Кирилл Корчагин
Крик филомелы
на пустынных улицах в безлюдных переулках
рождаются песни вашего народа
он поет их в подземном и наземном транспорте
сквозь зубы с закрытыми глазами
и по ночам они выползают изо ртов спящих
влажными насекомыми
и хрустят под ногами в утренних сумерках
когда ты собираешься на работу
смотри как ворочается в глотке
соцветие суставчатых конечностей
у каждого из твоих друзей
у каждой из твоих любовниц
чёрным ковром
они устилают почву
когда под сенью изнуренных древес
превозмогая страх
я пою
* * *
крик филомелы разорвется над тобой в воздухе
опустошенной аллеи
в час утренней зари
когда просыпаются клерки
и первые выхлопы возносятся в атмосферу
утомление, усталость —
отрешись от них
смотри как лежат вокруг
листья нашей родины
заточенные в чёрных мешках
каково им гнить в обществе себе подобных
смешанным с пеплом и прахом
посмотри на ее лицо
в разбитом смартфоне —
писатели нашей родины
заберут с собой
ее голубые глаза
и зеленые волосы
ее мертвых кукол
а тебя оставят здесь
чтобы отрешившись от земного
гулять по парку, радоваться вспышкам
электрических разрядов
скользящих по шерсти набухших верб
ведь всё что ты можешь
это сидеть на кафельном полу
при открытой воде в ванной
что-то шептать про себя
пока рассчитанными движениями
они несут ее тело
вниз, на первый этаж
* * *
поступь времени
на реках вавилонских
и вот уже побеги разрывают землю
листья набухают влагой
а ветви тянутся вверх
сквозь ржавые автоматы
противопехотные мины
колючую проволоку
вскрывая безразличный бетон
всё можно объяснить
под раскаленным солнцем
лежа на влажном песке
или вечером наедине с собой
когда отражения покидают зеркала
чтобы петь поддонный псалом твоему сердцу
в опустевшей квартире
но вы, лежащие в бреду, корчащиеся на операционном столе,
сгибающиеся от гула падающих бомб,
умирающие от голода в тихой африканской деревне
знайте
ваши молитвы слышны
и в день, когда запах гари от ваших пожираемых адом тел
станет особенно невыносим —
мир захлебнется в чаду войн и эпидемий
чтобы только избранные смогли дождаться
Последнего дня, а прочие при жизни
ответили за свою вину перед вами
* * *
оставляет ли божественное безумие
выжженные пятна на лицах
своих скорченных адептов,
побиваемых камнями,
не успевших подготовиться
к вознесению на небо
кому молятся они
узревшие в свернутом воздухе
безвременный калейдо-
скоп сердец, трущихся друг о друга
зачерствелой корой,
переплетенных набухшими отростками,
сокращающихся и задыхающихся? —
Калейдо, не заставь нас
стать перстью,
черной мукой
твоих легких птиц
* * *
сойди в ложбину
где бродят фавны
и феб играет
на своей тяжелой лире
в то время как легкие хлопья сна
ложатся на ветви деревьев
и лиц павших почти не видно
под этим покрывалом
но сквозь снег
слышен ее голос
но тихо
не разобрать ни слова
и вокруг плавятся декорации
обнажая кирпичные стены,
протянутые наверху провода́
смотри как мир проникает в тебя
каплями дождя на коже
мокрыми волосами
царапинами и синяками
жаром июльского солнца
разрывающимися от ветра легкими
теплом сухих губ
пока небо над пригородом темнеет
от приближающихся истребителей
* * *
башни деловых центров заслоняющие небо
как-то ночью мы неслись мимо вас на огромной скорости
возвращаясь с окраин москвы
и ваши мертвенно-голубые окна светились
как в голливудских фантастических фильмах
когда в конце бойни остается только один
и он задумчиво смотрит на городской пейзаж
стоя в ночи на крыше небоскреба
до сих пор чувствуя объятия друга, прикосновения возлюбленной —
всё то, что осталось там, внизу, и пожрано этим голубым свечением
здания деловых центров
вы поджидаете нас в темноте
а нам только и остается
возвращаться домой и проводить всю ночь
перелистывая книги
пытаясь найти в них хотя бы отблеск
вашего мертвенного света
и видеть как за окном в ночи
люминесцентный край горизонта разгорается ярче и ярче
словно что-то приближается в темноте
но контуров не разобрать
* * *
запертый дом с плоской крышей
не готов принять постояльцев
и земля стоит у его дверей
постепенно проникая в щели кладки
в комнате, залитой желтым светом
ты кружишься не останавливаясь
под надвигающуюся музыку
шипящего шторма —
в тех краях, где мы были знакомы,
музыка разбивалась о деформированные соцветья твоего тела
но однажды он пришел и забрал тебя с собой
укутав в черный плащ, спасая от жестокого ветра
и в твоем спасении мы нашли прибежище,
бросая ссохшуюся землю
на твой ненужный холм,
чтобы потом ехать домой
серым днем под белым снегом
наблюдая как души зимних ангелов
проносятся над дорогой
а теперь ты здесь, и его руки
на твоем лице прожигают кожу
пока ты пытаешься поймать его пальцы губами,
пока его пальцы скользят по твоему лицу
и мы — здесь, и стоим кру́гом
вокруг ваших белесых фигур —
и только наши желтые глаза
светятся в темноте покинутого дома