Борис Херсонский
БАЛКАНЫ
***
горки с лещадками как на иконе это Балканы
молитвами краткими взглядами кроткими цветными платками
по самые брови с привкусом крови полны стаканы
трон во дворце и на троне то князья то султаны
патер по улочке семенит подбирая полу сутаны
играют трубы монисто звенит пляшут цыганы
птицы небесны бесовския бездны ангельски хоры
крепкие горы нищие своры да высоки заборы
за забором девушку стерегут чтоб не лишилась чести
а лишится тогда обидчик не уйдет от мести
свяжут утопят с позорною девкой вместе
пусть невинный женится на невинной невесте
пусть ветер свищет зимой а поздней весною
пусть у подножья черной горы море блещет голубизною
пусть рыбы ходят в воде толкаясь как бабы на рынке
пусть пьет бессмертие Бог как молоко из крынки
***
В турецкой феске с крестом на расшитом камзоле,
он не был на поле битвы - он не знает, что значит "поле",
он знает, что значит "горы", "скалы", "тропа", "засада".
Низок дом с плоской крышей. Зато высока ограда.
В стране - герой, в селе - убийца, в Турции - узник...
Не бойся его, товарищ, он - твой союзник.
Он ненавидит мир наживы и чистогана.
Ус его черен и загнут на манер ятагана.
Нос вытянут, прям, не чета крючку иудея,
для такой головы - слишком мощная шея.
Он насмотрелся козней, казней, пожарищ.
Не бойся его, союзник, он - твой товарищ.
Он написан на фоне бархатной драпировки
живописцем, что не имел ни таланта, ни даже - сноровки,
но всю округу увешал своими холстами,
портреты все - как один. Их легко поменять местами.
Это портрет воина в местном стиле.
Союзник, товарищ, не бойтесь его - он давно в могиле.
***
Здесь не раз начинались войны,
и еще начнутся не раз - уж будьте покойны.
Винтовки девятнадцатого столетия в этой стране -
не музейные экспонаты, а предметы первой не-
обходимости, порох в пороховницах
не пословица, просто он так хранится.
Лежит себе, не набирает влагу,
ждет героев, сохраняющих верность флагу,
все равно какому - был бы случай явить отвагу.
Османы ушли, оставив после себя болото
ислама, подпорченного христианством. Чуешь,неладно что-то -
соревнуются высотой колокольня и минарет,
в горной пещере тысячу лет молится анахорет,
умер тиран, но в каждом доме его портрет.
Чуть ниже - старые фото мужчин с закрученными усами
на фоне рисованных гор под искусственными небесами,
фотостудия с пальмами в кадках и прочими чудесами.
Широкие плечи, узкие бедра, сабля кривая.
Гремит телега, тянется улица-мостовая.
Не сомневайтесь - чей-то дед зарезан был вашим дедом,
и вскоре ваш дед за убитым отправился следом:
такая же рана на шее, как у того молодца,
такой же разруб кровит поперек лица.
Было кольцо на пальце - ни пальца нет, ни кольца.
Нет да нет, и найдут могилу вырезанного семейства,
кости рук связаны - верный признак злодейства.
Ищут виновных - а те триста лет, как убиты.
Зуб за зуб. Баш на баш. Получается - квиты.
***
Вот, издав подходящий стон,
семиглавый умер дракон,
вот и камень отвален, а в ямке
не клад и не меч-кладенец,
а цыганский большой леденец,
и царевна голая в замке.
Значит, рыцарю не с копьем,
а с женой прекрасной вдвоем,
обживать жилище злодея.
Разбираться в змеиных делах,
черепа поправлять на колах,
плох дракон - хороша затея!
Как же нам поступить с леденцом?
За щеку - и дело с концом,
рассосется мало-помалу.
Будет рыцарь жить поживать,
поживать да добра наживать,
ночью угол подушки жевать,
и рыдать, вспоминая маму.
***
Их предок, серб, бежал в Россию от османов при Николае Первом.
Жену он нашел в Рязани, и она была тоже сербка.
Все женщины в этом роду имели предрасположенность к слабым нервам.
А мужчины были военными и выпивали крепко.
На портретах и дагерротипах - мундиры в крестах и усатые лица
бальные платья, локоны, чуть поджатые губки.
Чередование поколений должно бесконечно длиться.
Но не всегда, особенно, если мужчины совершают безнравственные поступки.
И тогда остается последний в роду, бравый поручик.
В гражданку - в Крыму, позднее в Париж навострили лыжи
через Стамбул (опять османы) - путь не из лучших.
Но вот уже двадцать лет он проживает в Париже.
Он не верит в то, что души бессмертны, тем более если бездетны
люди, их душам просто некуда деться.
Он водит такси. Седины почти незаметны.
Впрочем, заметны, но если к нему приглядеться.
Он не ходит в церковь на Пасху, посты не блюдет и даже
в Страстную Пятницу может съесть бифштекс кровавый.
Но в мае, двадцатого, в храме стоит -традиция та же,
что в России - день сербского рода, покрытого вечной славой.
Он надевает мундир полковника (на толкучке куплен) покрасоваться.
По мертвым заказывает панихиду, себе, живому, молебен.
Это - в греческой церкви, в русскую - не хочет соваться.
Там знают его как облупленного - недостоин и непотребен.
Греческого не понимает. Слушает и представляет воронку
сужающуюся - к нему одному и этого не поправить.
В прошлом году схоронили монашку-сестренку.
Род погибнет бесславно. Просто - некому славить.
***
В горах балканских прячется война.
Нет-нет, да и покажется она.
Кремневое ружье и ятаган,
винтовка-трехлинейка и наган,
бомбежка, бронетехника, пока
не сбросят бомбу, чтоб - наверняка.
Запреты, договоры, но поди
за атомным оружьем уследи!
Балканы поопасней Альп и Анд.
В кабриолете едет Фердинанд.
С ним рядом едет нежная жена.
Гуляет смерть. С ней об руку - война.
Вот замедляет ход кабриолет.
Пан Принцип вынимает пистолет.
Да, Принцип. Откровенно говоря
фамилии нам Бог дает не зря.
Так. Жребий брошен. И бегут круги.
Вчерашние друзья теперь враги.
Полки идут повзводно на убой.
Архангел в форме с медною трубой.
Ему вторит подземный барабан.
В дружбана пулю засадил дружбан.
В груди - дыра. Густеет кровь в дыре.
Жить - за царя. И гибнуть - при царе.
Бог часто расселяет племена
в таких краях, где прячется война,
босняк и серб, албанец и хорват,
но австрияк - бесспорно виноват.
Иль такова у них любовь к теплу,
чтоб нос совать в кипящую смолу?
В смешенье языков, кровей и вер
живет вольготно древний Люцифер.
А горы так прекрасны, и заря
над синим морем, и портрет царя,
страны, что всем поможет, а сама
рассыпется или сойдет с ума.
Протянет руку помощи, в руке
трехгранный штык и знамя на штыке.
Так, нареченных много у войны.
И все они - красивы и стройны.