Дмитрий Дедюлин
С МИРУ ПО НИТКЕ
* * *
сам я Даниил Хармс
писать меня учил Дмитрий Быков
а так я овощевод колхозный
сижу и наливаю в баночку
шампанское эпохи рококо
а мой пастух унесший молоко
копает эти древние могилы
я поднимаю ангела на вилы
а он легко сигает в эту тень
«где сиги ваши?» – грозно набекрень
фуражку сдвинувши
безмолвно вопрошает
моя любовь меня во тьме рожает
а я иду туда где Божий день
безумие людское воплощает
* * *
и кто-то камень положил в его протянутую руку
а кто-то положил на камень
а кто-то просто без кого-то
Минерву трогает руками
так все живут в смешном июне
пыль поднебесную глотая
и только я как тёмный юный
бреду во тьме совсем из Рая
совсем из Ада, из Ван Гога
из Господа, из тёмной точки
в которой рог Единорога
растёт как сон из пьяной почки
СОНЕТ 787
родившись здесь я начинаю песнь
в огромном зале средь густых оваций
мне кажется мне нужно одеваться
в моих штанах бумажек жухлых пресс
набрал в ближайшем парке аква виту
и желудей – бегу к себе домой
и мой влюблённый шепчет: «Боже мой»
сойдясь во мне среди тяжёлых литер
с печальным хохотом весёлых лебедей
они летят над плесенью отрады
спартаковцев прохладные отряды
резвятся в этой золотой воде
как фавны среди скованных людей
к ним руки тянут чорные наяды
ПОЧТАЛЬОН
не умирай – напишешь лучше
напишешь лучше – не пиши
а может быть пустые тучи
несут амброзию души?
несут кентавра – ты ли в теле
искал надуманный закон?
но ты надумал: мир не целен
ведь мир лишь только почтальон
что нас несёт – опустит в скрыньку
и канем в щель простым письмом
и только Смерть на чёрном рынке
которую как сон возьмём
в свои пенаты – Смерть достанет
послание и вот прочтёт
и только павший пеплом станет
смеясь на землю упадёт
* * *
«излечу поцелуем від лупы
поцелую в залупу» –
так говорил мне ветер
с усердием истинного магометанина
а я кланялся ему
устилая полами халата
суеверные поверхности белых святынь
ОХАБЕНЬ
нельзя привыкнуть только к смерти
нельзя привыкнуть ни к чему
вы нарисуйте на конверте
ориентальную тюрьму
Восток базар и нищий в теле
что заперт в камерной тюрьме
на плечи жаворонки сели
а сам в неправильном уме
не смотрит на свои пожары
не смотрит на святую высь
не смотрит на пьян вечер алый
а смотрит там куда нашлись
какие-то слова и греки
печальных снов пустая связь
и только звон в зелёном небе
колеблет медную ферязь
* * *
вы видели эту соплю?
такая только у меня и Майкла Джексона
так что бес соплей одобрил бы тебя
«бес соплей» – я сказал
и ты уходишь в тёмный сумрак
пошатываясь и дрожа
замирая от плача
манекен любви
выстиранный как платье бедной невесты
* * *
здравствуйте, мой муж работает мудаком
когда он шерстит свою шерсть
он падает носом прямо в ристалище победы
он таранит своими глазами покорённые углы
он лютует сидя на эстраде
и избивая палочками барабанную тарелку
цветок лютик загнувшийся от моих ядовитых газов
и подсчитывающий свои барыши прямо в горшке с геранью
ЗИМА
в норковой шубе и с «дипломатом»
был я чудесным печальным солдатом
честь отдавал и ходил в этот сон
где кумачовые алые флаги
тело полощут своё на бумаге
и прозябает бедняга гарсон
рифма чужая, жизнь тоже чужая
сам я чужой и дойду до конца
а в том конце пустота ножевая
сотни красавиц не сводят лица
с фаллоса черни – священной игрушки
чёрные скатерти бродят во тьме
с официантами – тени подушек
томно зевают летая в зиме
* * *
пенетрация граций – это тоже искусство
мы жуём на морозе простой бутерброд
и мы вводим письмо в это тёмное русло
безусловно вперёд
а потом отступаем, набеги, побеги
что растут не страшась даже в чёрном дерьме
моя милая, ты – словно роза из Негев
что растёт под камнями в тяжёлой сурьме
и малиновой охре, победная песня
это бык попирает лежащий навоз
Суламифь окаянная, а вокруг неизвестность
и растёт в ней печальная роза из роз
* * *
личность диктатора Левитана осталась непонятной
диктатор управлял массами грачей
летающих над первой осенью
и опускающихся к зиме
чтобы напиться чёрной влаги
выдавленной из озябшей земли
* * *
девчата,
копируем историю чата
купируем свои прелести
корпим как зайчата
над грудой морковок
если что, я нем
только белый провод
несёт это крем
крем для корпии
для бинтов, для ваты
вот эти служивые
выбились из сил
полюбили радость
все они – солдаты
только я им чоботы
для любви носил
ПРАКСИТЕЛЬНАЯ ОДА
сверкают лица словно пятки
ребята юные сидят
они играют с другом в прятки
а друг их ловит словно гад
а друг их ловит словно шершень
а друг их ловит словно гид
вот в голове вино запершит
сквозь белый облак убежит
струя Фалерна иль Катулла
хвалебная как сон струя
и только Боги из-под стула
ползут как чёрная змея
ШИФР
довольно пасмурно и холодно
и неба тёмная слеза
сверкает как зелёный Воланда
смотрите Воланду в глаза
там стужа мрак и тени прячутся
там тёмная седая муть
и только Век как каракатица
ползёт – вы можете вздохнуть
там впереди туманы лютые
бомбардировки небеса
что стонут с каждою минутою
налёта – Рейха полюса
вращаются а Коба цинковый
стоит перед растеньем стрел
товарищ Жуков на простынке
нарисовал что не успел
в снегу и мёртвые и страшные
распятые на том огне
и кажется что кровью крашеной
шифр расставанья на стене
ФУЭТЕ
у меня в душе маньяк
я глушу один коньяк
кто-то может, кто-то так
вместо снов растёт бардак
в том борделе песнь да зной
и не знаю я иной
девы что срывает мак
я целую этот флаг
флаг распятий сквозь напев
к нам полощется как лев
рыщет ночью, ищет ключ
что растёт в горах колюч
а потом в нём плещет кровь
кровь разорванных коров
новь непознанных причин
я ищу твои ключи
ЧУКОТСКОЕ РОМАНСЕРО
зачем блудили с коркодилами,
мои шальные удила?
а ты меня поддела вилами
а после в комнате ушла
к дивану – с ним проводишь праздники
а я в шкафу живу порой
с тобой мы, милая, проказники
и увлекаемся игрой
а ты меня любила во поле
как бузину, как тёмный сад
но тихо ангелы протопали
и я иду к тебе назад
чтобы закрыть тебя в пожарище
твоих лесов и ясных глаз
мы будем милыми товарищами
но кто любовь тебе отдаст?
ДАНЦИГ
есть предел у всего, даже если ты выпил грамм сто
даже если сверкают во тьме этой мятной созвездья
и вершится во тьме золотой волшебство
копошится душа среди страшных и мраморных лезвий
даже если литания в небе скупом прозвучит
даже если плывут там хоралы, поют Сефироты
всё равно ты найдёшь свой сухой и распатланный трут
и огниво найдёшь у подножия тусклой гарроты
но не верь бубенцам: изгиляются плещут и лгут
и летит под валдайской луной таратайка
только тёмные тени куда-то плывут и ревут
пусть сожмёт бубенцы простоватая медная тайка
там в Бангкоке дают покурить смесь из трав
от которой кружится рассудок в прельстительном танце
и уходит во тьму твой скрипящий тяжёлый корабль
покидая загруженный каменный Данциг
ДАГОМЕЯ
со сберкнижкой провожу я вечер
изучаю чёрный депозит
а душа как тёмное колечко
дыма сигаретного летит
покури, прохожий, беломору
посмотри на белые часы
а потом скажи как Чёрный Ворон
про песок что льётся на весы
тот песок серебряный – он странный
он как будто сделан из муки
посыпают им сплошные раны
а потом потом из чепухи
лепят попугаев и пигмеев
лепят баобабы и опят
шум утих и блещет Дагомея
на твоих задумчивых путях
КАТРЕН
пиздец пиздец ты нам отец
и мать с тяжёлой повиликой
я потерял тут четверть лика
которую смотрел скопец
когда он щёлкал эти грец-
кие орехи словно Мика
она была как чорный тлен
о Мика Мика ты не джаггер
во тьме задумчивые маги
что поменяли жизнь на баги
рисуют мраморный катрен
СРОК
какой-то срок
мне сходит с рук
Дедюлин – Бог
Дедюлин – Буг
течёт железная Двина
не означая ни черта
и почему всегда она
и почему она
и вот под этой пустотой
во тьме где бродит мавр
брожу я кровью молодой
среди прекрасных трав
но нет ни твёрдого рожна
где сани на пути?
как санный путь блестит слюна
и ты меня прости