Виктор Качалин
ПУТЕШЕСТВИЕ В ИВЕРИЮ
ИСТОЧНИК
Земля внутри
изрыта не огнем,
как в Книге Иова,
а переполнена вином.
Лоза, как время,
скрадывает мысль
и опьяняет сердце,
и требует лишь сил и постоянства
под солнцем,
сама питаясь
лишь от небесных вод.
И змея, притаившегося в корне,
косматого – лучом тончайшим
не убивает – а поражает,
чтобы застыл на миг от изумленья –
Георгий на коне костисто-белом.
Акация – как древо просветленья –
притягивает спящих
и в Зедазени,
и в Алазанской дали,
где от преизбытка
кипит источник. Скрыто
единорожье племя.
УТРО
Рай, где дышат звуки
в ангеловых крыльях,
где цветы с плодами
на кустах граната,
и под смоковницей
дев лелеют воины
с алыми лучами;
Рай, где Богоматерь
на простейшем троне,
вглубь приняв Младенца,
держит Его въяве,
где кресты, процветшие
странными судьбами,
гулко бьют, как бубен:
"Тимотисубани".
Рай, где ель и явор
с соснами встречают
взор прозрачно-серый
льющийся вполнеба,
где под воскресенье -
никого во аде:
даже он прославил
Бога-жизнетворца
маской Диониса.
РТВЕЛИ*
Без обеда - в животе Безобдал
но зато растет из сердца Самтавро
А олени в Атени пьют воду -
мир за миром тайна буднего века
расходится ясными кругами
И лоза на стенах Ананури
охраняется крошечным херувимом
два павлина клюют не отрываясь
виноградное время прикатило
____________
*Сбор винограда (груз.)
ТИМОТИСУБАНИ. ВЕЧЕРНЯ
У слепоты
так много обличий –
ворота из дикого камня
едва-едва свой глаз приоткрыли
(кольцо на дверях),
на макушке ворот по-лесному
бодрствуют вереск
и львиный зев в полупрозрачной тьме.
Милое лоно, глухое, а в нем –
храм средь извилистых гор.
Косы тугие,
с гранатовым яблоком,
просят объятий, не объяснений –
но здесь их обломок,
на землю упав,
превращается в фаллос
(под колоколами!).
Женщины, дети,
священник со шляпой пчелиной в руке –
сосредоточенно, торопливо
входят-уходят,
поклоняясь новым цветным иконкам,
и ни разу, никто – я видел, охваченный
зорким сном –
ни разу наверх не взглянул,
туда, где из Купола-Солнца –
трехтысячелетний, единый –
спускается Крест с зелеными хрящиками
(кости, что расцветут, изукрашены строго
ромбами и квадратами
с зародышевым блеском внутри).
Ни на запад не бросят взор,
где рай Богородицы, ангелы, воины
улыбаются мирно,
ни на север, где смотрит Она
сквозь слепое окно на поругание Сына.
(Исчезающие музыканты: что там? – дудочка, бубен?)
А на фресках кругом, ввысь и вдаль – серый, скудно-пурпурный,
красная охра и желтая, да впридачу
жженая виноградная кость: основные цвета.
И – неожиданно – метят место исконной
невысокой алтарной преграды
полосатые полотенца, написанные на плитах,
напоминая Египет.
Никодим с сыновьями спешит на Голгофу.
а на молении в Гефсимани – Петр уснул, золотист,
на алоогненном ложе. У кого не будет –
у того преизбудет, а у кого есть изначала –
у того отнимется всё. Дорогая лазурь –
или сбита, или ушла; мир перевернут, как притча.
И в глазенках совы, вцепившейся в ветку вяза,
больше покоя и смысла,
чем у всех посетителей. Не поет Свете тихий она,
не улетает и ждет
ночи. А ночь не приходит.
Радостный Страшный Суд –
и в рамке по-древнеримски лик змеекудрый:
Дионис-Аид.
ШИО (Плач в полночь)
Шио мой, Шио! –
Долго в горах искали твой сон:
Рыли железо –
Когда говорили
И пели камни,
А не вопили на бездорожье;
Когда человеки
Красили тело
Во все цвета земли и неба.
Шио мой, Шио!
Сюда ты явился
Из Сирии светлой.
Исправил веру –
И затворился
То ли в печи,
То ли в колодце
(Свод валунов
Люди потом
Назовут пещерой).
Шио мой, Шио!
Дерево «бзе» зеленеет вечно,
Пчёлы целуют
Медовый ствол.
А ты, сердоликий,
Опоясанный волком! –
Со змейного камня
Вверх смотришь: Огонь
Взойдёт, как сошёл -
Шио мой, Шио!
14.9.10
*С ветками дерева "бзе" в Грузии встречают Вход Христа в Иерусалим.
АТЭНИ CИОНИ. СНОВА ПОЛДЕНЬ
Иов, ты всё перепутал –
Здесь шествие в рай,
А не шеол и не начало
Света и безвидной земли,
Где хотел бы ты быть и где был от начала;
И не тряси, обнажённый, космами льва,
Резко смирись. Вот – Богоматерь
С полуоткрытым, полуотколотым ликом;
Вон – топают преподобные, а за ними –
Девы-девы-еще раз девы (груди – тимпаны),
Следом царицы и меж ними Тамар,
Снова последней-и-первой – сверкая охристым телом –
Египтянка Мария.
А выше, закручиваясь по солнцу –
Мученики бегут, заплескали руками,
Ловят птицу меж звезд. И улыбнулся –
Не над твоими страдами, а над твоей
Безстрашной женой – сам праотец Авраам
С мальчиком в лоне (будто рождая тебя на троне).
Где же она теперь? Спряталась среди лесов
(дверку ей открыл сторож-грузин) –
Поднимается в купол, чтоб увидать Рождество?
Вспомни, Иов,
Битвы блеклых слонов и барсов,
Героев охоты – ежа золотого –
Роспись дворцов, где пировал ты
В глубинах Азии. Здесь ты – пришелец.
Даже два Симеона (столпники – оба)
У окна в алтаре, закопченном славно внутри и снаружи,
Не знают, что и сказать тебе. Гной испарился.
Вечен огонь, и сверху текут четыре евангелиста
Райскими реками. Виноград – вызрел.
Время брызнуть крови – на раскалённые камни.
То, что сожжет божий огонь – ты не теряешь.
***
Древний добытчик мёда,
Воссиявшу солнцу, идёт
В горы, где дикие пчёлы
На чёрном утёсе текут, как время,
Кругом и вспять.
На нём лишь козья милоть
И палка в руках –
Препоясан он чересом легким,
Мешок на бедре из бычьей шкуры
И триплётная вервь.
Следом бегут – девочки слева,
А мальчики справа,
Ученики, сподвижницы, старцы,
Перепачканные золой.
На лугу под скалой
Ему расстилают
Скатерть-ковер из чистого льна.
Она пуста. Ждут.
Взбирается наверх
Наш Скалолаз, Медоборец,
Чёрноволосый до плеч водопад –
Ему защита от смертных
Укусов пчёл. Руки и ноги обнажены.
Вервь развернул на откосе – выпрыгнула
Лестница, лёгкая, словно змея.
Путь вверх и путь вниз – один и тот же.
И он не один.
Тростью колотит по голове
Пчелиного царства. Куски, полные тёмного,
Душного мёда, вниз летят, вниз –
Исцеленье мира
Близко теперь.
Лабиринтовы соты
Со скатерти похватали дети.
Вот и спускается он – а в мешке
Сокровенный кусок
Сердца-камня, увенчанного
Пчелиной царицей.
Шум и веселье,
Смех, прыготня,
Одобрительный кашель
Жующих мёд мудрости старцев -
И взор молчаливых дев.
Он показывает им
Свои руки и ноги,
На коих нет
Ни одного укуса. Тогда
Взнузданный жаждой желанья
Доисторичный Фома
Обнимает его и пронзает
Пальцами в коже прореху –
Медоноситель и не заметил,
Как разодрал свой бок о скалу.
А над его головой
Вращается ограбленный рой,
Невероятной воронкой
В небеса уходящий.
НОЧЬ
1
Вы, световидные лани, и гулкие туры,
Быки со свечами в рогах
И горцы, познавшие каждую впадинку
На лике Эдипа –
Двумя стрелами убивающие
И воскрешающие третьей стрелой:
Лучом матери-Солнца.
Вы, одноногие, полные глаз
Кресты-крылачи –
И вы, в оливковом девы,
Зря рыдающие над винноволосым воином –
Слишком вас много,
А сфинкс одинок да улыбчив,
В лапах держащий
Пламя псалмов.
2
Смех затихает: ночью
Ангелы, чашами став,
Разливают напиток: один и тот же,
Но для одних он – огонь, и память,
И червь надежды,
А для других – любовь.
В дланях Христа – Дионис
Льётся. Напаивает хитрой
Улыбкой Бога.
Сентябрь-октябрь 2010