Ян Кунтур
В домике под грецким орехом…
[Письмо к Джеймсу Ватту]
Хотел этого или нет, но вместе со всеми своими чулками, кюлотами, сюртуком, жилетом,
шейным платком, тростью и напудренным «крылом голубки» ты навсегда прописан
в этом знойном городе по адресу Восточный вокзал*.
Этот приз заслужен большей частью твоей жизни. И пусть для тебя самого тот труд был только
страстью, ажиотажем, увлечением, головоломкой; он вел от линеек и угольников юности —
через паровую машину молодости — к подсчетам и пересчетам зрелости, давая неблагодарному
социуму тотальную материальную пользу и выгоды.
Но мог ли ты ожидать, что твой каменный шотландский взгляд когда-нибудь будет пристально
наблюдать не движение поршня в цилиндре, а снующие внизу у ажурного триумфального входа
броуновские фигурки мадьяр, цыган, славян, румын, турок с их пестрыми сумками, чемоданами,
баулами, тюками, авоськами, тележками, превращаемые высотой в забавный живой цветник?
Мог ли ты ожидать, что твою каменную шотландскую спину когда-нибудь будет периодически
(одновременно со всеми нишами и карнизами, капителями и пилястрами этого неоклассического
дворца НТР) колотить мелкая дрожь от прибытия-отбытия очередного, до краев переполненного
охами прощаний и ахами встреч, свежими надеждами и прошлыми тревогами, интересами и апатиями,
любовями и ненавистями экспресса, мощность которого исчисляется в тысячах твоих имен?
То есть это отчасти благодаря и тебе, играющему теперь роль почетной памятной декорации (вроде бы
и выдающейся, но одновременно сливающейся с прочими деталями декора в один орден на лацкане города)
над радикально-фиолетовыми, словно искрящими от электрического напряжения под жгучим солнцем,
газонными дикобразами лаванды...
Вздрагиваешь ли ты, когда из общего гула площади вдруг, как капли воспоминаний,
просачиваются-навертываются родные звуки, или твои гениальные каменные шотландские мозги,
чей часовой механизм застыл на отметке ХVIII столетия, совсем уже забыли ту клетчато-полосатую
речь детства?
Как же повезло тебе, брат: полностью оставшись в своём, ты стал и частью множества других миров.
Мне же, при подобной сосредоточенности, нет места ни в одном из них, так как мой труд
не несет той тотальной материальной пользы и выгоды. Ведь моими линейками и угольниками
можно измерить разве что расстояние от кончика носа до встающего на дыбы волоска на коже.
Но кому это нужно...
----------------------
*Статуя Джеймса Ватта на фасаде Восточного железнодорожного вокзала (Keleti palyaudvar) в Будапеште
::::
Сдобные и пышные
как аппетитные булочки-жемле
и как приятное воспоминание
цветущие кусты
за решеткой Сименса
Солнечный зайчик
от айфона
на щеке
покрасневшей
девушки
::::
Темная подсыхающая влага
вокруг маленьких
сдернутых ночной бурей
с привычных мест
листьев
которым еще расти бы и расти
Невозможность встречи -
как невозможность дыхания вернуться к себе
как невозможность остаться самим собой
среди перетягивающих друг у друга плед успеха
циклонов
Неожиданная невозможность встречи
как взрыв дирижабля пересекшего Атлантику
прямо над причалом
на глазах у встречающей публики
...Разбухшая от дождевого пресыщения
вялая булка
на гранитном бордюре
и ни одного василька -
ни в глазах ни в небе...
...Очень знакомый островатый запах
прямо посреди улицы
из-за старинной ограды
одичавшего трансильванского садика
с рыжеющими столетними елями
Напоминание о мокрой тайге
Туда и обратно
туда и напрасно
по своим тускнеющим отражениям
::::
Два целановских
ослепленных полднем мака
у самой кладки руин древнеримского амфитеатра
давно забывшей
для чего ее сложили
И лишь два этих
ярко-красных близоруких пятна
ярко-алых как артериальная кровь
смутно поднимают
со дна ее застоявшейся зацветшей воды
ил воспоминаний
о блеске самоуверенной стали
режущем на куски и воздух остекленевший от ужаса
и то что он собой пытается прикрыть
муть воспоминаний
о скрежете и волчьем вое атаки
о всхлипах пощады
стираемых ревом жаждущей острых ощущений толпы
словно тонкий карандашный рисунок -
пролитыми чернилами
растекающимися по патине арены
двумя ярко-алыми пятнами
двумя ослепленными полднем маками
И над ними -
кондитерский тонкий запах белой акации
========
(Будапешт. Большой амфитеатр военного лагеря Аквинкума)
::::
Хотелось бы мне сейчас
оказаться на заброшенном в ураган
жюль-верновском аэростате
в компании
умных честных верных
и дружественных рук
Чтобы потом
вольно трудиться
не разлучаясь с улыбкой и не боясь усталости
только от души
не по принуждению
не для кусков кованного металла
или их бумажных эквивалентов
а для самой жизни
за саму жизнь
и за спокойный
счастливый
вздох смерти
[Дайна]
И. Г.
Синие коровы
лижут белыми языками
желтые и красные цветки прибоя
и уходят в дюны
Значит пришла пора
Значит песок родит ветер
который принесет пернатое рукопожатие
к твоему озеру
из жидкого олова
Рукопожатие которое прячет
огонек первобытного трения
и тонкую струйку дыма
вытесняющую из глаз морскую соль
Пусть эта белоснежная соль
не ослепляет тебя
и не разъедает солнечные ожоги
твоей души
Но ложится акцентными разводами
песни почти исчезнувшего народа
на желтый свитер ожидания счастья
связанный из сосновых цветков прибоя
[Реминисценции]
Помню
я уезжал тогда
так же как Анна Иоанновна из Митавы
со смешанными чувствами
Одновременно
заслужено незаслуженной награды
и тревоги желтого листа потерять то ничто что еще есть
и кануть в осеннюю грязь
Ей было проще
она возвращалась туда откуда вылупилась
в свою растрескавшуюся страусиную скорлупу
Я же - из одной минус-пустоты - в другую пустоту
Возможно ли определить какая из пустот лучше?
Ни то ни другое не подтвердилось
Только одна тревога сменилась
другими неожиданными треволнениями
которые даже уже не предполагались
в себе
Зато новая пустота проявила
приятные и незнакомые детали:
золотые слитки вечерней дунайской казны
парчовое узорочье палисадных подолов
придворные парики цветущих акаций
и еще большее убеждение
что пустота на самом деле -
бесконечная переполненность
причем до того "пере-" что уже и не воспринимаемая мозгом
так же как белый цвет -
это все существующие цвета спектра
исчезающие в зрачке
в одном дружеском приветствии...
::::
Сегодняшний день -
это худой долговязый цыган
с клювом турула
шумно торгующий
прямо посреди пятого автобуса
зелёной паприкой
и бесцеремонно прерывающий
скучное спаривание
приличных книжек и приличных взглядов
пассажиров
прямо посереди строки
Весь заоконный мир
всё больше и больше
становится похожим на ту
зеленую паприку
но уже не по цыганской вине
Зелёная паприка весны
нашинкована солнцем и ветром
в салат надежды
::::
...Семь десятков лет
продолжается марш-бросок
между засевшей под коленом пулей
и салютом кёнигсбергских руин
Семь десятков лет штрафного батальона
смываемого только кровью
Когда заговаривали об этом во время застолий
смолкал и только тихо плакал
в сторонке
его глазами
теперь ставшими моими
уже почти тридцать лет плачу
после смерти
...А девичья русая тринадцатилетняя
задремавшая коса
всё наматывается и наматывается
на ось токарного станка
уже семь десятков лет
и никто больше этого не видит и не спохватится
только безумно уставший
ящик из-под снарядов
подставленный для увеличения роста
Но станок обязательно должен быть выключен
вовремя
иначе меня уже не будет
Семь десятков лет снов
о том что никогда не видел
но никогда уже не забуду
::::
День неловко топчется у порога
смешной до грустного
или грустный до смешного
похожий чем-то на беднягу Робина Уильямса
в своем последнем костюме
черных футболке и джинсах
с зажатой в кулаке пачкой антидепрессантов
и с ремешком на шее
Я любил
этого трагически-трогательного стендап-комика
с его ненавязчивой естественной эксцентрикой
с его мягкой
растворяющейся в печали улыбкой добряка-неудачника
к уголкам которой подвешена
тяжесть сопереживания
Задыхаясь
сажусь рядом с ним
снова и снова
на пол страха перед будущим
мимо стула уверенности в себе
покорно прощаясь с восковой жизнью
так же как музейные фигуры
расстаются с оживляющей их ночной темнотой
под парализующим солнечным светом
в месте куда могут привести мечты
Куда же ты?
::::
Сколько же еще масок
должен напялить на себя
Хозяин Места
чтобы просто
свободно улыбаться
каждому приходящему по этому тротуару
способному различить
только свою маску
Так что пока он
только без умолку
кличетъ връху древа
да
кличетъ връху древа
да
кличетъ връху древа
да
кличетъ връху древа
вернее
с верхушки куста
расцветающей жимолости
но никто
его не слышит
::::
Хотел бы я быть
тихим садовником
Рыхлить землю под стволами
и слушать как ползут внутри неё
черви умудренные перегноем
Поливать её расплавленным светом
и слушать как он взбирается все выше
по оркестровым черешневым струнам
как ртуть в термометре
Подстригать кусты
и слушать как набухают и лопаются бутоны
как открываются сердца
навстречу желанию
Собирать пестрый урожай
и слушать как пыхтит
затаившись в траве осторожности
ёж моей колючей души
ожидая когда я отойду в сторонку
*
Хотел бы я быть
тихим и невидимым садовником
из крохотного домика под грецким орехом
быть составной частью и одним целым
с этим укромным и бесконечным садом
звучать с ним одним аккордом
дышать с ним одним вздохом
наполняющими кроны значением
Покрываться с ног до головы
свежей листвой и долгожданными плодами
А когда закончено ежедневное служение
садиться в торжественном молчании
в плетеное кресло вечера
и выводить задумчивым резцом
завитушки и финтифлюшки
на мертвой древесине
давая ей вторую жизнь
Хотел бы я быть
::
\2015 г., Венгрия\