепел
ли укрывает сон
в своих погребальных урнах
музы заключены
в продолжение злой зимы
о северный хронос
согрей нас в утробе
нам холодно здесь
заздравные кубки расколоты
кентавры разъятые среди объедков
с черной пингвиньей кровью
под стук маятника
нет под шуршание
времени сладкая работа
диссоциация
расслоение тела
и ужас обуревающий
струящийся эпителий
среди рабочих районов
заброшенных рукою всевышнего
на окраину леса куда обрываются
ветхие стены
в сумерки тоньше
свастики на выжженной краске
не раствориться но испугаться
дрожащих ветвей стучащих
в углу комнаты сгущающихся
и плеска воды пока ионы собираются под кожей
на износ трудятся шестерни
рождая бело̀к из окружающей пыли так медленно
что мышцы не в силах ответить друг другу
и прорываются заполняя гостиную изнутри
инертные молекулы
опустошая истонченную оболочку
но метель за окном — им нельзя туда
на слепящий свет
оторванным от дома заброшенным
вдали от полюсов твоей опустошенной земли
* * *
легкий полет по случаю лета над мокрой травой
для хранящих руки в карманах
на рассвете вжавшихся в стену
что проступает в глазах
под комнатным светом
влажные листья на бледных запястьях
обнаженные кости под кожей
с каждым днем выцветают глаза
срастаются скользкие кости
погружаясь в кресло в полумраке и духоте
лихорадочно сдавливая виски
ты поднимаешь трубку
слышится выстрел
* * *
когда ты подходишь близко
за горло берешь и гнилью
полно дыхание
медленно трудятся сочленения ночи
стучат приборы — доживем ли мы до весны —
о пленительно дыханье твое
ветхие крылья иссечены язвами
но всё-таки крылья
а сросшиеся перепонки
а тлен приникающий к тлену
собери же меня из пыли
рассредоточенной в воздухе
на холоде военного солнца
среди шороха госпиталя
смятого внезапным ударом
ликующей артиллерии
воспаряющим духом и телом
среди безымянных могил
соцветия черемши зияют в груди
и лесное межсезонье обволакивает
потерянные души слюдяной оболочкой
россыпи гильз в снегу
вдавленный в почву движется день
сквозь прозрачные нервы деревьев