Артур Комаровский
Путешествие от прямой до косвенной речи (перевёл с беларусского языка Максим Семёнов)
Предисловие переводчика
Есть дом и речь.
Дерево:
расцветает весной,
в зной летний даёт свою тень,
осенью —
плодоносит, дождём умытое.
Если лежать в тени,
в ясном небе увидишь вдруг чайку.
Её крики о море,
о языке,
о языке рта любимого.
Этот рот не молчит,
вздыхает,
вдыхает воздух.
Рот говорит,
деревья внимают ему,
время не движется,
а буквы и строки —
всего только тень, подобье
дома, что был построен
из слов чужих и чувств знакомых.
Артур Комаровский
Путешествие от прямой до косвенной речи
* * *
обособленность памяти и начала
проговоренность сущего
это также и воля и жажда человека
оставаться
и раз он побуждает себя
перейти сквозь межу
вся цельность его
обновляется кодами —
так цветок появляется
с ароматом и цветом былого
днём не ночью
чтоб видеть.
но только не корни.
* * *
вычеркни лишние литеры —
назовись-ка
это ведь путь твой и есть
от прямой до косвенной речи
твой дом, твоя доля
паспорт объекта вмещает слова
а каждое слово — море
близорукость твоя же
что чайка в протяжном пике
за рыбой света.
холодное море съедает туман
и дно зарастает солью молчанья.
Кристине Бандуриной
обнаружить спиною твёрдый тыл
выпустить корни
дом — это память
самых простых, потому
совсем не случайных вещей
и когда ты стоишь на земле
целое тело у древа твоего
укуталось в ветви
закрывая собою литер град
того кто затем и прежде
и коли у моря нет дна
то и созвездья плывут к островам далёким
и мы забываем как молвить
эту речь
молча рыбами смотрим
как из икры алфавита слова рождаются
* * *
раковина моллюска —
скоротечный дом его и бесконечный покой
только твердые вещи могут
время скрутить спиралью
тело и кровь превращая
в возвращение вечное
человек — та же спираль
и когда-нибудь солнце его
упадёт в бездонное море.
и если ты поднесёшь ракушку к самому уху
послушать
моллюск, ставший водой,
говорит с тобой
о бессмертии и одиночестве.
* * *
мы с тобой заплутали
в телах и словах
словно рыба в сети (а кто рыбаки?)
без чешуек рыба всё будет рыбой
и под кожей мы все собою будем
кометы упорно летят к земле
и деревья им песни поют
послушай
путь наш и жертва для памяти те же —
плоскость незримого мига.
а что если помнить —
смотреть не назад а в после?
М.А. Дом с видом на океан
в доме с видом на океан
столь понятные одиночество и время
на острие ножа
за отсутствием океана
воды более чистые и свои —
как провал приравнения
и если тела ничего не значат
лишь примирения
событования
в одинаковых экосистемах
человек может выйти во вне,
из себя
как выходят за двери
или в небо
слова сами ложатся плотиной
меж языком
и нёбом
* * *
перевязываем воздух молчанием
режем желанию пуповину
время идти к истоку
вернуться —
если не хватит ключей
сомкнуть себе веки
пригоршни талой воды
вспухают чужими руками
только спи
мой хороший
дом откликается
каждой клеткой
на верность имени.
на верное слово
силки речи расставлены.
* * *
если встать вдруг
дерево листьями речи растёт
сверху вниз
корнями постичь пытаясь
во всю глубину земли
как человек —
и ему в себе тесно
свет —
с той ли, с другой стороны —
оставляет на теле засечки
и оно молодеет
а листья весной
шепчут умершей речью
в лето.
* * *
прислушайся
деревья нам говорят
отсутствием листьев
каждая трещина дома —
перевод с языка бетона
на язык распада
если видишь разлом бегущей строки
наземного транспорта
это послание
неземного адресата
расшифруй его
на молекулы
до конечной остановки.
* * *
когда я читаю «не прислоняться»
что чувствует тело моё
готовое прислониться?
на границе
двух миров одного пространства
ощущать себя целым
сколупнуть кровавые буквы
как незажившую рану
где-то внутри
промеж кожи и речи
* * *
каждый раз входить в тело
с правом наследства
с правдой памяти пор
дышать
ноль — не пустота живота,
а круг и начало
радушие матрицы
дотронься до собственной кожи —
и она отзовётся
на диалекте родинок.
* * *
повторяться кодами
в чем-нибудь хрупком
дотронуться — и оно будет слушать
читать неразборчивый почерк
гусиных лапок, сердец
такую букву назвать
которая будет верить, бежать на зов
не называть
никакие иные речи
выключить им тепло и свет
всё равно они неизречимые.
* * *
смаковать солёную гальку слов
так море в тебе разливается
от левой щеки до правой
сопротивляться
высоте и порядку
повиноваться воле.
плыви, моя рыба,
направо, налево.
проливы рук твоих
зарастают забытыми кораблями
что-то немое
кидает якорь.
* * *
слова вылетают из рта
как птицы из гнёзд
деревьям пилят вершины
вместе с гнёздами
по весне
ты — дом и дерево
и если б вершины твои и кровли
могли оставаться
речь твоя зацвела бы
цветками завтра
и протекала
* * *
коренные реки молочного моря
текут под подушку словами
забери и дай
тело болит каждым нервом
отзывается под языком
нащупаешь тёплой рукой его имя
и слова другие в тебе рождаются
чтобы вместе стареть
доплывать до старости.
* * *
отречение от себя —
привычка роста
так созревает живое —
с правом вернуться ко всходам
потому ты и жаждешь
ведь дом твой помнит про воды
как льды океана — про солнце
за последними
звуком камней и буквой —
не своими, чужими —
бесконечность повторов
всего
кроме матрицы и семени.
Перевёл с беларусского языка
Максим Семёнов
Оригиналы:
Артур Камароўскі
* * *
адасобленасць памяці і пачатку
прагаворванне існага
гэта таксама воля і прага чалавека
заставацца
і калі ён уздымае сябе
перайсці праз мяжу
ўсе целы яго
абнаўляюцца кодамі —
так кветка нараджаецца
з пахам і цветам былога
днём а не ноччу
каб бачыць.
але не карэнне.
* * *
выкраслі лішнія літары —
назавіся
гэта і ёсць тваё падарожжа
ад прамой да ўскоснай мовы
твой дом, твая спадчына
пашпарт аб’екта змяшчае словы
а кожнае слова — мора
блізарукасць твая ж
нібы чайка ў працяглым піке
за рыбай святла.
халоднае мора з’ядае туман
і дно зарастае соллю маўчання.
Крысціне Бандурынай
намацаць спінаю цвёрды тыл
выпусціць карані
дом — гэта памяць
самых простых і таму
невыпадковых рэчаў
і калі ты стаіш на зямлі
цэльнае цела дрэва твайго
захінаецца веццем
закрывае сабою горад літар
таго хто другі і першасць
і калі мора не мае дна
то і сузор’і плывуць на далёкія выспы
і мы забываем як гаварыць
гэтую мову
моўчкі глядзім рыбінамі
як з ікры алфавіта нараджаюцца словы.
* * *
ракавіна малюска —
часовы дом яго і бясконцы спачын
толькі цвёрдыя рэчы здольныя
час закручваць спіраллю
пераўтвараючы цела і кроў
у заўсёднасць вяртання
чалавек — такая ж спіраль
і калі-небудзь сонца яго
ўпадзе ў бяздоннае мора.
і калі ты падносіш ракавіну да вуха
паслухаць
малюск, стаўшы вадой,
гаворыць з табою
пра бяссмерце і адзіноту.
* * *
мы з табою заблыталіся
ў целах і словах
нібы рыба ў сетцы (а хто рыбакі?)
і без лускі рыба застаецца рыбаю
і пад скураю мы застаемся самі
каметы ўпарта ляцяць да зямлі
і дрэвы спяваюць для іх
паслухай
наш шлях і ахвяра памяці тыя ж —
плоскасць нябачнага моманту.
але што калі помніць —
глядзець не назад а наперад?
М.А. Дом з відам на акіян
у доме з відам на акіян
зразумелыя адзінота і час
на лязе нажа
за адсутнасцю акіяна
больш празрыстыя ўласныя воды —
параза прыпадабнення.
і калі цела нічога не значыць
апроч прымірэння
суіснавання
ў аднолькавых экасістэмах
чалавек можа выйсці з сябе
як выходзяць за дзверы
ці ў неба
словы будуюць сабою плаціну
паміж языком
і паднябеннем
* * *
перавязваем паветра моўччу
перарэзваем пупавіну жадання
час сыходзіць да першакрыніцы
вяртацца —
калі не хапае ключоў
замыкаць сабе вочы.
прыгаршчы талай вады
брыняюць чужымі рукамі
толькі спі
мой харошы
дом адгукаецца
кожнаю клеткай
на вернасць наймення.
на вернае слова
расстаўлены пасткі мовы.
* * *
калі прыпыніцца —
дрэва расце лісцем мовы
зверху ўніз
спрабуе карэннем празрэць
на ўсю глыбіню зямлі
нібы чалавек —
і яму ў сабе цесна.
Святло —
з таго ці гэтага боку —
пакідае на целе засечкі
і яно маладзее
а лісце вясною
шэпча мёртваю мовай
у лета.
* * *
прыслухайся
дрэвы гавораць з намі
адсутнасцю лісця
кожная расколіна дома —
пераклад з мовы бетону
на мову распаду
калі бачыш зламаны бягучы радок
наземнага транспарта —
гэта пасланне
незямнога адрасанта
расшыфруй яго
на малекулы
да канцавога прыпынку.
* * *
калі я чытаю «не прыхінацца»
што адчувае цела маё
гатовае прыхінуцца?
на мяжы
двух сусветаў адной прасторы
адчуваць сябе цэлым
скалупнуць чырвоныя літары
нібы незагойную рану
дзесьці ўнутры
паміж скурай і мовай.
* * *
кожны раз уваходзіць у цела
з правам спадчыны
з праўдай памяці пораў
дыхаць
нуль — не пустата жывата
а пачатак і кола
гасцінная матрыца
дакраніся ўласнае скуры —
і яна адзавецца
на дыялекце радзімак.
* * *
паўтарацца кодамі
ў чым-небудзь крохкім
дакрануцца — і яно будзе слухаць
чытаць неразборлівы почырк
гусіных лапак і сэрцаў
такую літару называць
каторая будзе верыць і бегчы на зоў
не называць
ніякія іншыя мовы
выключыць ім святло і цяпло
ўсё адно яны невымоўныя.
* * *
смакаваць салёную гальку словаў
так мора ў табе разліваецца
ад левай шчакі да правай
супраціўляцца
вышыні і парадку
падпарадкоўвацца волі.
плыві, мая рыба,
направа, налева.
пралівы рук тваіх
зарастаюць забытымі караблямі
штосьці нямое
кідае якар.
* * *
словы вылятаюць з рота
як птушкі з гнёздаў
дрэвы спілоўваюць напалову
разам з гнёздамі
ўвесну
ты — і дом і дрэва
і калі б вершаліны твае і дахі
маглі заставацца
мова твая квітнела б
кветкамі будучыні
і працякала.
* * *
карэнныя рэкі малочнага мора
цякуць пад падушку словамі
забяры і дай
цела баліць кожным нервам
адзываецца пад языком
намацваеш цёплай рукою яго імя
і новыя словы ў табе нараджаюцца
каб разам сталець
даплываць да старасці.
* * *
адрачэнне самое сябе —
звычка ўзроста
так спее жывое —
з правам вяртацца да ўсходаў
таму ты і смягнеш
бо дом твой помніць пра воды
як ільды акіянаў — пра сонца.
за апошнімі
гукам камення і літарай —
не сваімі, чужымі —
бясконцасць паўтораў
усяго
апроч матрыцы й семені.