Алина Витухновская
ПОСТМОДЕРНИСТСКИЕ ПОСТСТИХИ // ЕВРАЗИЙСКАЯ ПЕСНЬ
МИСИМОИЗОЛЯЦИЯ
Герой бы в самоизоляции,
Боясь от скуки помереть,
Шагнул в мисимоизоляцию,
В свое посконное — «Да, смерть!»
Но полон неизбывной пошлости
Пассионарный девиант.
Уже не хочет быть гаврошами
Некрофилический отряд
Имперско-социалистических
Некрофилических детей.
Их сменит сверхреалистический
Какой-то Антипрометей.
Он унесет антиагонию,
Антиязычность не-огня.
Герои нынче — «Посторонние»
И все похожи на меня.
ФИНАЛИЗМ
Что вчера манило как геройство,
Регулируясь бесстрастным бытием,
Обнулившись в обсессивное расстройство,
Стало — Настоящее Твое.
Как обратный Некро-Маяковский,
Что смывает с рук прошедший век,
Ты идешь, издерганный, московский
Не герой и не сверхчеловек.
Эта внеприродная стихия —
Хипстерское «Злое Божество».
Впрочем, это тоже не стихи и
Не Ничто еще, лишь Ничего.
Зарифмованная пошлость совпадений,
Простенький и сладкий символизм.
Так когда-то мне в чреде перерождений
Бытия явился финализм.
ЛЕД — 2
Ребенок ест конфет-
Ы. Смерть съедает граждан.
Что фейк, а что не фейк,
То вскрытие покажет.
Охваченный стыдом,
Уже ни лед, ни пламень,
Теперь в бассейн со льдом
Ныряет россиянин.
Сорокинского льда
Вам, видно, было мало.
Постмодернизму — «Да!»
От мосводоканала!
Теперь же сирых всех
Покажет телевизор.
И прячет ужас в смех
Удачливый провизор.
ВОПЛЬ ФРАНКЕНШТЕЙНА
В раннем детстве, читая еще в постели
Мэри Шелли, слышите, Мэри Шелли,
Я был не по-хорошему ошарашен,
Слышишь, боже! Ведь я же не чебурашка!
Я не рашн крэйзи,
Что орет с похмелья.
Я как визг Рамштайна
В джазе Мэри-Шелья.
Средь скелетов,
Бредущих в гробов ущелье,
Средь детишек гетто,
Вышедших из шинели,
Средь елея лжи
Выдыхал отмщенье,
Ведь во мне дрожит
Франкенштейна щенье
Что-то нечестивое
И собачье.
Я был некрасивый и
Ничего не значил.
И не верил вам —
Не мели, Емеля,
Говорил нам сам
Смерти Мэри Шелли.
«Вам кранты! Ничто,
Что само — Кощейе,
Костяное то,
Что назвать не смею,
Словно апока-
Лип-
Сис,
Что во мне созреет,
То не вандализм —
Франкенштейн-идея!» —
Я вам прокричал!
Но во нихтферштейне
Мир не замечал
Вопль Франкенштейна.
ЧТОБ ИЗБЫТЬ
Чтоб избыть своего сверхвеличия впрок,
Я себя запекаю в вишневый пирог,
Чтоб потом истекая игрушечной кровию птичьей,
Сам себя из реальности налганной вычел.
ПОСТМОДЕРНИСТСКИЕ ПОСТСТИХИ // ЕВРАЗИЙСКАЯ ПЕСНЬ
Некрофилики мы, механизмики,
Антифромма несем в себе признаки.
Нафталиновые мы проказники,
Мы гробы себе дарим на праздники.
Нету логики в фроммовском дискурсе,
Он как Windows завис в гуманизме весь.
Но мы смерти отнюдь не любители,
Мы ж такие как вы, телезрители!
Только с детства — сюжеты с помехами,
Приглядеться — нас жрут с потрохами там,
Белым шумом, московскими эхами,
Да мамле-
Ев
Ске-
Ми
Хо-
Хо-
Таньями.
Мы растеньями тихими, тайными,
В постижении мира растаем и
Мы в эмпатию, словно в платья, мы
Завернувшись, бредем по этапам и
Словно в черном квадрате Малевича
Будет Черт целовать Королевича.
В концентрации антивитальности.
Некрофилики мы, не виталики...
ГОРОД МЕРТВЫХ
Порой во тьме,
Где щели асфальта,
Словно разверзшаяся панцыре-пасть,
Я-
Ще-
Ри-
Цы.
Мне в уме
Делающей
В Ничто
Сальто,
Подмигивают
Из прошлого
Мер-
Тве-
Цы.
Вот сгорбившись
Авоськой
Хаоса,
Из закрытого магазина
Вываливается
Мать.
Вот
Повешенный
На знак вопроса
Точкой
Какой-то мальчик,
Сошедший с ума.
Вот ошалевший
Во тьме аллеи,
Красный шатун идет —
Мамлеев.
А рядом
Как-будто
Лишь задремал,
Гейдар Джемаль.
Я ОСТАВЛЯЮ СЕБЯ ДЛЯ СЕБЯ
Я не хочу ничего отдавать —
Поздно ложиться, рано вставать.
Мозг свой угробить в стране хохломской,
Псевдоприроду спутать с собой,
Влиться в кошмарную родину-мать.
Я не хочу ничего отдавать.
Я не желаю делиться собой
С этой столицей, с провинцией той,
С мальчиком, что превратится в мужчин-
Полуничто из страстей и морщин.
Жизнь отрицаю, едва пригубя.