Инна Урсова
Формальдегиды
Формальдегиды
Зачипированное в пластиковом гробу
Содержимое отправляется в плавание.
Бьется шампанское о левый борт,
Да никак не бьется:
Не будет дороги через Чермное море
Ни по суше, ни по воде,
Ни тем более по воздухам.
Мутные стенки запотевают неравномерно.
Мутные стенки в панике:
Лежит консервированное пустое место,
Всхлипывает, скулит.
Сними с меня этот жернов мельничный.
Давит и жжет непустое нутро.
Вечное топливо все горит-горит -
Не прогорает, а стенки плавит,
Только запах удушливый производит,
Только глазом красным сквозь пластик
Всматривается.
Божьего мира нет.
Суета. Конвейер.
Консервы. Пресервы. Круговорот.
-
Тридцать сребреников -
Небольшая кочка,
А споткнулся, лежит,
Ноздрями в землю
Принюхивается -
Равно не пахнет
Ни смерть, ни жизнь,
Только пластик.
Формальдегиды.
-
Панночка, панночка,
Не смотри пустыми глазами,
Не смотри вокруг.
Вот твой Брут лежит
В пластиковом гробу,
А на лбу печать.
Панночка не смотрит
Пустыми глазами.
Панночка не видит
Пустыми глазами.
Позовите Вия.
Пустое место
Тщится уйти в себя,
Бьется о пластик,
Как окунь об лед,
Как ласточка об стекло.
Хочет перекреститься,
Но себя не находит.
Панночка гладит
Прозрачную крышку,
Хочет будить губами,
Любит и ненавидит.
Спрятался сволочь
За цезаревой печатью.
Оставь его, дочка. Пустое.
Жили без алиментов,
Нам еще чертенят
На копыта ставить.
А это цезарево барахло -
Никакое ни муж, ни зять.
Вий опускает веки.
Панночка опускает руки.
-
А печать горит красноглаза,
Фольклорных чертей пугает.
Им и во сне не снилось,
Чтобы в божьем мире
Босокопытым по травке не пробежать,
Чтобы десницу корябкую,
Или третье яснозоркое веко,
Свободу свою гулёну
За палгрош продавать.
-
А с другой стороны, все равно в каком.
Лучше уж ни сучка, ни задоринки.
Дотравить ея грешную
И содрать с нея семь шагреневых шкур,
Семь золоторунных паршивых клоков,
Фиговые листочки сорвать
До райского ничего.
А под ничего -
Только пластик.
Формальдегиды.
Бат Шева
Бат Шева входит в воду
вода гладит пальцы
щиколотки колени
взглядом царя Давида
робко трогает выше
беззаконием омывает бедра
жадно пьет вода воду
след твой схлебывает
это все что я буду знать о тебе
паутина волос
не рвущаяся под руками
царь Давид обдумывает подарок
голову Урии принесет большая вода
шелкового соска коснется
внидет ночная черная в самую душу
возьмет по волнам
царь Давид смотрит с кровли
ловит губами ветер
греет во рту
выдыхает
меняет его теченье
вместо холодного мертвого
страстное и живое
отврати лице твое
не мешай греху моему
сладок бо есть
отврати лице твое
от греха моего
мног бо есть
Мириам
Мириам думаю я о тебе
как солнце смывает тени
с лица твоего
когда смотришь ты
в шестый самый
немилосердый свет
зрячая зряче смотришь
я знаю не больно тебе
не ожигает то
что должно сжигать
Мириам не знаю я о тебе
тот от кого не могу забыться
забываясь на каждой
псалтирьной ноте
языком спотыкаясь
на каждом псалтирьном звуке
является в мареве
у него виноградины
вместо зрачков
черные винные
он выпивает свет
выпивает звук
кладет виноградины
на ладони и давит
думаю это мои глаза
Мириам думаю я о тебе
солнце смывает тени
с лица моего
когда смотришь ты
а я уже не смотрю
Верунка
только пепельные человенки верунка
только красная от ржавчины скомканная земля
простынь под расслабленным в пролежнях
две тысячи лет верунка
под твоими ногами как шаг един
един всхлип верунка
в твоих ушах как две тысячи лет
монотонного на разорванной глотке плача
скомканное лицо дробится в твоих глазах
ты неустала держать расслабленного над кровлей
потому как кто ее разберет
кругом только пепельные человенки
ветер пойдет и пойдут лететь
в млечных твоих волосах оседать верунка
_
город гудит развороченным ульем
немедоносные пчелы жалят бетон
защищают свое
жала ломают падают лапками вверх
на прозрачные крылья
медленно доспевают до равнодушия
колющей тишины
которая громче гула
которая режет глаза отсутствием всех
две желто-карие точки
глаза на осевшем пылью бетоне
две рабочих пчелы адам и ева
не мигая глядят вокруг
не глядят друг на друга
все тот же стыд
трудовые будни
нового дня
последнего или первого
_
дай ему свое имя
и это не будет правдой
дай ему свое тело
и это не будет правдой
дай ему свою душу
и это не будет правдой
пока желто-карие точки
не мигая глядят друг в друга
но друг друга не называют
_
верунка трогает камень
спел или нет
как из такого творить детей
острохриплые грани лижут ладонь
но тронь резцом завопят
только словом твоим верунка коснись
спой просыпальную
скольжением пальца
нарисуй ему рот
и он замычит затрубит
первобытным басом
как архангел
в млечных твоих волосах запутавшийся верунка