polutona.ru

Алан Жуковский, Юрий Жуковский

ЖЁЛТАЯ ЖАРА

Дорога заснула над высохшей речкой,
Как лев, утомленный кипящим светилом.
Низина залеплена солнцем, как медом.
Деревья, дома и сараи приклеены к свету,
Как мухи, прилипшие к ленте на кухне,
Как мухи, убитые в сахарной банке
Избытками пищи. Измучено зноем
Родное село. Ты идешь по рассохшейся пыли.
Всеобщая засуха мучает горло,
Всеобщая боль разрастается в хаос
Бесчисленных трещин, ломающих землю,
Крошащих единство, мутящих сознанье
Войной феодальных ошметков,
Душимых коварным каркасом…

Жара еще не до конца залита
Дождями нескольких лет,
Но боль частично вымокла, подобну алебастру,
И засохла непрочными стенами,
Раздвигающими воспоминания и симультанность.

Жара без намека на синие тучи,
Жара без намека на влажные ветры,
Жара без намека на право надежды…

Впервые для себя ребенок усомнился
В возможности общения, коммуникации, взаимопомощи.
В ускорении маленьких атомов был убит урожай.
Село наполовину опустело. Одному из родственников
Жизнь выписала чек, но он его разорвал. Разоврал.
Жара остановила несколько сердец. Тяжелое лето.
Und nun verschlossen in sich selbst, als hätte
Dieß Herz sich nie geöffnet… Лопнул камертон.

Выпадают монеты из ломаных касс,
И в осушенных плавнях уже навсегда
Заржавевший согнулся былого каркас.
Неоплаченным счетом зияет жара.

Засохшее поле в статичности мыслей
Назойливо жжется сквозь память,
Сквозь стену минут, ты уехал, уехал...
Уехал сквозь образы города в лето из детства.

Ты несешься в лимузине воспоминания,
Проносишься сквозь холодные башни, стеклянные морды
Над неугомонными венами автомобильной крови.
Проносишься сквозь белорубашечные тела клерков,
Курящих под абажуром неба.
Нет, никогда ничей я не был современник.
Воспоминание о селе живет в особом времени,
В особом срезе, отдельно от объекта.
Каждая деталь опыта живет независимо от других и от опыта,
Но постигается через них. Есть ли единство?
Есть ли тут связь? Может быть, все, что кажется осмысленным,
И даже само время –
Лишь набор из странных совпадений?
Но книга Брэдли на столе – не случайность.
И блондинистый локон сквозь мираж на планшете.
Нема з ким тихо розмовляти… Жара. І жах. І жаль.

Ты покинул село на притоке Днепра,
Когда желтая засуха жгла урожай,
Пожирая детей, как надменный Уран;
Руки солнца, глумясь над беременным полем,
Колотили его кулаками бурлящих лучей,
Низвергаясь на землю миражными злаками,
Насмехаясь над высохшей почвой.
Соблазняя деревья, коварное солнце
С них стащило одежду, целуя их ветки.
Жара наступала, и зной разрушал…
Трансцендентальное единство.

Ты покинул село на притоке Днепра,
Когда умер потерянный рай,
Когда кончились деньги у туч, рукава
Паровые прудил урожай.
Стон растений сочился сквозь яд,
Желтых жжений касаний колыша навет.
Я хочу убежать из потерянных лет.
Разбегались голодные трещины в ад.

Ошпаренный Солнцем, ты наблюдал за развалом пейзажа,
Ускоренным расширением Вселенной,
Распавшейся не на атомы, а на образы.

Убежавших метафор подкрался орган.
У блуждающих образов тропки свои,
К сути мира идти опоздал караван,
В раскаленные желтые летние дни
Дряблых истин клубится пустынный обман,
Растрясаются руки над болью земли.

Что такое общество? Что такое общение?
Ведь каждое сознание стоит на особом наборе свай,
И вылеплено из бесконечных причин,
Причины каждой из которых бесконечны.
И все же между неисчислимыми неизвестными
Возникает равенство.
Ты шел по дороге над высохшей речкой
И смотрел на круглую гряду холмов,
Похожую на сросшиеся зубы нижней челюсти.
Казалось, что между холмами возникли просветы.
Они раздвигались. И вот уж меж ними –
Тысяча и один световой год.