Алиса Касиляускайте
Никого не жалко
В тот момент, когда под крылом
Микросхемами становятся города,
На окне нарастает сахарная слюда.
Разве это – в лоточках – можно назвать "еда"?
Пристегни ремень,
Проглоти слюну,
Оставайся со мной всегда.
В тот момент, когда ты летишь,
Во мне лопается струна,
И становятся дальше
Осколки крыш,
Отсмеявшаяся страна.
И становится холодно и светло,
Поднимается ил со дна.
А твой взгляд перейдёт
Со стаканчика на крыло,
Воздух-воздух. Вода-вода.
Не глотаю слюну,
Плюю через левое,
Держу в облаках лицо.
Постучу по дереву,
Позову весну,
Помусолю в руках кольцо.
Только я не выдохну,
Не усну,
Пока снова
Не прикоснусь.
Тьфу-тьфу-тьфу.
У тебя на посадке
Заложит уши.
Моё сердце-заложник
Заходится.
Ну и пусть.
+++
Штука даже не в том,
Что однажды тебя погонят,
Что однажды тебя заметят
Волосок-жучок-трещинка-слабина.
Штука даже не в том,
Что, наверное, будет больно,
Что, наверное, будет стройно:
Паспортный стол, кабинет директора,
Лифт, кладовка и целина.
Штука даже не в том,
Что однажды ты им поддашься.
Кошки-мышки. Чёт-нечет.
Голову в печку. Тебе водить.
Просто ты вернёшься с работы сегодня вечером —
Сам себе чрезвычайный чиновник,
Добрый следователь,
Крокодил.
Просто
Они откажутся за тобой следить.
Останешься ты один.
Чистосердечное мартобря
Виновен
Вечен
И паладин
+++
Каждый день просыпаешься с мыслью,
Что все ещё впереди.
А потом просыпается он –
Холодный птенец –
И ворочается в груди.
Перья щекочут рёбра.
В сердце долбит дупло.
С этим птенцом, считай, тебе повезло.
У других вот слонопотамы, драконы,
Внутренние ребёнки,
Булыжник размером с дом.
Девушка за соседним
С острым сидит углом,
С хищным, глазастым кроликом,
Скучным, тугим узлом.
С чем только ни живут —
Губная жевалка,
Большой нутряной излом…
Так что твой желтоносый,
Конечно, малое зло.
Подумаешь — вдруг царапнет
Изнаночных глаз стекло.
+++
...Или другая просыпается ночью,
Встречается с репетицией смерти,
Говорит: «У меня ничего нету.
Я не чувствую под собой
Ни стебелька, ни почвы.
Ни жужжания, ни цветения,
Мне надо написать завещание».
А этот, лежащий рядом,
Вместо того, чтобы утешить,
Говорит: «Ни колечка тебе, ни обета,
Ни словечка.
У меня для тебя — ничего нету.
У тебя для себя — ничего нету.
Когда смерть придёт,
Выйдешь к ней без вещей,
Останешься в чём одета».
...Или эта рассказывает про маму —
Как она приходила к ней ночью,
Распускала косы,
Как потом ничего уже
Не понимала.
Но, когда ей говорили: «мама,
Какие у тебя красивые волосы»,
«Да, волосы», – повторяла.
А потом уходила снова,
Не слышала, растворялась.
...Или та, которая я,
Сидела, гудки прижимала к уху,
Слушала уханье,
Дыхание того самого за спиной.
Думала: «Это всё не со мной.
Скажи мне,
Скажи мне,
Скажи, что сделать,
Чтобы там ответили,
Проявились,
Остались в теле».
Всех очень жалко.
Никого не жалко
На самом деле.
Каждый носит
Под сердцем,
Репетирует,
Ждёт,
Холодеет.
«Мама,
Расскажи лучше
Что-то
Повеселее».
+++
Влезаешь в утро через "не хочу",
Мочалка прислоняется к плечу,
Как будто она рада тебя видеть.
В семь тридцать воздух пахнет мокрой Нидой,
Фонарик превращается в свечу.
Округлость миру придают очки.
С тем миром ты играешь на очки
И каждый раз проигрываешь с честью.
В прихожей коврик пахнет мокрой жестью.
В окне мерцают окна.
Как рачки.
+++
Бабушкиной кулинарной тетради
Когда жив,
Твоё время тебя проявляет.
Заполняет тобой
Все комнаты, каждую кофточку,
Фотографию и кровать.
Проливает тебя на свет,
Оставляет портреты,
Как будто учится рисовать.
Создаёт впечатление,
Что тебя очень много:
Всего по карманам не спрятать,
Не рассовать.
А потом тишина
Вступает в свои права.
А потом тебя начинают искать
По привычке в субботах и четвергах,
В оврагах неверной памяти,
Общих родинках,
На оставленных берегах.
Что когда-то было
В дыхании и шагах,
Собирают по буковке,
И ходят теперь в долгах
У времени.
Им остаётся клянчить и жадничать,
Смотреть на скупой улов:
Исчезающий запах духов,
Пара слов,
Мелочей мешочек.
И тот факт, что кто-то узнает, как делать плов,
Поедая глазами жадно
Твой круглый почерк.