Алексей Чудиновских
условия местности
гипсовый манекен в контражуре твердит, что я умею превращать
колючие растения — что не видны за мангровым шумом
в запасные детали паровых машин
конечно, из неудавшихся экспериментов
с кривошипами, той же гвоздикой
и акацией
случайно понимаешь, что в монотонном разделении
созерцательного покоя
и непрестанной пульсации нежно-розовых бликов на зелёном фоне
с древесного цвета прожилками
пропадает так называемый трепет
зная об этом, как можно
продолжать что-либо и не предаться апатии
как устроены те, кому такое по силам?
верно говорят, что не найденные вовремя вещи
равно как и решения
переходят другим людям
быть может, всё то, что мне неприятно в себе
это чужие промахи и ошибки
* * *
надо уже давно изобрести глубокую поверхность
где будут по тросам ходить марионетки
от мраморных постаментов до музыкальных автоматов
на стене слева — медный циферблат
а в зеркале напротив — стрелки метронома
кто войдёт до полуночи, остановится во весь рост — как свет из горла
высокоствольного фонаря
иногда негласно запрещается фотосъёмка
и о других думать незнакомыми словами
иначе ломается четвёртая стена
за которой — от пола до потолка — гладкая третья стена
возле неё — во всю замочную скважину — дверь с потайным дном
прислонившаяся к себе самой
те, кто смогли её открыть — провалились, а вместо них
вошли их внешние двойники
у оставшихся за спиной — измерительные приборы
для балансирования на стальном тросе
все другие обычно торопятся
чтобы в себе пронести карманные диктофоны
такие быстро выходят — во весь рост
и, как правило, незнакомыми словами
* * *
1.
разбрасываешь руки — посмотри по сторонам — твои руки повсюду
много тебя, так много — что про тебя думаешь
но только о крае твоём: откуда родом растёшь
или о крае в клетку тесной рубахи
снова и снова — ещё не о тебе
ищешь — где сердце мира
2.
вечером делается во времени тесно
если без фильма и бокала вина
разглядывая паузы, нужные слова находят сами себя: скажи я ласковое слово
они хором спрашивают: почему ворон говорил на дороге?
так образы красного сухого неореализма становятся частью тебя
* * *
точно по лекалу с хаотичными подпалинами
по отвесной горе
уходящие линии рельсов
совпадают с ритмом внутри тебя подвешенного сердца
и совпадение разве, что углём на холсте лежащий букет
ещё без чётких контуров
и полупрозрачного аромата медовой акварели
это скрытый повод
рассказать историю о смутном предчувствии
наподобие того, что, если увидишь, чуть наклонив голову
за южным склоном горы
издали кажущегося небольшим человека
то он и есть твой новый дом
и первая фраза, которая придёт в голову
не без резонного опасения, что это вновь оптический обман
прочитай в его раскрытых окнах, сколько раз
и зачем он выходил через них и всегда возвращался
чтобы снова упасть
прочитай об изжитых фантазмах, о том
что после себя оставляли
задавай все вопросы
не впрямую и вскользь
по одной стороне, как на ленте Мёбиуса
уходящие линии
прочертили дорогу по отвесному склону
с другой они же по склону
кажется, вот и всё
главное — здесь — не вернуться к началу
точно в дурной бессвязности
увязнув по локоть в холсте
с рассеянным взглядом
* * *
…то, как ты разрезаешь себя
на части разобранный в собственной речи
как получилось, что прощаешься
со всеми по очереди
прощайте, мои семь лепестков света
прощайте, ваши трогательные междометия
которые как листья в голоде сжимались до града
в выбеленные солнцем виноградные кости
про запас прощайте, навсегда вышитые на предплечьях
чётные дни, как аллергия на все остальные, и если
из едкого дыма
выходить в полуслепые сумерки
к равновесию полной луны
то, пока не простились, на её пыльном свете держатся
мои медленные стихотворения
* * *
если это обо мне то так не надо обо мне
много длиннот и будто пауки тянут волосы из головы
если очень хочется напиши мой портрет примерно так
у неё сияют синие как свобода глаза
платье висит измазанное зелёнкой
бинты разбросаны по кровавым кустам
а небо на вкус как селёдка
конечно было бы замечательно
втиснуть в портрет трёхлапую кошку
с трещиной шахматную доску
и оловянного солдатика
двуногого замученного сержантика
но это как получится
ну и название попроще
что-то такое
или такое
будто и нет его в общем
и боже тебя упаси
никаких рифм и метафор
иносказаний и реминисценций
* * *
вечером, откуда-то высоко, через тюлевую занавеску таращится ненужный день.
запоминая порядок слов, она повторяет:
«вот перевёрнутый стуком колёс чистопрудный трамвай
поднимается на локтях
кошколицый бульвар
а вот по нему идёт девушка
уставшими ногами из-за того что много гуляет
пока её видят во снах
готовая уехать куда глаза глядят
где тепло и комфортно
и где её ждут
но только не очень далеко»
она любит украшать набережную застиранной москвы-реки сравнениями цокольных форточек
с выцветшими полароидами,
на которых птичьи клювы в ягодном варенье тонут,
а солнечные нити ложатся в тёплую постель,
передвинув на спинке кресла
измятую вельветовую тень.
её руки будто сейчас вынуты из облаков — воздушные голубые ладони,
на кончиках пальцев — следы от облепихи.
она курит на балконе, где можно курить, пока этого никто не видит.
в плетёной корзине под марлевым покрывалом — грибы со срезанными ножками,
на подоконнике — переводной журнал
с рассказом о двухмесячном котёнке.
в ночь накануне концерта он вытягивает кошмары из груди
вокалистки грайндкор группы.
он прячет их под потолком на кухне,
где есть кошачий лаз, в котором забывается всё плохое.
роняя столовые приборы,
в зубах котёнок утаскивает туда чёрный мешок.
а что до утра не успеет спрятать,
то скатывает в шерстяной клубок
и прячет за кроватью.
* * *
на железной крышке бака воробей обувь латает
наденет старый пиджак и в город пойдёт
под аккомпанемент аккордеона петь
Бруно сочинил песню, а крылья на рубаху сменял
у него сестра сумасшедшая, она в поле кричит
или потеряет крик и в земле его ищет
что взять с босоногой, только каракули оставляет на земле
немые, как расстрелянных птиц ангелы
появились на площади
* * *
тебе ли не знать про завязь молитвы
ту тревогу и зуд, что в губах — в долгом молчании
шёпот голоса своего
над журнальной статьёй
чем не молитва о голосе?
долго смотрев на себя в тишине, тот шёпот не спутать ни с чем
он один
тебе не знать бы его
я бы этого очень хотел
но от грубого слова сухость молчаньем сжимала нас изнутри
до самой боли — и хотелось всю её опрокинуть
ещё обжигающую — всю — на себя
и перечитывать заново
не узнавая себя, но с лёгкой душой
* * *
1.
всех одолела послеобеденная лень
лежат уютно с наволочками на головах
один свернулся в позе эмбриона
другие трое похожи на футболистов
как на постановочном снимке
испачканные мячом и ладонями
к земле натянуты простыни
за постельным бельём — силуэт женщины
она спряталась и не выйдет наружу пока солнце не выдохнется
2.
глупые дети, пузатые глупые дети
сказали, что нашли за гаражами-ракушками зубатого дядю
из раздутого рта на память вытащили золотые коронки
сказали, что с ним рядом лежали
сказали: так надо
кто рядом с умершим лежал — получает награду
взамен оставили молочные зубы
так нельзя, всё это неправильно
друзья у них выменяли коронки на кукол и вкладыши
сидят у себя и играют
а детские зубы в земле
думают, что родному отцу их оставили
3.
хочется всех прижать к животу и накричать
дать затрещину, добавить пинок на прощание
чтобы бежали быстрее туда, откуда прибежали
чтобы им никогда не впутываться в такое
чтобы запутать время
чтобы на земле пустотелая одежда лежала
нужно повторять волшебное слово
из которого получается пошлое и смешное
* * *
и не ответишь, на обветренных губах
кто приносил на кухню разговоры
тот жив ещё, а этот — в умат пьяный к чужой бабе ушёл
третий — в лесу пропал, но в гости как миленький — на все праздничные дни
зачем вы все дома остались, всё ходишь и спрашиваешь
у брата, у матери — ты, отец — седина и хромает
и тоже хотел бы жить, только в тридцатых
в черновиках на чемоданах
а здесь как говорят: ушедших в себя, то есть хворых душой
долгие прогулки лечат
а тех, кто под стол забрался, того в сухостой на ночь
а утром — через затяг — до вокзала
за час от первого снега — на поезд — и ездий по стране
или этапом на шпалах — в папиных письмах
и самогон из полторашки
пуховые варежки — колтунами — в накатанной горке
сытые нижними полками — вмёрзли
* * *
На титульном листе тетради
Свободная от мыслей рука
Название твоего стихотворения
Где каждая буква на своей клеточке
Ниже — рассказ О путешествии
Во рту прибрежной травы сидела мышь
И от нечего делать окунула в прошлое под землю
Свои нос усы и уши — но не хвост
Она глядела сверху на тебя как тень от грозового облака
Маленькая ты у загородной речки
Глаза на мокром месте
Безвольная вода унесла мышиное семейство
Однажды было так
Сегодня неуклюжий день я думала где начинается несчастье
И обратилась к Богу
Боже я так хочу покоя Боже
Как медведи пяткой люди
На ковре под шелест юбок
Топчут в танце чувство скуки
И надолго оставила тетрадь
Наверно было хорошо
Ты надевала украшения и танцевала
А потом запись без числа
Моё лето среднего роста
Которое в твои ладони собирало крыжовник
Похожий на недозрелых картофельных жуков
Зелёным карандашом профиль на стихах
И на всю страницу крик
Объясни мне слово просто!
И снова исчезла
До поздней весны