Виктор Качалин
ЛАЗАРЬ
1
Я видел, что дверь с глазком
ободрана и свята,
слышал, что дверь исчезла,
не выходя никуда,
за ней одна на весь дом
лестница-пустота,
распиленная делами,
собранная из креста.
А день нестерпимо-ясный,
и я просидел полгода,
не выходя никуда,
и накопились деньги на новую дверь,
и одновременно собрался дух,
не связанный словом "не верь",
они не пришли друг к другу
и не сказали "мы",
но я понял, что я накопил
на новую дверь для своей тюрьмы.
2
Если рвут мои книги,
значит, они не закончены
и будут разворачиваться по-новому
каждый час, как и было вначале.
и не пылятся на полке
в укромном уголке сердца.
Если бросают в воду мои надоевшие книги,
то они соринкой в глазу у лужи
станут переправой или даже светом,
или в реке покойниками
выплывут на волю в океан.
Если их подбрасывают в воздух,
я написал их поздно.
Если мои книги сжигают,
я радуюсь,
ведь они тогда очищаются
и становятся не-словами,
а те, кто их жжёт,
сами себя обрекают
на вечный огонь не-слов,
Те, кого рвёт от моих книг,
сами себе суд,
те, кто выжигают мои глаза,
вырезают язык,
сами становятся шипением, кровавым шаром ничто.
3
Белые роги ветвятся - когда ты еще их увидишь?
После апрельской метели будут одни
бедные стены, летний удар, и всё снесено.
А сады зацветут ночью и отцветут утром.
Весна не длится, взрывается мигом, уходит.
Всё включено: тает язык последний.
Голуби падают вниз, белый пакет между ними
пролетает, взмывая наискось вверх, обрызганный белой
пыльцой. Языки отпадают, время ссыпается.
Наверное, не удастся обняться с белым.
Можно разлить его на столе, у огня в смотренье
4
Я не жду подходящего мига,
чтобы умереть в твоих объятьях,
здесь каждый день последний
заканчивается воскресеньем,
и снова пуста пещера,
а путь нас уводит в пустыню,
пока города крошатся в лаве,
как родинка на твоей щеке,
прозрачнее дна и мира.
5
Дожди, омывающие свет,
не помнят о прошлом,
не различают будущего,
обе ветви,
загнув свои лучи,
возвращаются в настоящее.
Дожди, одеващие свет
своими слезами,
добела очистили землю
и положили в землю
то, что насквозь не пронзаемо.
6
Когда кариатиды были живыми,
когда Атлантида ещё не была,
я увидел твой бесконечный дом,
он уходил по кругу за грань
и возвращался, там пели люди
и были столы накрыты,
мужчины и женщины пили вино,
дети - молоко и мёд,
ни солнца не было, ни луны,
а свет пронизывал всё,
и, проходя под моим глазами, отчёркивал реку,
неуловимую, за которой он превращался в огонь,
и кто стремился туда, чернел,
извивался, танцуя, и выйти не мог, не хотел,
а после с неба скатился ком,
и я онемел, ослеп,
и только наощупь запомнил твой мир,
налитый в кружку детьми.
7
Был болен Лазарь.
Марфа ушла за хлебом,
Мария - за небом,
и крышка гроба
надвинулась ещё тесней,
и сквозь неё вошёл
давно, не к смерти
Воскресивший Лазаря.
Снаружи мир стирали
огнём и словом,
счищали струпья
и ласкали солнце,
которое вот-вот взорвётся,
тогда Воскресший сделал шаг, другой,
и слился с Лазарем.
8
Умер воздух,
в него вонзился лик
дымящих труб,
и умер огонь,
его испил миллион
влюблённых губ,
и умерла вода,
в неё упала с небес
гора-звезда,
земля умерла,
о ней никто
и не узнал никогда.
Ты умерла,
до воскресения,
до конца,
тогда я умер
и ожил
на руках отца.
3-15 апреля 2022, Москва
(Нине Ставрогиной, Анне Ш., Ольге Н., Анабель, Т.Б., Ростиславу Ярцеву).