Михаил Бордуновский
Песчаный цветок
***
посвящается
1.
Ты, песчаный цветок, в потайном проросла кармане.
По узору реки опознали – я тоже пустое место –
и сверхновой водой напоили меня крестьяне,
и в терновом венце привели к алтарю невесту.
Всё осыпалось, показалось отмелью над волнами.
Это облако? Это облако. Тяжкое, кучевое –
лиловеет – радость моя – влагаемое в орнамент
на картине художника кочевого.
Я в абстрактном пейзаже. Мне солнечно, неспокойно,
над рекою полдень повис концентрическими кругами.
Всё – опасно. Всё – золото. Не с такой ли
золотой короной тебя, живую, в моём кургане
похоронят хазарские умники, если встретят?
Прижимаю маску к лицу и дышу нормально.
Ничего: покинув долину, я пуст и светел –
уношу песчаный цветок в потайном кармане.
2.
Встал как лист пред травою придуманный лес; запели – многая лета –
и тебя, и меня помыслив, дети озёр, которым недоставало света.
В тихом омуте: раз-два-три – залегла черносотенная зарница.
Что я делал? Тянулся к тебе, дотянулся, теперь я длюсь и предполагаю длиться.
На скрипичном изгибе – сплошная улитка; и вот, королева солнечного зенита –
в банке бабочка тащит себя сквозь сон, весома: и банка уже разбита.
Это юность? Нет-нет, это юго-восток, непрестанный полдень окрашен, огнеопасен;
за калиткой ле́са – пять килотонн воды, и мы молоды, поняты, колесо обозрения, пруд,
огонь, иные слова в запасе.
Были разные люди – и умерли; умные, вольные – умерли; умерли прочие.
Прости пожалуйста, дай мне минутку, я скоро; трава, колесо обозрения обесточено.
Вот я смотрю: комета, гремучая полночь, да-да – комета: пыль, лучи, эти штуки всё
ближе.
А, впрочем, нет, Бог с ней, с кометой. Не надо. Отворачиваюсь, ухожу, ничего не вижу.
***
Рассыпается самокрутка,
До свидания, птица-чайка.
Ненадёжного в мире столько,
Сколько в рукописи случайной –
Наискось, посреди страницы,
Никогда не случившись больше.
В клине света пропала птица
И другая пропала тоже.
Из разрушенной водокачки,
Из тоски по другому месту.
И река потекла иначе –
Даже рыбе в ней стало тесно
От себя, от подземной речи,
Страшной радиопередачи.
Но дышать уже было нечем
Там, где реки текли иначе.
***
посвящается
1.
моя любовь помещается
в крышечку от бутылки,
в яблоко,
в карман для монеток.
вот моя правда:
в красивой машине на автостоянке,
в поверхности пальцев,
испачканных мелом и солью,
и твоих губах –
это сад плоти
за решеткою тела –
гиацинты, ирисы, маки в конце концов
как россыпи снегирей и синиц
под тюремным забором
в шёлковых птицах
спят маленькие волчата
и готовы вырваться на свободу,
схватить тебя, разлюбить тебя, лязгнуть винтовочными зубами.
высеки искру из камня:
в райских садах
люди изобретут охоту и собирательство
и размажут красные ягоды
по стенам пещеры
будь тогда изогнутой оленицей
чтобы нарисовать тебя
ускользающей в заросли,
раненую стрелою
или не раненой ею.
2.
под раскидистым деревом
известняковые статуи
моих античных божеств
не пригодных для танцев
и со временем
они осыпаются
как твоя кожа
к которой они прикасались.
в деревянных шкатулках
я сохранил златовласые сны
бе́рега слоновой кости
ускорения свободного падения
набил табаком гранату
и тонким обувным каблуком
проламываю собственный череп
3.
крепость после осады
запаивают в бутылку
и отправляют халифу
дорогую и крепкую
в окружении грязных автомобилей
я смахиваю птиц на лёд
наматываю на палец волосы –
и остаюсь в тумане один
только звук шагов
по обе стороны от каменной россыпи
и хвойные лезвия
по твоему лицу
4.
в папоротниковых цветах одежды
ты выговариваешь слова наощупь
взрываешь коробочки льна
и, безучастная,
идёшь в снежном интервале
где я сплю центробежной змеей
наступи на меня – и узнаешь
сколько любви помещается
в крышечку от бутылки
***
На выставке кошек, в парке аттракционов,
под разрушенной лестницей – высадили, забыли,
и кончился первозванный и нецелованный,
на юго-восток потянувшись долгими, грозовыми.
Но это засада, парень, повторение вышесказанного
и впадина на виске от удара тупым предметом
мироточит и ноет, рубиновая, топазовая,
в калейдоскопе мелких монет, дешёвочек; в неодетом
теле, арматуре ключиц, за углом налево,
добролюбова 9-11, Бог с тобою;
я прошёл мимо птиц, подо взорванным деревом, где аллея
становилась белою, белою, белою, голубою.
Стихотворение, составленное из частей других стихотворений
я слышу голос
когда заря ещё не занялась
и близ луны поникли травы
бессильный вымолвить
в величье и покое
пригрезилось тебе?
***
Рассыпчатый воздух меня занавесил, продажный и нежный,
и я его руки тайком пожимал, и в казённой одежде
пронёс неживые краюхи каштанов, воздушного ряда
сплошные проёмы, районы, кварталы, чужого не надо.
Кирпич и асфальт, основательный веер прошёл по аллее
и срезал её, и поднял, приобняв, тополя параллельно
строениям, лифтам в строениях, людям, которые тоже
метафоры, амфоры с воздухом, нежным, ничтожным.
АПРЕЛЬ
вероятнее всего это
жуки-пожарники
неостановимым напором сдвинули с места
вагончик детской железной дороги.
КОЕ-ЧТО О СА́ХАРЕ
• с — в твоей груди проросла подкова
• а — а я мул, который тянет плуг
• х — по сухой земле, по Малой Азии твоего живота
• а — а я мул, который тянет плуг
• р — разве этого мало?
***
виолетте
…сегодня в "магнолии" мне упало
на ногу яблоко непонятно
откуда и с крыши общаги тоже
вылетел в лето яблочный аист
яблочный аист вылетел в лето
с крыши общаги и непонятно
откуда яблоко вдруг на ногу
сегодня в "магнолии" мне упало…
***
Пролог корабля, в отражении – весь каркас,
он перетёрт и смешан со зданием, где
мой ученик, заснувший над книгою – пересказ
меня самого; электричество в проводе
замирает; скошены шпили; звенит хвоя́,
Киалим распилен на части пристанью; боль тупеет, пресна
после того, как соединившись в точке близ заветного верховья
мы выброшены из сна.