Виктор Качалин
Один листок утрачен
Ладно, радость,
давай прощаться,
вечер свеж и пора исчезнуть
в этом мире и в этом свете,
молнии падали слева, змеи,
и справа в дожде смеялись,
хлопали веками бабочек,
ливни вдрызг
искупали купол
и опять затаились в сердце,
избегая ненужных радуг.
*
Отметаемый
свет вечерний
неоплачен, отвечен наскоро,
очеловечен мигающими огоньками,
обрезонен, обрезан,
во все стороны сразу
смотри –
градинам по колено
потоки, бегущие в накипи,
и лишь стрижам не тесно
в скрижалях неба
*
Более безоблачного свидания
я не припомню.
Ты стояла на кромке тротуара,
и я уместился рядом
на цыпочках – и тающие потоки
полуденных людей и серебристых
машин, электричек -
закруглялись в шар; отрешённо
полузакрыв лицо соломенной шляпой,
ты смотрела на мою руку в ожогах,
готовых прорваться и лопнуть,
и они высыхали, становясь руслами
в пронзённой глазами пустыне.
*
«Улитки иероглифами прилипли к листьям»
(Т.Венцлова «Сен-Пьер»)
У лета
есть тихий туннель
и по нему улитки ползут
дописьменными следами
к землям, травам,
неоткрытым людьми,
пока иероглифы
«прямота», «человечность»
отдыхают сегодня
и зелёным свечением
рисуют улитку,
в её доме природа,
цепенея и расцветая,
подбирается к центру.
*
Бесконечно смотреть на воду
можно, лишь наведя
взор за волны, а иначе волны уносят,
и поверхностью шевельнётся
что-то в сердце, и приснишься
глядящим на капли,
сливаясь в один шар.
Пары капель не хватит напиться глазам,
покрываясь испариной,
водостоки освобождают тебя
от островков в океане,
видишь, носом корабль войдя
в безмятежность лагуны,
весь истрёпан, а так он остался в буре
новее воды и света.
*
Невозможно было скрыться. Ни здесь, ни там.
Река – это сердце. Нож – город.
Из метро – да в стены. Из трубы в атлас.
Река – два ножа. Рыба – город.
В ней оставлен нож, над сердцем.
«Подойди скорей»! И движутся лестницы
прямо по ангелам. Они вне времени
обнимают нас у всех на глазах
каскадом на Воробьёвых,
невыжитым небом.
*
Из дома в дом перелетая,
простроен свет по квадратикам торцов,
от облицовки лишь смигнёт
два-три прыжка, а раньше
Москва сгорала от полу-
копеечной свечи,
и разливалась медь
по улицам.
Как нагоходец
из дома в дом перелетая,
дым уходит в окна
и мотыльком, и люлькой.
*
Утки на Яузе неуязвимы,
хотя позапрошлым утром
в неё слили капролактам.
(Молния, ещё молния
открываемого окна.
На закате тучное стадо
и трепет серёжек, и нет бичей).
А золотоглаз
проснулся после зимы
в самый канун Благовещения
в доме под снос
среди грязных стёкол.
(Молния, ещё молния).
*
Е.Ю.
Догонит ли автомобиль улитку,
раз он давно её переехал, скруглил Землю
и, не скуля, возвратился снова?
Дрогнет, догонит ли солнце улитку,
закрутившее её домик,
а затем растворившее рожки и тело,
и скажет ли солнце: «прости»?
Догонит ли Зосима Марию,
убегающую от стихновения, от слов, от стыда,
от себя – к себе, невскрытой пустыней?
Догонит ли луч, вылетевший
пять миллиардов лет назад,
самого себя – внутри пределов
нашей вселенной?
Или дело не в догонялках,
а в покое, в покое, в покое?
*
Любовь моя, нам нечего скрывать,
из камня выточились пуговицы воды,
и на луче колышется одежда леса.
Кто выдержит потоки смальты,
осыпавшейся с твоих волос,
кто скажет, что исчезли лики,
замазанные белым огнём?
От синих спин улиток подрагивает небо,
быстрей и незаметней
они научатся летать,
а после ливня хочется порыться
в свежих обломках клёнов.
Из ничего пылают свечи,
прилепленные к стенам,
над ними сводом – улиточьи ворота,
в руинах веток.
Здесь листок утрачен.
*
Ты положил лучи
нам на прощание в сухой
хворост дождя,
незаметно ушли в отрыв
вечера, держась холодов,
доходящих до впадинки света.
Кто нашёл, исчезает
в исцеляющих воду мостках, акведуках, ивах,
а если тоньше ещё, на асфальте
в уходящем из середины парка
к окраине вёсен
свете. И не в прожилках
льёшся внезапно
вне направлений.
Апрель-май 2019