Николай Мех
Трамваи
Трамвайные рельсы простерлись по южному лону. Трактор громыхает по старому асфальту. Тускнеет колея, безголовые фонари макнули шеи в закатный студень. Студенческий продлил? Продлил, сувай его сюда, а если не хочешь, проползай зайцем. Трамвай рычитигрит сзади, в чистой дали, пляжный ветер сдувает пену; вижу со склона, как катится рублем солнце в расселину домов, расселены жена и муж, меж них завод, монеткой провалилось солнышко, жми, спальный район, вари кофе, котел, гони сдачу, козел! Куда полез! Студенты...
Бегу от них. Рельсов блеск. Молот и жестокосерп. Впереди окна, на занавесках мельтешат семейные тени - чу! - дробит трамвай за спиной, отступаю, даю дорогу. Вслед выхожу на полотно и гляжу, как удаляется застекленная железяка со всеми своими пассажирами. Нанизанный на рельсики, ползет по пустоши такой дефибриллятор; дрожит земля, хлопает канализации зерцалами и успокаивается. Рельсы какое-то время гудят, потом коченеют. Укроюсь в метро.
Рассветет, будет тепло, выйду на остановку вместе с районной толпой. Провода перекрестят пассажиропоток, короткие юбки внедрятся жучками в толкотню брючных задов. Здесь, чтобы не возиться и дальше с будущим временем, мы напиваемся художественного отвара и спим до утра, и вот уже остановка, вот толпа прет - пожалуйста, вот знакомые юбки. Не могу стоять на месте, переминаюсь с ноги на ногу. Куда руки девать, не знаю, поставлю крестом, сплету за спиной, водружу на грудь булочкой-плетенкой, осыплю волосяной пылью. "Эх ты, металлист!" - крякнет пенс. "Эй, пенсионер, засни", - резко отвечу. Через лепиво утра пробулькивется трамвай. Пар идет. Пора. Антиперспирант. Антидепрессант. Перси персонала. Простоперестаньте. Хватаю воздух под прессом чужой простоты и простуды. Пирсинг, гороскоп, стоп, стоп, стоп. Перелистнуть бы... Не успел застеклить видами улиц мой законный кусочек транспортной свободы, как уже нужно выкатываться. Вы выходите? Еще бы! А то!
Береста на пальцах, голова в розыске. Город сполз с простыни, растет себе полынь в Бостоне. Раздень меня, краса, плоского, распусти мои локоны, ловкая половчанка, переспим, а потом идем с тобой гулять меж домов-глыбин, слушать соловьев половиц и цикад поцелуев!
Окурки, оговорки. Открытки, обрыдки слез, опивки горя какого-то у меня утром на столе. Вышел, значит, на кухню, ничего не понимаю. А ты спишь у меня в комнате - значит, все верно. Открываю форточку, раздираю окно, лакаю рассвет. Небосклон за ночь извалялся по америкам в мелких облачках. Кто спасет Бога от удушья?