Ксения Щербино
Новая манга
* * *
при постановке летных пчел такая странная тревога
как будто бьется черный мяч и отбивает в сердце бога
и шраму шрам в метро мертвея целует губы или шею
отгероиненных скрипачек ньюйорк-ньюйорк где рек к руке
и влек к реке сиречь гудзону ебал любезно налегке
и астрофизикой острея пьянел от воздуха в виске
и чувствовал в груди промзону пилот пустея к горизонту
и рвался на британский флаг
коробками заставив память забыться про какой бардак
и самого себя поправить - не то не так
твердея от прикосновенья ньюйорк-ньюйорк непротрезвев
рот растворившей акварелью и гравитацией прозрев
и расходясь случайным всплеском как лещ танцующий на леске
по-детски видя друга в тезке
занежневев неловким жестом шептать дуракдуракдурак
но самолет сигает в воду тюлень воспомнивший породу
и я безумец большеротый и страх держу на поводке
заснув в строке односторонней как соглядатай посторонний
с крючком в щеке
новая манга
эдгар По вышел из здания
его поджидают синигами
с большими ногами
большими шагами
маленькими губами
у синигами работа
провожать мертвых в мир мертвых
но эдгар не хочет
ему хочется еще подумать
он призывает пауков и деревья
те сражаются
широко расставляя пальцы
синигами хохочут
они человекоподобны не более чем китайцы -
другими словами, знают свою задачу
а потому размахивают мечами
деревьям больно деревья плачут
пауки вообще рассыпаются
эдгар по призывает дэвида боуи
в костюме джаррета гоблина
это соперник покруче
синигами призывают банкай
это меч покруче
в мире в котором нет христианского бога
все не вращается вокруг того, мало тебя или много
а стоит на том, насколько твоя рейацу
потому синигами сражаются с боссом-боуи
многие ранены. мостовая залита кровью
но они не боятся
а эдгар думает: слава романтикам
верящим в принципы
припадочным и преданным
преданным и предаваемым
эдгар думает: слава умершим
с их душевной эрекцией
с их мощной рейацу
эдгар думает: слава тем кому сегодня за семьдесят
и тем которым сегодня тринадцать
и думает о виргинии
Новая манга 2
синигами и эльфы наметили первый бой
на следующий вторник
когда зацветут пионы
которые срежет дворник
когда мы наконец досмотрим первый сезон
сериала под названием Being Human
когда эйдон наконец вернется домой
матрешки - человекообразные трансформеры
подчиненные эльфами
переподчиненные синигами
будут сражаться на красной площади
и это уже будут какие-то другие
социологические данные
по крайней мере они будут иначе оформлены
обе стороны мертвые так что это показательное выступление
а не бой о котором потом напишут
нарвалы поднимутся по москве-реке задрав свои клювы повыше
(не клювы но я не помню нужного слова)
мы будем готовы
к чему-то что сделает нас прозрачней и выше
а еще я спрошу которая из сторон любит тюленей
потому что тюлени - хранители душ павших
а мне хочется верить
что нас не занимавшихся сексом не жравших не спавших
колючих и неуклюжих живьем заберут куда-то
где всегда прохладно и словно дышишь сквозь вату
как будто мы тоже сражались и тоже погибли за славу
и тоже красивы и нас уважают матрешки
и мы стреляем из лука и взмахиваем катаной
как будто мы тоже
самое главное я еще внутренне не решила за кого я
и те и другие единицы другого мира
и те и другие обещают другую жизнь и другое тело
и у меня появляются перспективы
и знаешь, ты можешь иметь в виду -
и те и другие физически привлекательны и герои
так что черт могу ли я быть правильной и справедливой
а еще мне все надоело
и эти полметра зеленых пионовых мячиков
полметра розового проглядывающего сквозь зеленый
как зеленая каша в которой варенье прячется
все что есть в моей жизни хоть сколько-то значимого
все что есть в моей жизни нужного и хорошего
все чему есть до меня какое-то дело
White Horse
я сжимаю в кармане воображаемый шарик
думаю, я пьянее или моложе - напротив кто-то
громко радуется спортивной победе
девочки погруженные в шоппинг-и-ланчинг
торжественно размокают в неровном свете
окрашиваются в сизый бабочки их пакетов
окрашиваются в розовый их вертлявые упаковки
летние мальчики одетые в униформу
молодости и эпохи натягивают веревки
цветущих вишен и девочек ждущих случки
заставляют их наклоняться и наклоняться
кажется, напротив в выверенном и точном стуле
силуэт над стаканом с виски (я пью сидр конечно)
вокруг лошадиные телеса головы с карусели
я сжимаю в кармане стеклянный шарик
давно разбитый, его лохмотья
щекочут пальцы - внутри лошадка
подарок на рождество разбитый прежде доставки
с которым я не осмеливаюсь расстаться:
у смерти не будет власти не будет власти
у смерти вообще ничего не будет
кроме белой кобылы со стоптанными боками
на которой танцуют гоблины в синих латах
над блюдом с кашей из снеговичьего мозга
мальчики целлофановые спортсмены
спорящие о бейсболе за барной стойкой
я сжимаю собственную юность в кармане
разбитый шарик расседланная лошадка
силуэт поэта обретающий плотность однобоко и лицемерно
в кубиках льда в чужом неграненом стакане
на смерть леоноры каррингтон
здесь тает снеговик тает снеговик тает
леонора каррингтон щурится вздрагивает взлетает
снеговик медленно оседает говорит после после
леонора каррингтон кружит вокруг говорит если если
мы боимся смерти молчим трогаем снеговика палкой
нам его жалко но еще больше себя жалко
леонора каррингтон никогда не видела снега
снеговик тает темнеет смежает веки и ноги
говорит пожалуйста говорит больно больно
леонора каррингтон плетет венец из совенков
они когтятся крутятся мнутся не желают сплетаться
температура тела плюс десять памяти плюс двенадцать
мы боимся прячемся приходим или уходим
сохраняем память без сна или цвет без плоти
леонора каррингтон становится длинной длинной
снеговик тает как нянечка в субмарине
руки-ноги-маки собираются у постели
держатся за пуповину говорят или или
девочки-и-жирафы женщины-и-гиены
снеговик тает держится за живот и стену
белые собаки и алые маски играют в прятки
по уолл-стрит бродят черные пятки
из скорлупы вылупляются мальчики и блудницы
леонора каррингтон неуклюже обращается в птицу
снеговик истанчивается до подвенечного платья
думает вот оно вот оно я-и-адронный-коллайдер
лицо распадается на космос и мандаринные дольки
леонора каррингтон каркает только еще не только
* * *
не моги там враги мне мой муж говорил
и заснул с автоматом в руке
и дрожал так дрожал что кровать ходуном
и враги что за дверью и что за окном
убыстряли ритмично шаги
но я спать не могу и дышать не могу
заливаясь удушным стыдом
кто же справится со вездесущим врагом
кто покажет врагу кто докажет врагу
что и мы не напрасно живем
эй вставай моя тень моя хрупкая тень
нам расстаться пора и нельзя
я открою окно я стекло разобью
чтоб взглянуть этой твари в глаза
ты стоишь за спиной обращаешься мной
ты фактически мной уже стал
но мой проклятый муж мой проснувшийся муж
автоматную очередь дал
* * *
не моги там враги мне мой муж говорил
и заснул с автоматом в руке
и дрожал так дрожал что кровать ходуном
и враги что за дверью и что за окном
убыстряли ритмично шаги
но я спать не могу и дышать не могу
заливаясь удушным стыдом
кто же справится со вездесущим врагом
кто покажет врагу кто докажет врагу
что и мы не напрасно живем
эй вставай моя тень моя хрупкая тень
нам расстаться пора и нельзя
я открою окно я стекло разобью
чтоб взглянуть этой твари в глаза
ты стоишь за спиной обращаешься мной
ты фактически мной уже стал
но мой проклятый муж мой проснувшийся муж
автоматную очередь дал
* * *
вчера был день людей -
спешась случайно
и брызгая луной спеша залезть на на
на лестницу с которой лучше видно
живот размазан
а гримсвотн зацвел
как хорошо что мы не полетели
великое искусство спотыкаться
ты спрашиваешь
- как я после до
как самолет с разъятым опереньем
как снятое пальто
- как девочка в которой все не то
и у которой завтра день рожденья
хвостовилятельно! чудесно! торжествуя!
* * *
в июне только бунюэль -
но голова еще в апреле
в том неразрезанно-прекрасном пространстве сонного похмелья
(снижая пафос ебля еблей там где пилоты не летают
и корабли не проплывут)
взрезаемое невзреза и кто не влазит в мясорубку
вслепую вскладчину вполюбку на тридевятом этаже
за зачарованным ключом следят глаза - уже, уже
заневсамдлишнее кино в потустороннем метраже
и дождь цепляется за юбку
ортопедического быта нытье и самобичеванье
мы жилибыли невозможно ньюйоркньюйорк по этажам
и воздух бьющийся под кожей и я как девочка лежам
и что-то плотное в груди разросшееся до почти
пожар и радость узнаванья
эльфийского в сторожевом;
ветхозаветный корнюшон пустопорожний капюшон
весна весна еще чего же
и эльфман злобное дитя сидел спиной и корчил рожи
когда мы заходили в дом
где бруклин сложен из печенья где трехметровые качели
и радио джерома грина как парус александра грина
и тихотихо елееле в заливе движется паром
не сглазь пожалуйста не сглазь такое хрупкое знакомство
с посюсторонним вероломством с потусторонним волшебством
* * *
сиренный насереднячок
большой искуственный сердечник
где твое сердце что очешник
для зренья спящего в стекле
гляди гляди я твой зрачок
четырехлист немузыкален
по хорде внутренней завален
в холодном вторничном поту
в пальто срединном средном свежем
в котором легче ты и реже
в предощущении потери
развоплотись зрачок зрачок
не задохнись захлопнув двери
* * *
Кто выпустил мартышек из мешка
Кто выплеснул мороженое в вазу
Сон прорастает тысячей ветвей
а я сижу без бот без колпака
и забываю вещи прошлой жизни
и забываю лица прошлой жизни
и колупаю самое себя
и развожу и наношу на карты
филадельфийский zagar's magic garden
бутылки сон бутылки зеркала
кем стала кем хотела кем была
и кем о ком пожалуйста не надо
из куклы вынуть куклу вынуть куклу
щенка из поводка стекло из слова
тверзея от касанья бытового
так вскладчину себя и разлагать
то открывая плоть то закрывая -
как бы какой рождественский подарок
который забываешь отослать
* * *
когда назад вперед назад
и непременно взброд
а после в сторону держать
и за руку держать
и искоса не говоря
как будто враг извне
внутри меня насквозь меня
вменя внемне вомне
еще тогда еще до нас
еще когда не мы
интуитивно обошлась
подножки и углы
но кувырком но в облака
распластанно звеня
где подбородок и рука
и что-то неменя
когда из этой темноты
онинемы на свет
по окровавленной земле
что чей хранила след
полузверелюдеживой
влекомый вдоль меня
щекочет - мой и бьется - мой
умне вомне внемня
но вот тяжелое земли
застынет как ядро
ни проглотить ни протолкнуть
и не залечь на дно
в потустворонней тишине
в которой места нет
ни может быть ни как-нибудь
нимне нимне ни мне
доброе утро
ты можешь говорить, выкипать, выречивать, выворачивать
с дырой в груди с утра с ранья с вранья с выравнивания
мужчины поворачиваются к женщинам, целуются
женщины поворачиваются к мужчинам, прощаются
здравствуйте, случайные совызваниватели кроватей
по одной на каждое движение
подвздошное забарматывание
что вы делали, что вы делали?
разговаривали
косточка к косточке
щека к щеке
учились ходить в открытом космосе:
раз-два (три), раз-два (три)
ты можешь говорить? - могу.
здравствуйте!
речь раскатывается по телу
становится тонкой, прозрачной, рвется
тело тянется как начинка
прожевывается, проглатывается, проборматывается,
пульсирует между бедренными воздушиями
речь разговаривает
сама с собой
молчание двигается ритмично и осторожно:
подтрясывает, подтрясывает, подвзвизгивает
что ты делала? - спала.- разговаривала.
здравствуйте!
дыхание знакомится со вздохнуть и выдохнуть,
где-то внутри неожиданно ухает
далеко, глубоко, страшно
руки держатся как любовники
как отдельные
как мужчина и женщина
мужчины поворачиваются к женщинам, знакомятся
женщины поворачиваются к мужчинам, утаивают
ближе к рассвету ночь вырывается гороховой ртутной оторопью
тяжелая, чужая, холодная
позвоночинами выпирает, неудобно подзванивает
что вы делали, что вы делали?
сплетались и расплетались,
сплетались и расплетались как взрослые,
отвечают руки
(есть ли в вас что-нибудь, или только руки?
есть, отвечают. Здравствуйте,
всю ночь разговаривали, помните?)
речь повторяет контуры тела, осязаемая, тяжелая
речь повторяется, речь заговаривается
я или мы, я или мы,
ямы в которые проваливаешься
и выходишь
проваливаешься и выходишь
наконец, делаешь шаг - выговариваешь:
здравствуйте.
мужчины отворачиваются от женщин, прощаются.
женщины поворачиваются, вертятся, вертятся,
чтобы в голове светлело до латанного утра
подлатанной правды,
чтобы просветлело уже, повело, отпустило.
доброе утро.
дан-но-ура (Полине Барсковой)
собирайтесь мертвые
неживые невзрослые неповзрослевшие
голубокожие
обнимайте живых как любящие
крепче как помнящие
любим-помним любим-помним
крепче-от-чаяннее
отчужденней
(1400 беккерелей цезия-137
и вот уже легчающая совсем
как будто плывущая надо всем
где осталось воздуха на полвздоха
всепоглощающее нутро
неоновое добро
изотопный цезарь
оставляет меркий неверный свет
расползается по краям как йод
карточек никому не дает
но поет: сама кого хочешь съем)
мертвые едят ягоды
чернику голубику ежевику смородину
всматриваются внимательнее
запоминают цепче
выхватывают необязательные детали
например, был ли ты вежлив с деревьями
о чем думал на ночь
(мы плывем друг к другу прижавшись лбом
нас свело случайно одним броском
мы синхронно влево вильнем хвостом
за синхронно вправо хвостом виляя
и пойди пойми кто из нас живая
в ком из нас звучит первозданный гон
а которая воспадает в сон
и кого из нас отрядят реветь
по-за той которая неживая)
слушайте всматривайтесь узнавайте
сегодня как-то особенно плотен воздух
и прозрачен
но нестрашно
десять тысяч полегли сразу
лежат невместе но согласно
выпевают косточками кто где
голые расколотые сутрами
и водорослями
десять тысяч пропали без вести
(Собирайтесь улитки лягушки кроты
кто с рожденья слепой и немой
кто с рожденья разявил кровавые рты
я сегодня стою часовой
над голодной водой над одышливым рвом
я впервые стою как живой
кто с рожденья победы не знал и в бою
был едой и бегущим врагом
мы пойдем на их град мы пойдем на их сад
мы пойдем нагишом и ползком)
ханья-мин-кио
ханья-мин-кио
что живому пульс мертвому повесть
в метро никого нет
в море мертвые и пропавшие без вести
охраняют живых от памяти
(теперь, когда все люди вышли вон,
я полечу, куда глаза глядят –
под лестницей есть свет, под ним проход,
ворота в никуда, вернее, мир,
в котором обретают руль и плоть
такие же бумажные как я -
журавлики кораблики кривые
меня сложил случайный человек
он жил чуть меньше чем ему осталось
но я запомнил ящериный профиль
и добрые и страшные глаза)
они мне были больше, чем мужчины
и смотрит искоса, как будто в этом больше
чуть дальше мертвого, чуть мужественней профиль