Дмитрий Сопыряев
Васе Бородину
Посвящается Васе Бородину
Девушка с синими волосами и с яркой красной помадой на губах читает саму себя.
Читает саму себя, а потом говорит: «Запись идёт? Можно читать?»
«Ты уже в эфире», — отвечают ей откуда-то из неизвестности.
И вот она читает свои стихи.
«Как мне выдержать эти слова, все ломкие и изношенные. Так очевидно их стремление…»
И так далее, чтение продолжается минуту двадцать восемь секунд. А потом следует вопрос:
«Ещё читать?»
«Всё», — отвечают ей откуда-то из неизвестности.
Какие-то боковые линии преследуют меня. Я расскажу, как сходил в булочную и что увидел по дороге. Я расскажу о том, как можно молчать: поверхностно и глубоко.
В любом случае у черепах стихи намного глубже и интереснее, чем у людей.
Выдерживание слов как нечто сопротивляющееся языку, который создаёт пространства — ломкие и изношенные. А потом что-то ещё было про возникновение чёрных дыр и что в них можно увидеть. Чтобы понять это, нужно провалиться в эти самые чёрные дыры, потом завести там дневник и делать заметки хотя бы раз в день, но лучше три раза в день.
Послание из чёрной дыры:
Бате мозг прооперировали.
Сейчас весь рассказ перешлю, там смешно и не длинно.
Это чудо: я думал, имея в виду наследственность, что папа сойдёт с ума навсегда, а он вон котлеты жарит. У меня температура держится, я там на полу ночевал. В первый больничный день пошёл в аптеку при больнице, выпил водки от ужаса, упал на улице, а потом очнулся утром в токсилогии, весь в капельницах и с трубкой из письки, связанный. Но я всё-таки фолк-мьюзишен, я быстро сложил руку нужной лодочкой, вытащил её из первой вязки и развязал остальные, отпустили к отцу, уже прооперированному. Три дня он галлюционировал; я был уверен, что он сошёл с ума навсегда, как бабушка. И уже я его ночами держал на вязках. От второй операции отказались; поехали домой на перевозке, нас Надя Захарова сопровождала, потому что я уже говорить толком не мог и спину сорвал. И у меня ненаучная версия, что нас обоих спас её добрый покой рядом с нами.