polutona.ru

Белорусский сатанист

Стихи белорусского сатаниста

Предисловие
Проект «Белорусский сатанист» пародирует маргинальные образцы паралитературы с её характерными приметами: традиционная силлабо-тоника с редкими срывами на верлибр, дневниковой интонацией, автобиографичностью, фрагментарным знанием молодёжных субкультур, неточным словоупотреблением и бесконечной путаницей понятий. Лирический герой — так называемый «хейтер», мизантроп, презирающий всё человечество, кроме мужчин-гомосексуалов славянского происхождения (известный в узких кругах проект «Злой Ой» тоже имел своих прототипов). Этот парень плохо образован, но, как многие сетевые графоманы, претендует на элитарность и не выносит любой критики; пытается приспособить доминирующий дискурс к собственным нуждам, но не выдерживает дискурсивного сопротивления. Это Адэр или Вальехо из гопнического квартала Минска, криптогот с внешностью полудеревенского пацана. Отдельного упоминания заслуживает  внутренняя бифобия: борьба с интересом к женщинам приводит героя в маскулизм. 
Ради комического эффекта мы доводили стилистические ошибки одного из наблюдаемых объектов до абсурда либо усиливали «дидактический» пафос отдельных текстов. Пренебрежение фиктивного автора нормами грамматики порождает новые, мы бы сказали — психоделические, смыслы.   



Ледяной манускрипт 
   
Сердце ранено всплеском навылет.
Закрываясь сиянием крыл,
Я курю на балконе без лилий — 
Ты, ублюдок, их не подарил. 
   
Взгляд мой смел, как у нежити-рыси,
Я ебал ваших педо-блядей!
Под балконом голодные крысы
Нападают на недолюдей. 
   
Я морозом надёжно окован,
И плевать, что сейчас, в забытьё, 
Не печатают мощное слово
В непроглядном журнале моё.
   
Я допью уворованный «Липтон»,
Сброшу пошлости грязной листву
И своим ледяным манускриптом
На материю вас разорву!


Вспомнился дурак один

Рома, ты не любил меня,
И тогда я решил, осёл:
Стану толстым я, как броня,
А на куртке моей — козёл.

А в подштанниках — чешуя,
И в тени холостого сна,
Будто чёрная простыня,
Развевается сатана.


Атлант

Иду домой, расправив плечи,
А в голове неся талант.
Я мира нового предтеча,
Я селф-мейд-мен и гей-атлант.

Бабищ проклятых уебу я,
Бомжей, приезжих, левотню.
И не ножом — одним лишь хуем,
Который в сердце я храню! 


***

Одиноко, уныло, посконно. 
Я из влажного выползу сна,
Где рисует мне гитлер картонный
Иудейского скосы окна.

На Парнасе, как бес на залупе,
Я танцую, уверенно ждя,
Что значки макаронные в супе
Образуют мне имя вождя.  

Я — гурман! Осознали, гондоны?
Надо мною смеётесь вы, крысь,
Но вкуснее других макароны,
Что  несут символический смысл.

Я НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИЗЫВАЮ, БЛЯДИ ТУПЫЕ, ЭТО ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ!


Смерть крысам и мышам

Когда полночным небесам
Звездит звезда моя,
О смерти крысам и мышам
Задумываюсь я.

В ларьке съедая шаурму, 
Не знал ты, проститут,
Что речи, телу и уму
Твоим не место тут. 

Учти, мой враг, вися в петле:
Ты крыса и говно.
Всем зверолюдям на земле
Подохнуть суждено.

Подохнут крысы и мыши́,
Когда наступит срок,
И Сатана за мной в тиши
Пойдёт, как мой сурок.


Сонет

Никто не пишет так, как я —
Все в Минске падально бескрылы.
Но, сделав гением, меня
Судьба тоской осатанила.

Когда я жопы ваши рву,
Смеюсь я — но с петлёй на шее,
А если в море я плыву,
Оно со мною сатанее.

Я как Бодлер, я как Мюссе —
Геаутонтиморуменос.
Пойду на минское шоссе,
В сосну ближайшую въебенюсь.

Вам будет похуй, блядь и лох,
Что рядом с вами гений сдох. 


Грибы

Под снегом обоссанным толпы окурков 
В руках проститутки-весны.
А я не курю в окруженьи придурков,
Следя за грибом у сосны.

Вы съели с последним кристаллом кристалла
Остатки болотной судьбы,
А я получил от природы три балла,
Свои поедая грибы.

Над вами разлились гриппозные воды,
По венам сползают гробы,
А я размножаю стихов нематоды,
В духовку поставив грибы.

Отец открывает за водкою водку
О ваши посконные лбы,
А мне починили кранты и проводку,
Сияя, как факел, грибы.

Мой критик, ты сучая быдлоскотина,
И речь твоя — полный отстой,
А я посинею от псилоцибина
И стану великий святой. 


Подсатановик

Зайдя в лесок коханый мой,
Искал мудила гриб.
Найдя трухлявый и гнилой,
Он от него погиб.

Я не читаю чёрных книг —
Читать уж мочи нет, —
Но вижу подсатановик
Сквозь чёрный бересклет.

К нему ведёт моя судьба,
Летит сатаномох.
Я мастер чёрного гриба,
А ты... О, чтоб ты сдох! 


***

От брата съехал я в сады, 
Товарищество там. 
Зову я гейские зады 
Ебаться по садам. 

Нас не убьют во тьме, в говне, 
Хоть нет там фонаря: 
Старухи бродят там одне, 
По правде говоря.


Ебаться не умеешь

Тебя, скотец, в могилищу зову.
Меня ты бросил. Скоро пожалеешь.
Я умирал и до сих пор живу,
А ты, бревно, ебаться не умеешь.

Я заходил четыре раза в год
Страницу на твою, где ты хуеешь, 
Писал под фотографией, что скот,
Зануда и ебаться не умеешь. 

Но ты молчал. Я скоро адрес твой,
Где твой бревнопапаша жопу греет,
Повешу на забор литой, витой
И подпишу: «Ебаться не умеет».

Всем похуй? Я добавлю в кровь вина.
По небу поплывут большие тучи.
Тебя возьмёт за горло Сатана
И никогда ебаться не научит!


***

Стою в корытенском ухабе
С огнём, пылающим в груди.
Отсель грозить я буду бабе:
Бабища подлая, уйди!

Мой брат, увидев бабоморду,
Пошёл за ней по мостовым.
Он быть хотел у ней четвёртым,
А стал лишь семьдесят вторым.

Он пил из горлышка у ели
В лесу безрадостной страны.
«Совсем бабищи охуели», —
Шептал ему самец сосны.

Лишь гей менять имеет право
Шлюнов, как куртку — на пальто,
А баб уёбистых орава —
Да никогда. Да ни за что. 


***

Чёрен вечер. Тихо Свислочь 
Льёт блестящие струи, 
А у мальчиков повисли 
Неблестящие хуи. 

Оттого, что ели «скорость», 
Отказала голова. 
Это травит геев Сорос, 
Продавая вещества. 

Словно лошадь, снег почуя, 
Мы растим в сердцах змею... 
Так, мой друг, скажу менту я, 
Что стучится в дверь мою.


Моим врагам

Недавно я был в зоосаде,
И там целый ёбаный час
Макаки плясали, как бляди,
И этим напомнили вас.

Мне весть прилетела благая,
На мне золотое пальто,
И мне Сатана помогает,
А вам не поможет никто. 


***

Опять цветных наелся стёкол
Сквозь Минска бешеную хмарь.
В судьбе моей, ко мне жестокой,
Я обитаю, словно тварь.

Как Ярославич я в Путивле,
Как с головою вражьей скиф,
Но ты, судьба моя, противна,
Как баб косплеящий пассив.


***

Строки, как жемчу́г,
Лезут в чёрный шёлк.
Сто на мне кольчуг.
Скоро выйдет толк

Из моих поэз:
Ты меня прочтёшь
И, съебавши в лес,
Врежешься в утёс. 

Я же из дупла
Бабой выйду, тать, —
Буду от козла
Сатану рожать.


Бессонная ночь поэта

  Сегодняшняя ночь меня чуть не угробила. Спать я решил лечь около часу, 
как всегда, посидев на гейских сайтах знакомств, где меня все игнорировали, 
кроме старых усатых активов. Со вздохом снял
последнее одеяние и приготовился закатиться на дно чёлна сна.
  Только хуле там! Батя и братец
поспорили, выберут ли Луку на следующий срок. Разумеется, выберут:
это ясно и коту. Но им же надо посраться хоть из-за чего-то!
  Братец кинул в батю бутылкой, а я крикнул, что лучше бы он его бутылкой выебал,
чтобы приблизиться к геям, высшей касте этого мира.
  Братец отвлёкся от бати и ломанулся было в мою комнату,
но я придвинул к двери комод и заорал, что наведу порчу.
  На прошлой неделе у брата гопьё отжало мобильник, это был я виноват.
  Родственник рассвирепел ещё больше,
но в дурку не позвонил: тогда бы его тоже увезли.
  Я сказал: «Если выломаешь дверь, я пришлю тебе комаров,
мою кровь они не пьют, боясь отравиться,
а твою будут, даже если она состоит на 1/4 из чарла,
а потом я вызову знакомых геев, и они тебя...»
«Да кому ты нахуй нужен?!» — спросил брат.
  Батя всё это время ловил комаров одеялом,
отчитался, что поймал четыре штуки, остальные, наверно, сидят в комнате брата,
на потолке. Брат побежал их уебошивать, 
а батя захлопнул за ним дверь и припёр тяжеленной тумбочкой,
притащенной с помойки. Менты привыкли, что батя там роется, и документов не спрашивают, принимая за бомжа.
  Я подумал, что они наконец-то от меня отъебутся (не спрашивайте, кто «они»!),
и полез было в кровать, но коты ёбаные под окном
устроили концерт, а сосед наверху захрапел. 
  Я схватил стул, встал на кровати во весь рост и застучал стулом в потолок, но сукан продолжал храпеть.
  Тут братец с батей, судя по характерному шуму, 
таки соединились в объятиях и покатились по полу.
  Слышны были крики: «Ты такой же пидор, как (моё имя)» и «Убью нахуй!»
  А вскоре и менты подоспели, но я решил не выходить из комнаты и в отчаянии открыл паблик маскулистов, где написал:
  «Все беды мира — от человеческой самки. 
  Вот бы избавиться от самок поскорее. Или избавить их от себя, уйдя в гейский сепаратизм». 
  Эти гетерасы меня почему-то забанили.
  Я достал из-под кровати бутылку пива «Алiварыя» и сосу его по сию минуту. 


***

Самка человека,
Толстая, как тролль,
Тащится с коляской
Мне наперерез.
Бабы – словно реки,
Полные икрой.
Бабы – словно сказки
Про нечистый лес.

Из-за опороса
Этого бабья
Негде жить нормальным 
Будет мужикам.
Смотрят бабы косо
На таких, как я:
Я же идеальный,
Статный, словно храм.

Детские площадки
Сучие везде.
Вместо них гей-бары 
Строиться должны.
Я иду в печали,
Будто по пизде.
Мир убили бабы.
Мы обречены! 


Нету места мне в литературе
            
Нету места мне в литературе,
Только ждут с нетерпеньем в аду.
Белиал, объебошенный дурень,  
Унеси мою душу в пизду!
   
Вместо мяса – дешёвая соя.
Денег нет. Их не стибрить нигде!
Как в могиле сырой под сосною,
Я усну на дощатой пизде.
   
Ухожу далеко от кириллиц.
Вам – трещать, как грачи у пруда,
Мне – лежать, там, где черви змеились,
Где в доску превратилась пизда.