Николай Мех
Экскурсия
"Ш-ш-шпысь!" - зашипели двери, щемя хвост последнего пассажира. Но Темучинин сдаваться не собирался. Горбатые пальцы загнул чрез зазор и разодрал себе проход в тамбур. Из вагона выпростался мех, под шубами открылись мышцы. Темучинин неумолимо вмялся в упругую толпу. По вагону пробежала судорога, и в одном из окон исказилось стоячее лицо, после чего двери повторно зашипели, сомкнувшись намертво посередине спины. "Не прислоняться!" - вспомнил Темучинин. "Не отпущ-щ-щу!" - злорадствовали двери. Придется терпеть до следующей остановки, потом народ схлынет и можно будет продвинуться в глубь, где тепло и чужие газеты.
Поезд набирал скорость, прорезиненные створки жевали пальто Темучинина, ветер анестезировал спинной нерв. До следующей станции, думал Темучинин, выпрямляясь и корчась. Соседи смотрели на него, как молодые врачи. Кстати, не исключено, что среди них есть студенты-медики, развлекал себя Темучинин, считая в просветах между спинами деревья до остановки, - может, это, даже практикующие хирурги. Меж лопаток затрепетала проволочка боли, и он снова скорчился, чуть-чуть переигрывая специально для медиков.
Тут поезд пошел на посадку, как говорили машинисты, и народ забился в давке, как говорила мама, битва народов, как говорится, вы выходите, нет, говорят же, а я выхожу, тогда, говорят, давайте меняться. Засобиравшиеся соседи потеряли интерес к Темучинину, ветер ослаб и растерзанный нерв повис меж дверей. Выход с правой стороны, объявил машинист, то есть, с противоположной, то есть, осторожно, что-то двери не открываются, как любят пошутить в теплом метро студенты, а тут-то холодрыга ледяная, и следующая станция такая-то, сейчас снова начнется пытка, вырваться нет возможности. Вот новые соседи входят в освобожденный тамбур, бросают на Темучинина недоуменные взгляды, стопорят поток - так, мужчина, не задерживайтесь, проходите в вагон - а Темучинин, значит, стоит один и елозит по полу, рвется со своего операционного стола, но двери стучат, не отпускают, только жуют пальто, ветер-то вновь погружает нож в спинномозговой канал, веселуха-то, один в пустом тамбуре, прикованный, черт ее раздери, к постели.
Темучинин неимоверным напряжением мышц хватается за какую-то перекладину и впервые в жизни дергает стоп-кран, сорван стоп-кран, колеса стоп, и машинист ревет по рации: "Закрой, козел!" Милиция, в атаку, пройдите по составу, найдите этого ублюдка, нет, лучше, этого отмороженного, но Темучинин уже бежит, ныряет в вагон, на ходу разминая спину, и находит, что, в принципе, нерв не пострадал.
Скрежетнули двери, сидячие смежили веки, никто его не видел, он смешался с пассажиропотоком, затопал, смешон, но спасен.
Теперь вперед, в голову состава, ведь пришел в голову Темучинину такой каламбур. Неспешно шагает он между рядов, тесня и прижимая тех, кто попадается на пути - встали, понимаешь, в проходе - мужчины, женщины, все пошатываются, многие уже за спиной теряют равновесие и шлепаются на грудь или на колени к сидящим. Мужчина, держите равновесие, ах, спасибо, женщина, что поймали мою буйную голову в ваш томительный сачок, ах ты козел, да полноте, не хрустите костьми над ухом, будет вам.
Темучинин идет вперед, преодолевая тамбуры и взламывая тяжелые двери между вагонами, неожиданно перед ним возникает гид, он ведет Темучинина вперед, в голову состава, и простирает руку то влево, то вправо, мол, а это наша местная достопримечательность, спящий бомж, за ним, как вы видите, несется стена секретного НИИ с искусными витками колючей проволоки, а вот инженер навис над кроссвордом, рискуя клюнуть носом в чужую банку пива, вот бабушка на фоне летящих проводов, идемте, нам нужна голова состава. Темучинин следует за экскурсоводом, в лицо бросаются новые пейзажи, на фоне которых совершаются сделки по купле-продаже носков нейлоновых, бюстгальтеров женских, напитков холодных, ручек шариковых, кому-то становится плохо, кидается навстречу какой-то весь в серьгах, и обдает парфюмом какая-то вся шлифованная, качается пьяный оратор, поднимая скромника-приятеля на смех перед всем вагоном, тут дорогу преграждает труп, бежим, бежим, зовет экскурсовод, а за окном курочатся деревья в снежном вихре, еще один пьянчуга, еще бомжара на скамейке, какой-то гражданин внезапно исторгает пламя, препакостно испачкавши пальто, бесхозная рука скользит в карман, внимательный прищур сулит сеанс гипноза, вперед, вперед, и вот верховный, головной вагон. Но где экскурсовод? Ах, вот он. Берет гармонь, и, тиская мехи, бессовестным сопрано наступает. Подайте! - перекрикивает гул. Но машинист сильней: Спасите, двери закрываются! Уважаемые, подайте! Христа пассажиры спасите! Могу показать безбилетные раны! Умираю от административой ответственности! Сама я конечная, просим освободить вагоны!...
Темучин высаживается из поезда и шкандыбает по мокрой платформе к подземному переходу, откуда вперемежку с торговым гулом и несутся простуженные баритоны, треснувшие в вечернем морозце. Руки в карманы. Чу, крошки. Обобрали.