Алексей Чудиновских
глухая поверхность
поверх южнокорейского оригинала
любительский войсовер
за кадром картаво
произносит реплики героев
культового романа,
в котором злой ретро-футуристический киборг
чистит город от иммигрантов,
а протагонист пьёт виски из пробирки
в баре, где ему наливает марсианка,
в которую он по уши влюблён,
но у него кишка тонка признаться,
поэтому он томно сидит за столиком рядом с окном,
за которым вонгкарваевская иллюминация
блестит нуаром асфальт и, конечно же, днём
ничего не происходит.
сай-фай роман заканчивался долгим диалогом
про ядерную зиму и химические отходы,
но в экранизации вместо него
начинаются финальные титры,
что по-своему очень смешно,
особенно, если их читать, как цикл верлибров.
* * *
луч света высвечивает — все в патине — тонкие кисти
точно похожи на те, что с перстами
в обратной перспективе — фантазия множит на тысячи
мошку из тысячи гранул
перепаханную междометиями и матом
всё прошлое теперь под обложками
куда забегают монохромные буквы с треногами
по горючке памяти — пузырится вымысел
из актёрских проб на по́лках, а на полях — разводы рук
начисто вытерты щётками
мёртвым известная в полной мере история
проливает чёрное молоко рассвета
перефразируя детали оказий
лепит из них месяцы страниц и датские фильмы
чтобы не было мало картин о витринах разбитых
и на плакатах мало
выгоревших фамилий, надорванных
каждое на свой лад имён
и чтобы хрустальные мошки, и зубовного скрежета сполохи
до ночного налёта
со щербатых строк были смыты — ещё до завтрака
из тюри и газеты в горле крынки
начнётся утро понедельника
на вкус горькой колыбельной
если сможешь — сквозь облой зубов — сплёвывай её по́ ветру
* * *
ты можешь часами говорить пока:
пока я не начала причёсываться... пока ещё не готова...
пока не собралась, я никуда не пойду
тебе нравится прятать руки под одеяло, и чтобы сверху лежала раскрытая книга
ты делаешь её похожей на скатную крышу, под которой живут твои пальцы
когда к тебе приходит вдохновение, ты забываешь о макияже, времени на еду и прочей сутолоке мелочей
тогда ты всё вовлекаешь в свои выдумки: перила лестницы, птичьи перья на улице, продавщицу в киоске
всё и всех
когда ты пытаешься танцевать, тебе становится смешно от себя
и ты всё сводишь к пантомиме — тогда смеёшься беззвучно, но ещё более заразительно
раньше у тебя были длинные волосы, которые всюду оказывались раньше тебя
за столом, на сиденье автобуса, в душе и перед сном на кровати
у тебя нет платьев не по фигуре
твой гардероб — это изнанка красивых слов, которые ты не произносишь
да, ты часто их не произносишь — только чуть приоткрываешь губы
и во взгляде промелькнёт что-то весёлое
а потом ты ничего не говоришь, но те, кто давно тебя знают, могут угадать
некоторые твои слова
у тебя есть брат, о котором ты чаще молчишь
он живёт за границей и младше на четыре года
иногда ты разговариваешь во сне, и никто не говорил тебе об этом, кроме меня
но ты не желаешь этому верить — смеёшься и передразниваешь
ради того, чтобы — и когда ты спишь — мир был красивым
все твои слова будто прячутся днём от солнца и показываются к вечеру
ты делаешься разговорчивой и нетерпеливой, сразу и всего сильно хочешь
но иногда ты часами говоришь пока...
* * *
тебе до меня один шаг назад
и ты сможешь заглянуть мне в глаза
когда обернёшься — у меня длинная шея, а в плеере на репите трек Blondie
с альбома семьдесят восьмого года
я напомню, что мы не видимся подолгу, а ты меня будто не вспомнишь
я предложу тебе жевательную резинку и надую розовый шар, который здорово хлопнет
тебе всё это неловко и по всему ясно, что совсем не нравится
ты не угадываешь моё имя и после каждого промаха щёлкаешь пальцами
впрочем, только в сериале мы так могли встретиться
а в реальности нас развели сценаристы по разным сериям
тебе запретили бояться и увели лабиринтом сомнения
туда, где на сгоревшее тело роняют мотыльки дыхание белое
где горящий дом о кресты стёкол лопает свой живот
мне о тебе одно запомнилось — ты представлял замочные скважины
на месте, где должны быть глаза у каждого
кого ты видел на встречном эскалаторе метро
а что до меня, то я повернула направо после стеклянных дверей
и близоруко встречала кафе и церквушки в кривых переулках
выпила кофе с морковным тортом и постояла на службе
уже вернувшись домой, поняла, что исходила весь центр
а все прохожие смотрели мимо на меня
и такое чувство, будто подглядывали из-за угла
* * *
упавшие звёзды на земле превратились в шипящие точки,
кто из них в палевом зное упорно тянется вверх —
свежего клевера целое поле,
а кто и, плавно оставляя след,
гибнет в прибрежном песке. забытая
в луже луна, как из петлицы пуговицу,
вынула голову на лунный воздух посмотреть,
и увидела, как в негативе,
поднявшихся от испуга,
двух птиц — в когтях у каждой, точно холодные змеи,
по упавшей звезде. слышишь? плачет выпившая влагу из тебя, песок,
земля — она уткнулась в камешки птичьих голов
лицом, и тянет из них воздух
в блестящие коробки́ слов.
* * *
Не хоронили сво-
Их убитых
А вы-
Носи́ли с
Поля
Под под-
О-лом
Ма-те-ри
За полем
Вы́носили их
За-но-во
И в вой-
Ну на-
Зад бой-
Цы рин-
Улись с-
Нова с ци-
Та-та-ми
Лао-цзы
На ш-
Ты-ках
Про-ти-в
А-виа-ции
* * *
Забываешься если не сказкой,
То снотворным
Выскабливаешь на кафель нежелательные сны,
Просыпаешься в рассеянном у себя под ногами сахарно-ватном тумане,
Когда в соседнем зале
Зрители смотрят ретроспективу твоих будущих ошибок.
С комментариями родителей тебя оставивших друзей
И судмедэкспертов, пришедших в компании домашних людей в халатах интернов.
В то время ты плаваешь за стенкой в аквариуме,
Судорогой ледышек не доставая в полураскрытых ракушках тающие сумерки.
В программке звёздочками отмечены необязательные ошибки,
А те, что не сделаны, вычеркнуты красным,
В сносках обмякшие строчки советов.
Всё ежедневное кажется склизким.
Сухари в тарелке, крошки на полу,
По стенам размазанные портреты.
Незнакомой тенью кривляешься перед зеркальной ширмой,
Скрывшись от назойливого мира, если не в болезни,
То забавными играми
Или умилительно выныривая
Под наивную мелодию начальных титров.
* * *
1.
в выбоинах на соломенной дороге незаметны уснувшие в них попаданием снаряда псы
из первой части 35-миллиметровой копии
щенки зубами тянут молоко — на темнеющем экране волоски нервной системы чекиста
танцуют на арене цирка с отчаяньем акробатки
теперь и в высоте нет смысла — мухи с петли под бравурную фонограмму садятся на купол
2.
пустой неотапливаемый кинозал рассчитан на 40 человек
субтитры трофейного фильма опаздывают за строчками диалогов комической фильмы
поскальзываются на тонком льду и падают за кадром
не все поднимаются, слабые и громоздкие тонут
* * *
в коллекции шарнирных кукол из фарфора
выбираешь одну — в яркой ритуальной маске
сегодня она — а я в прошлый раз — станет намного лучше
вокруг не должно быть никого
а тех, кто похожи на неё, отвернёшь лицом
к процарапанной стене
наблюдать за роением насекомых
над фантомной болью
и для тебя
приготовлены безымянные зеркала
погружающие голосами с магнитных пластин
в собственную глубину
и тебе
там будет нелегко — не найти точек опоры
долго не почувствуешь ничего
чтобы оттолкнуться
иногда будешь видеть себя
рядом с потухшим огнём продавца спичек
на него не обращай внимание
в последний раз обо мне думай
когда тебе поменяют неисправные детали
я без них тебя не узнаю
также, как и ты
не признаёшь меня после схожих перемен
* * *
я изменяю улице по паркам
внутри себя всегда ей верен
мной часто завтракают тени
на мусоре уснувших пьяниц
я создаю художникам пленэры
для улицы смешно танцую
когда она в осенней грусти
со мной ругаются деревья
сегодня я в воздушном шаре
моя примета — беспредметный
переночую в лёгких сквера
а завтра вас целую в парке