Борис Херсонский
ВОКЗАЛ
Вокзал
*
Огромный вокзал. Из динамика кто-то врет:
к посадке что-то подано на перрон.
Перед глазами мутится. Судорогой стянут рот.
На четыре стороны! Но никаких сторон
больше нет. Только зал ожиданья, где пьянь да рвань,
где каждый вцепился в свой чемодан или узелок.
Запрокинув лицо, кричишь: «Оставь меня! Перестань!»
Но возглас падает вниз, ударившись о потолок.
*
Из трубы паровоза, что из ноздрей лошадиных — пар.
Лицо кочегара растрескалось от жары.
Станционного колокола удар
слышен до сей поры.
Над вокзалом пестрый воздушный шар.
Ваш билет, будьте добры.
По перрону гуляют дамы. Играет струнный квартет.
По стеклу павильона закат расправил крыло.
Скрипочке Гайдна — Моцарта сносу нет.
Везут. Уже повезло.
Стрекот акрид, хор Аонид и парад планет.
Бог. Мировое зло.
За вагонным окном легкомысленный летний час.
Чайная ложка звенит, колотится о стакан.
Спелый персик лежит на салфетке, сочась.
Наган оттягивает карман.
При разделе каждый получит часть.
Динь-Дон. Лебединый стан.
Революция приближается. Привлекательные черты
нового общества юноше застят взгляд.
Белым цветом усыпанные кусты.
Эдемский — эсдекский сад.
Лепестки в болото из пустоты
бросает маркиз де Сад.
Зевает красавица, откинувшись на диван.
Читает газету, набычившись, господин.
Чайная ложка звенит, колотится о стакан.
Жизнь не щадит седин.
Пролетарий всех стран перечитывает Коран.
Аллах един, но — один.
В первоклассном купе, на вечерней жаркой земле,
ты знаешь слова: террор, трибунал, портрет
царя, приговор, слава — в тюрьме, в петле.
Но это пока секрет.
Все сожжено. Не ищите души в золе.
Пожалуйста, ваш билет.
*
Это конечная станция. У нее названия нет.
Просто конечная — в смысле, что дальше путь
обрывается, воздух пустеет и меркнет свет.
Расскажите о чем-нибудь.
Ну хоть бы об этом здании с проваленной кожурой,
со вставками закопченного, зачумленного стекла.
Его построил герой, разрушил герой второй,
ночная мгла стерегла.
Что делают эти с баулами и язвами на ногах?
За фанерною выгородкой что кажет глазам экран?
Пустой пьедестал, на нем, прикрывая пах,
когда-то стоял тиран.
Это было славное время. Жаль, что некого расспросить.
Счастье давали по карточкам, где-то по сорок грамм.
Потом, известное дело, лихорадка, красная сыпь,
выстрелы по утрам.
Потом отправляли товары: соль, керосин, табак.
Потом умирали в муках, но боялись кричать.
Потом в железном фургоне увезли бродячих собак,
заперли наглухо двери и наложили печать.
*
Говоря кратко, не вдаваясь в детали,
мы опоздали, торопились, но опоздали.
Стоим с чемоданами на пустом перроне,
пялимся вверх, на радость местной вороне.
Крепкий клюв, черные крылья, серые пятна.
О чем говорить? Ситуация ей понятна.
Ей все равно – скорость движенья или усталость
металла. Но эти остались тут. Навсегда остались.
Ворона сидит на столбе, перья перебирает.
Голос из рупора объявления повторяет
на всех языках и наречьях, но речь невнятна.
Крепкий клюв, черные крылья, серые пятна.
***
сталинские вокзалы построены не для людей
если тут и можно присесть, то только на чемоданах
это храмы великому богу железнодорожных путей
подающему милость людям чай в граненых стаканах
а что нет лежачих и мало сидячих мест
так в русских церквях их нет бились лбом бы
на купол вокзала хочешь - поставишь крест,
хочешь ставь полумесяц не хочешь сбрасывай бомбы
впрочем нужно начать войну для подобных затей
бункер под каждым домом на каждой дороге застава
а покуда великому богу железнодорожных путей
приносят жертву бросаясь под колеса состава
мы люди толстовских традиций мы не противимся злу
а добру мы противимся стоим до последней капли
мы сядем на чемоданы на узлы да и на полу в углу
прикорнем на часок покуда совсем не ослабли
*
Объявляют прибытие. Валятся с верхних полок
с гитарами, рюкзаками, каждый второй — геолог,
каждый третий — биолог, физик, шизик, подлец, кондуктор.
Весь перрон в цветах. Играет марш репродуктор.
Вот несгораемый ящик разлук моих, встреч, ночевок
на лавках, под взглядом дружинников, среди других заготовок
для производства людей, притон, суровая школа.
Девке из комсомола плохо после укола.
Вот они все собрались — бухой инвалид с культяпкой,
техничка из сорок девятой со шваброй и мокрой тряпкой,
святой Себастьян, как ежик, в ранах и тонких стрелах,
несколько тел обнаженных, прокаженных и загорелых.
Считать — не исчислить услуг. Ремонт часов или вставка
змеек на выбор: гадюка, удав, удавка.
Распродажа газет. Платный клозет. Столовка.
Рыбий жир, залежавшийся сыр, щелкает мышеловка.
Вот они все разлеглись: прежде всего, просторы,
долины великих рек, боры и в них проборы —
просеки, блин, дубравы и в них оравы
подростков в поисках сладкой грибной отравы.
Объявляют небытие. Все совершенно правы.