Звательный падеж
Георгий Соколов
Теория струн
I
Снится мне: крепостное право не отменили! За окнами кричат, беснуясь, обознавшиеся:
-Крепостное право не отменили!
Резким движением сажусь на постели. «Крепостное право не отменили» – стучит в висках. Дверь комнаты резко рвётся из косяка и с дрожью падает на пол – будто кто-то выбил. Но никого. Крепостное право не отменили!
Лево отменили, а право – не отменили.
II
Как ещё не научились смотреть сквозь дома? Стою у дома, смотрю – а нет дома, нет дома никого. Пыль, да камни целлофановые, да струны-атомы, и дрожат, дрожат от холода. Скину с себя куртку, подойду, хочу укрыть – боятся, отползают. А дрожат.
И как согреть прозрачные камни?
III
Первую неделю после переезда мы жили в ужасном бардаке.
Всё. Помню только одну фразу. Она кровавыми бороздами врезалась в моё сознание, в мою память, в мою душу – в то мягкое и податливое пространство, которое так по-разному называют, но так одинаково глупо и неточно звучат эти названия!
Фраза потеряла смысл. Потеряла значение. А главное – потеряла смысл значения, ей совершенно не нужно было что-то означать, осмыслять.
Каждое слово, задрожав, прорвалось из огромных, резиново-золотых букв, которыми оно каменело в сознании – и потекла бесформенная жижа, расползлись слова на буквы и звуки, превратились в невнятное мычание, в тарабарщину…
IV
Лай отдалённой собаки – как ликующий смех прилунной ведьмы.
Там, далеко – и Луна, и собака, и ведьма, и лай – кружат вальс в вихре рок-н-ролла, трепеща и развеваясь на ветру, словно весенне-осенняя тоска перехода.
V
Поднимаю (поднимает?) глаза…
На меня смотрит (смотрю?) тройной некто (никто?).
Его нет. В кофейной темноте за стеклом – только оголённый космос, и ещё – моё (твоё?) отражение. Граница – скобки.
Пошатываясь (расползаясь на струны?), я встаю – отражение же ещё сидит, вглядываясь в рассыпающееся своё отражение отражения. Диагональные углубления в мир мифов и лабиринтов бесконечно любуются сами собой…
Я подхожу к яркому столу.
Я подходит к яркому столу.
Он подходит к сгнившему столу.
Он подхожу к гнилому яркому столу.
Они покинули твой мир – мифы нашли ключ к лабиринту, и «че» от ключа оказалась, будто коса.
Все разом заговорили, одним голосом переливаясь неостановимо-бесконечной игрой бликов.
VI
Никакие стихи не нужны тем, кто сам – песня, рифма, стихотворение!
Стать музыкой,
стать поэзией.
Не веществом, не телом – духом, изнутри.
Стать стихом, превратившись в порывный, для самого себя неожиданный, тепловато-пронзительный воздушный ручей.
Не подбирать к струне ноты, не прилаживать замёрзшие, оловянные пальцы – а мелодично звенеть, не от неведомых рук, а вопреки, насквозь. Звенеть, исторгаясь из струн волшебной вибрацией, нотным дрожанием… И замирать, замирать в конце, там, чуть дальше, за горизонтом, в полумгновении после линии – то есть, звучать вечно и не угасать никогда…
VII
Руки
сами случайно
без участия глаз
пишут странное слово Луна
то ли обещание
то ли приговор
или и то и другое?
[фокусируется слово расплывается]
8
Витая
струна лопнула
расплелась
рассыпалась
осколки-песчинки создали
круговорот.
Воронку
конец света –
в струнном порошке,
который и уже струна снова
и – никогда не вернётся назад.
Слова торопливо соскакивают
с края.
Стола.
Бегут – и звенят, натянутые до предела,
до разрыва.
И лопаются,
И рассыпаются.
Расплываются.
расплетаются
завиваются в воронку.
Витая
после этого. Высоко
9
струны состоят из камней, а камни составлены из песка, а песок – из гласных букв, а они – из удивлённых взглядов, от первых веков нашей эры.
это значит, что где-то есть струны, составленные из испуганных улыбок до первых веков нашей эры (до всегда может стать нотой – но от этого ничто не поменяется)
чтобы ходить, приходится преодолевать камни, а камни преодолевают дыхание миллиардов полупризраков.
точки недвижно сияют, но им приходится струниться, хотя знание того им неведомо.
все точки стоят в конце
10.12.14