Максім Мельнікаў
Два романа
Ренессанс (роман в двух частях)
Часть первая. Профессор
Профессор всматривался в вечернее окно, пытаясь высмотреть в нём что-то, кроме своего отражения. Под уличным фонарём с белым нездешним, но одновременно таким привычным и знакомым светом, дворник в шапке с одним ухом скрёб и долбил грязный осенний лёд. Профессор, не отрывая взгляда от чёрного металла окна, достал из переднего кармана потёртого пиджака видавшую виды расчёску, расправил и пригладил непослушные вихры вокруг круглой большой лысины, ещё раз оглядел себя в отражении и повернулся к аудитории.
- Ну, друзья, - потёр он руки, - давайте представим внутренний мир молодого человека, студента медицины… он неплохо учится, на хорошем счету у руководства и куратора… и вот он решил избрать своей специализацией проктологию.
Профессор явно был доволен своей задумкой.
- А? Что происходит у него в голове? О чём мечтает в минуты уединения? К чему стремится? Расскажите мне об этом парне! Мысли и идеалы! Сны! Нарисуйте мне его портрет!
Он воздел руки к потолку, выложенному мягкой плиткой с кривыми дырочками для вентиляции. В аудитории стало тихо. Профессор сделал страшные глаза, захохотал и выкрикнул: «Добро пожаловать в клинику боли, мои маленькие филологи!».
Затем затих, обмяк, усталым шагом прошёл к своему месту и стал что-то торопливо писать в беспорядочно разбросанных по столу листах, перескакивая с одного на другое.
Часть вторая. Лена из Ветрино.
Однажды на лекции
по теме
эпоха возрождения
на одном гуманитарном факультете
один профессор
с непослушными вихрами
вокруг большой
блестящей лысины
предложил первокурсникам
представить себе
внутренний мир
и внутреннюю жизнь молодого человека
тоже студента
но только медицины
что выбрал специализацией своей
колопроктологию.
(Случай в поликлинике
Спасибо доктор,
говорят мама
шестилетнего Пети
и папа
пятилетнего Коли.
Солнечные кляксы
гоняют рыб
в шаре аквариума,
скачут по фанерным этажеркам
и резиновым бегемотикам.
Добрые руки доктора
сверкают
золотым браслетом часов.
Медицина
блудное дитя Гиппократа
лукаво улыбается нам
портретом
Йозефа Менгеле.)
Да!
воскликнул этот безумец
играющий на грани приличия
и правил хорошего тона
рискующий заработать донос в деканат
Хочу его портрет!
блестели его зловещие глаза
и от напряжения запотевали очки
из носа шёл дым
разве?
воздевал он руки к небу
разве вот так добровольно
сам
по собственной воле
без принуждения
и наказаний
нормальный человек
пойдёт работать
в тюрьму?!
Охранником?!
(было совсем тихо)
Ведь в конце дня
бесновался он
и крутился на кафедре
юлой
ведь в конце дня
человеку надо возвращаться
к жене и детям
ужинать
и делать уроки
строил
этот чёрт лохматый
страшные глаза.
Леночка из Ветрино
в красной кофточке
расплакалась от страха
ей казалось
что эпоха возрождения
это раб
сбрасывающий путы и давид
с голиафом
и жить без мамы
в общежитии
было ещё боязно и непривычно.
К О Н Е Ц
Читать – это полезно! (роман в двух томах)
Том Первый.
Работник купил сумку. Кожаную, на ремне. Дорогую. Домашний питомец – не сумка. Сослуживцы обратили внимание. Событие в жизни всё-таки. Шутка ли сказать, купил человек сумку! Жизнь засверкала изумрудными гранями. Это вам не на бар-мицву сходить и 250 шекелей за это выложить. Типа, штраф, ха-ха-ха… Тут – духовность, близость к начальству, декларация намерений. Не каждый встречный-поперечный с такими дорогими сумками ходит. Стоят, значит, на все лады обсуждают. Да, да, вот смотри тут – кармашек, а тут вот – отделение, а это ремешок. Делают лица, сумка им всем определённо нравится. Хозяин сумки явно доволен своей расторопной и впечатляющей покупкой, собеседники практически прикоснулись к высокому. Обсудили, потом пару долгих секунд помолчали, как вдруг обладатель обновы, вспомнил об одном важном отделении сумки, о котором забыл рассказать. Смотри, говорит, а вот в этот наружный карманчик я кладу книгу и читаю по дороге на работу в автобусе.
Тут надо заметить, товарищи, что обладатель книги… или сумки… что уже совсем неважно – приезжий из солнечного и плодородного Баку, где чтение Чингиза Абдуллаева есть сакральная семейная обязанность. Ибо нет в этой Land Of Fire человека, которому этот мастеровитый автор не приходился бы родственником или хотя бы знакомым двоюродной сестры, с которым она встречалась на свадьбе у Тофика. Загадочный и волнующий мир шпионов, оперов, сыщиков, следователей, чёрных тонированных БМВ. Как увлечёшься, как погрузишься, так и остановку свою пропустишь и на работу опоздаешь с такими-то страстями.
Приятели вновь оживились, стали трогать, головами крутить. Социальная реклама в банках, по телевизору, в передачах про «все вокруг жулики» агитировала за чтение, за книги, будила непонятные эмоции, вызывала желание потреблять меньше калорий, бросить курить и начать новую жизнь. Упоминание о книгах открывало новые миры и расширяло горизонты. Что-то бурлило и клокотало внутри, обладатель сумки с наружным карманчиком для книги казался пришельцем из высоких сфер. Люди качали головами и прищёлкивали языками. В конце концов, кто-то нашёлся. ספר זה טוב, сказал он, לקרוא זה בריא.
Том Второй.
Никакого пророка Моисея не было. Никого никуда он не водил и никто там не умирал. Какие-то семь египетских казней, отпусти народ мой, море расступилось… Ничего подобного. Януш Корчак – вот настоящий еврейский подарок. Перламутровые бусы и янтарная брошь. Национальное самосознание, дети-сироты, Треблинка, цитаты, писания и очки. Моисей молчал, из него ничего не выписать и на стенку не приклеить. А Корчак создавал афоризмы, любил детей и пошёл за ними на смерть. История, которую следовало бы выдумать. Духовная ценность, прозрачный лёгкий взгляд и вечный глобальный оптимизм. Готовые хрестоматии, доклады и пособия министерства образования. Людоеды улыбаются.
מה נשמה?
מה קורנ?
מה עניינים?
מה שלומך?
И разошлись. Поговорили. Нет времени, ответов никто не ждёт. Они никому не нужны потому что. Они уже давно есть. Их придумали крематории Треблинки, их придумал Януш Корчак. В этом месте надо погрустить, здесь остановиться, прикоснуться и припасть. Всё уже придумано до нас.
מה הבאתם לאכול?
Самым главным действующим лицом в школе стал аппарат для приготовления кофе. Стены с наклеенными на них цитатами – главный антураж и декорации. Всё на них можно найти. Сгоревший в Треблинке, по чистому совпадению, писал обо всём и завещал всё. Был ли он евреем, не был ли он евреем – это вопрос, это круглый стол и мнения. Ежели не был – тогда герой и мученик, ежели был… тогда, ну что с него взять, всё равно туда попал бы…
"אין לתת לילד מורה האוהב את הספר ואינו אוהב את האדם"
И ничто теперь не отвлекает от постоянной борьбы за повышение заработной платы. Потому что главное – любить людей, а не пыльные страницы скучных книжек. А пыль – это антисанитария. Лучше – бегом от инфаркта и трава на обед, а то страдания убиенной рыбы передадутся вам вместе с её мясом.