Александр Вепрёв
Бомжацкие стихи, пароход «Бунин», или Умные пальчики
Во время пандемии истерии и коронавируса, находясь в самоизоляции в горах Кавказа, я написал около трёх десятков яиц, тьфу! опусов. Среди которых есть один ночной опус, который и теперь волнует меня; утром, когда проснулся, я вспомнил, что данный опус написал Остап Бендер. Но ничего, подумал я, читатель рассудит. Отделит мух от яиц и яйца от мух! Что не наделаешь во время истерии и сумасшествия! Особенно, когда после Кавказских гор видишь Чёрное море, раскинутое, как огромный блин на сковородке.
Автор
Антисептик
Я вижу оком через край:
Толстею, брат, и молча ширюсь
Вон там, на кухне, сущий рай,
А там сидит коронавирус.
За окнами простор шумит;
За окнами синеет море;
Там чайки реют на просторе,
Поскольку пофиг даже им,
На карантин, где мы сидим,
Их не берёт ни мор, ни хвора.
Как будто море состоит
Из антисептика раствора.
Как-то так
Верлибр в двух верлибрах
I
Как-то так понятно, что человек живёт циклами,
сначала или в конце — творческий подъём,
а потом — спад, сравнимый с апатией
и опустошенностью, будто кто-то забрал
большую часть энергии
из твоего тела
или души.
II
Может быть, мы некие коровы,
дающие некое энергетическое молоко
для высшего разума?
Как-то так...
Бомжацкие стихи, пароход «Бунин»,
или Умные пальчики
Верлибр в пяти верлибрах
I
Однажды, где-то в 90-х годах прошлого века,
сидя за феерическим столом в компании бизнесменов
и будущих бизнесвумен в комфортабельном ресторане,
похожем на пароход «Бунин»,
я с гордостью продекламировал стихотворение
одного современного поэта «Над Вологдою
северные ветры раскачивают галочьи жилища,
II
И до полуночи не умолкает
несметных стай тревожный переклик.
Как пасмурно… Сквозь снег вода сочится,
и окна поликлиники черны.
И только ненаглядный храм Софии
на косогоре борется со мглою…
В какую осень, ах, в какую осень
причаливал поэт, теперь погибший,
на мглистый берег родины своей…
И девочка в заштопанной кофтёнке
несла из магазина сетку с хлебом…»
III
Новая русская дама, сидящая напротив,
постукивая тонкими проницательными пальчиками
по свежей скатерти феерического стола,
с тоской заметила, что стихотворение хорошее, но бомжацкое.
Так и сказала — бомжацкое. И всё.
IV
Я не знал, что ей ответить и промолчал.
Лишь на следующий день, рассматривая заходящее солнце
в округлом оконном проёме комфортабельной каюты,
я подумал, почему бы не составить
антологию Русских бомжацких стихов.
V
Это воспоминание до сих пор витает над моей головой,
но я точно знаю, что данное составление мне не осилить.
Как никогда не вернуться в тот феерический ресторан,
похожий на пароход «Бунин»,
где по свежей скатерти гуляли умные пальчики…
Умная голова
Верлибр в трёх верлибрах
I
По пути из аэропорта домой разговорился с таксистом,
молодым армянином. Он сказал, что в Америке
работают одни умные головы, что он туда,
между прочим, тоже ехать собирается.
II
На мой вопрос, чем он там заниматься будет —
ответил, что будет работать таксистом. Что купил
подробную карту Нью-Йорка и уже год изучает
расположение улиц; даже знает, что на Пятой авеню
есть сорок три проезжих проулка…
III
В конце моей поездки я пожелал умному таксисту
счастливого пути, и дал, сверх причитающего
вознаграждения, 200 руб, говоря по-русски, — на чай.
Я знал из рассказа моего знакомого, что теперь в NY
таксисты зарабатывает гораздо меньше, чем в Москве.
Милосердие
Верлибр в трёх верлибрах
I
Васька открыл книгу и вслух прочитал:
— Кость, брошенная собаке, не есть милосердие. Милосердие — это кость,
поделенная с собакой, когда ты голоден не меньше её.
II
Васька пошёл в кухню, разогрел в электрической кастрюле суп
и вылил его в миску Шарика, которая покоилась там же в углу.
Затем Васька встал на четвереньки и стал лакать суп подобно Шарику,
а Шарик к тому времени, раздавленный колесом ночной машины,
спал на улице самым настоящим мёртвым сном,
и ему снилась мёртвая темнота, от которой исходил мертвецкий запах,
похожий на запах ладана.
III
Мимоидущий гражданин в чёрной маске на лице заметно поморщился,
но его неприглядную мимику никто из голубей, сидящих на карнизе крыши,
просто не заметил.
— Вот и всё, — подумал про себя гражданин по поводу Шарика,
и ускорил шаг. — Ему оставалось шагать ещё квартала четыре.
Жуков и медведь
Два верлибра в одном
Часть первая. ЗИМНЯЯ БАЙКА
Рассказ или байка про маршала Жукова
заключалась в том, что маршал, повстречав
на зимней лесной дороге свирепого медведя,
закричал ему:
— Сто-оять! —
Медведь, испугавшись громогласной командирской команды,
встал на задние лапы... И, помешкав немного,
отдал честь маршалу Победы, как подобает по уставу
бесстрашному русскому воину,
приложив лапу к голове, покрытой головным убором —
шапкой-ушанкой с армейской звёздочкой.
Часть вторая. ЛЕТНИЙ РАССКАЗ
Рассказ или байка про маршала Жукова,
заключалась в том, что Георгий Константинович,
повстречав в лесу свирепого медведя,
закричал ему:
— Сто-ять! —
Медведь, испугавшись громогласной командирской команды,
встал на задние лапы... И, не мешкая, отдал честь
маршалу Победы, как подобает по уставу
бесстрашному русскому воину,
приложив лапу к голове, покрытой головным убором
с армейской кокардой.
Из Сажи Вепревадзе
Афористический верлибр
I
Горы — это окаменелые облака, что легли однажды
на раскалённую землю.
II
В действительности всё намного проще,
чем мы предполагаем.
III
Лучше не скажешь, если не соврёшь.