Лана Ленкова
Когда-то давно у меня был язык
* * *
Лопнул солнца пузырь
И забрызгал закатом
Тугой горизонт.
Я скольжу мимо нашего дома в стёклах травмая.
Разгорится звезда-чигирь —
Это всё же потом,
А пока гори то,
Что горело, горит и уже, может быть, догорает.
Мы истёрли друг друга до дыр,
И не нужно заплаток:
На что?
А вагон сотню тонн человек по пути растеряет,
И погаснут окна квартир.
Не хочу ни за что
Возвращаться туда, где меня наливают до края.
* * *
Когда-то давно у меня был язык
Из крестиков, ноликов, палочек,
И прочитать его могли только мы с Палычем
(Как же я хотела, чтоб он стал моим папой),
Сторожем бабушкиной церкви,
Где кудрявились виноградные ветви
И лаяла Дина
(Ее, кстати, дед звал скотиной;
Дед вообще все живое считал скотиной —
Особенно немцев).
— Дед, а чем отличаемся мы и немцы?
У нас просто разный язык?
Когда-то давно у меня был язык
Из крестиков, ноликов, палочек,
И в этом языке
Не было
Слова
Война.
* * *
Заползи под сердце гусеницей,
в тело своё закутайся,
залежи старых ран залижи.
Страх смерти — это жадность. Жизнь
тебе не принадлежит.
Возложи себя на игольчатый остров истины,
тихая россыпь часов у стены
и комод. На комоде — фото,
а на них чёрно-белые кто-то
(они пахнут несвежей тишью).
Скоро и ты сонмом мух зажужжишь
ж
ж
ж
ш
ш ш
слышишь?
* * *
Семя посажено.
Смех ребёнка — война — слёзы матери.
Семя полито.
Смех ребёнка — война — слёзы матери.
Семя взошло.
Смех ребёнка — война — слёзы матери.
Древо созрело.
Смех ребёнка — война — слёзы матери.
Древо цветёт.
Смех ребёнка — война — слёзы матери.
Древо стареет.
Смех ребёнка — война — слёзы матери.
Древо иссохло.
Смех ребёнка — война — слёзы матери.
Семя посажено снова
И снова смеется ребёнок:
— Мам, а как долго живёт дерево?
— Так долго, что всё успевает измениться.