Алина Витухновская
ЛЕТОСТЬ СТАР
НЕ ПОЙ КРАСАВИЦА ПРИ МНЕ
Не пой, красавица, при мне
Ты этих шпенглеровских песен.
Из присягающих войне,
Лишь я - Война. Ведь круг наш тесен.
Противоречья в мире нет.
В нём остается междустрочье
Поэт учтив как пистолет.
И так кроваво многоточье,
Что в глубине сибирских руд,
Холодных войн и звездных битв
Не пропадёт ваш скорбный кнут
В метафизическх кульбитах.
Я эстетически мораль -
Ни как иначе понимаю.
Кто пел вам дифирамбы - врал.
От нимбов явно изнывая.
Он был мучительный хорек,
Не различавший ваших нимбов
Его вы звали Рагнарек
За изумлённое "спасибо".
Я политичный моралист.
С лица воды не пить но с ваты!
Откуда вы опять взялись,
Пассионарные приматы?
Пассионарна-спасена,
Зачем, безмозглая крестьянка,
Ты прочитала ГенонА,
Хотя считалась гегельянка?
Пусть в Склифе тьмы,
Пусть в каземате тьмы,
С раскосыми и жадными глазами
Вы кажетесь кому-то образами,
По невозможности платить взаймы.
А я скорей - политик, не эстет
И осторожна к сумеречным дамам.
Пусть с диадемой
Пусть с идиотизмом,
Но нет ума, изысканности нет.
В уныло-бесталантном атлантизме.
Я чувствую подобие вины,
Не потакая этому таланту.
Но я - Война, а вы - пажи войны.
Пассионарий вы, с огромным бантом,
Лишь девочка, с понтами сатаны.
ЛЕТОСТЬ СТАР МОИХ УНЫЛА
Летость стар моих уныла.
Слабы крючья давних ног.
Морщь сухая изощрила
Тело вдоль и поперёк.
Вдоволь высмеялись птицы,
Заглянув в моё окно.
Плакать или восхититься?
Каркнул Ворон: "Всё равно".
Письма с фронта в рот почтовый
Червячково уползут,
И замок его дешёвый
Зубы белые сомкнут.
Бусы белые больные
Больно вырвет умный врач,
Чтобы дети, жизнью злые,
Как в меня, играли в мяч.
Кто ты, умер или злишься,
Ленинградский почтальон?
И зачем в окно стучишься,
Если дом давно снесён?